Одна из тонких бровей девочки приподнялась.
– Я знаю, – повторила она.
– Тогда зачем ты их берёшь?
– Потому что, – нетерпеливо бросила девочка, – из-за тебя я потеряла из виду ту, которую хотела достать.
– Зачем тебе всего одна…
– СкореескорееСКОРЕЕ! – пропищала белка.
Вэна ещё никогда не перебивала белка. Но люди перебивали его достаточно часто, чтобы он научился понимать, когда это происходит.
– Никогда не видел дрессированную белку вживую, – сказал он в надежде перевести разговор на более приятную тему. – В смысле я смотрел «Элвин и бурундуки», но это же мультик. И они были бурундуками.
Белка моргнула на него.
– Она любит попкорн? – спросил Вэн. – Потому что я могу взять у мамы денег и…
– Значит, ты просто обычный маленький мальчик, – опять перебила его девочка, убирая в карман последнюю горсть монет. – Ты маленький мальчик, который сидел здесь, в парке. И увидел, как я забираю из фонтана пенни. Вот и всё. – Она подождала, пристально глядя на Вэна. – Правильно?
Вэну не понравилось, как она его описала. Его задела часть про «маленький». Не говоря уже про «просто». Но что он мог возразить? Как объяснить этой странной девочке в слишком большом для неё пальто, что не просто сидел в парке? Он спас космонавта, нашёл метеорит и заметил другие вещи, на которые больше никто не обратил внимания. О подобном первым встречным не рассказывают. По крайней мере, не Вэн.
Поэтому он сказал:
– Правильно.
Белка запрыгнула на плечо девочки и что-то пропищала ей на ухо.
– Нет. У нас нет времени на попкорн, – пробормотала та.
И посмотрела на Вэна. Её ноги нервно шаркнули по траве. Она потуже запахнула вокруг себя полы пальто, хотя день стоял жаркий.
– Я не хотела грубить, – сказала девочка. Казалось, слова сорвались с её языка непредумышленно, как высыпавшаяся из кармана мелочь. – Я просто… люди обычно не… – Она замолчала и опять запахнулась в пальто. – Они обычно со мной не заговаривают. – Девочка отвернулась. – Мне пора.
– Погоди! – остановил её Вэн.
Он похлопал себя по карманам. Ему хотелось дать этой девочке что-нибудь лучше скользких пенни. Что-нибудь особенное. Его пальцы сжались вокруг гладкой округлой поверхности загадочного метеорита.
– Возьми, – он протянул девочке стеклянный шарик.
Тот заблестел на солнце.
Девочка слегка нахмурилась.
– Что это?
– Я нашёл его. И подумал… вдруг тебе понравится.
Девочка взяла шарик с кончиков пальцев Вэна.
– Иногда я замечаю вещи, – вырвалось у него. – Интересные вещи.
Девочка опять уставилась на него тяжёлым подозрительным взглядом.
– В каком смысле? – спросила она. – Какие ещё вещи?
Но прежде чем Вэн успел ответить, в воздухе прогремел голос:
– Джованни Марксон!
Вэн развернулся.
Прямо позади него стояла мама.
Если бы мама Вэна была зданием, а не оперной певицей, то она была бы кафедральным собором. Большой, приземистой и изящной постройкой с куполом из зачёсанных вверх медно-рыжих волос. Eё голос всегда звенел, как если бы они находились в просторном каменном зале. Вэн знал, почему оперные певцы не пользуются микрофонами: они им не нужны.
– Я сказала тебе сидеть на скамейке, разве нет? – прозвенела Ингрид Марксон.
– Да, – сказал Вэн. – И я сидел. Но потом…
– Я вышла из магазина и обнаружила тебя здесь, совсем в другой стороне. Разве мы об этом не говорили?
– Говорили, мам, – согласился Вэн. – Но там… – Он обернулся, но девочки и белки уже и след простыл. – Там была эта…
– Если я не могу доверять тебе оставаться там, где мы условились, тебе придётся торчать со мной во всех обувных магазинах. – Мама демонстративно подняла пакет с покупками. – А теперь пошли домой.
Шагая рядом, они вышли за ворота парка.
– Чуть не забыла, – сказала мама. Её гнев уже рассеялся, и к ней быстро возвращалось её обычное хорошее настроение. – Нам нужно ещё кое-куда зайти. Это крайне важно. Куда ты хочешь: в кафе-мороженое на углу или в то кафе-джелато напротив вокзала на Двадцать третьей?
– Джелато, – ответил Вэн, хотя его мысли были далеки от сладостей.
Идя по улице, он крутил головой по сторонам в надежде заметить девочку в большом для неё пальто с белкой на плече. Но пешеходов становилось всё больше, уличный шум нарастал, и вскоре город обрушился на него приливной волной, смешав всё и вся.
3
Супер-Вэн
Вэн почти не помнил своего папу.
Поэтому он его воображал.
– Твой папа творил магию, – говорила его мама всякий раз, когда Вэн спрашивал о нём.
Многие годы Вэн представлял папу в длинной шёлковой мантии и с блестящим цилиндром на голове, разбрасывающим колоды карт и заставляющим кроликов исчезать в маленьких облачках дыма. Но со временем он понял, что мама имела в виду совсем другое.
На самом деле его папа был сценографом. Его звали Антонио Филлипп Гейджез-Гарсия, и с помощью света, тканей, теней и сухого льда он создавал спецэффекты, от которых у зрителей замирало сердце. Насколько Вэну было известно, его папа всё ещё работал, скорее всего, в каком-нибудь европейском мегаполисе, делал наброски сцен и устанавливал разное хитроумное оборудование.