– Хочешь скрыть от них, что твой братец – сыщик?
– Да нет, я не об этом…
Мерш испустил преувеличенно тяжкий вздох:
– О’кей, сейчас я пойду один. Но на завтрашний день я тебя мобилизую, старина. Так что о баррикадах можешь забыть!
20
В ожидании подкрепления Мерш обыскал убогую квартирку Сюзанны. Увы, ничего примечательного, если не считать библиотечки пылкой юной революционерки и кучи барахла непонятного назначения – палочек ладана, склянок с маслами, коробочек пудры.
Скорее всего, этот хлам имел отношение к восточным религиям, очень популярным в нынешнее время. Но на всякий случай он попросит коллег провести их анализ – мало ли что…
Проведя этот не давший никаких результатов обыск, он снова спустился в бистро и позвонил своему шефу комиссару Вилье, который дал ему разрешение начать следствие по форме «особо тяжкое преступление». Как Мерш и предвидел, начальнику, по горло занятому наведением порядка в районе улицы Бюси и школы изящных искусств, было сейчас не до него.
Около семнадцати часов прибыли служащие похоронного бюро, чтобы забрать тело. Одновременно сюда же явился фотограф из отдела идентификации личности, а за ним чуть ли не рота полицейских – «для охраны места происшествия». Квартирку Сюзанны Жирардон заполнили голубые мундиры, белые халаты и черные костюмы.
Мерш раздавал приказы так уверенно, словно никогда и не покидал свою контору, – времена одиночных рейдов с гранатой в кармане, казалось ему, канули в далекое прошлое. Фотограф снимал все подряд, то и дело ослепляя людей вспышками и так усердно, словно решил навеки запечатлеть на пленке каждую минуту этой сцены.
– Когда будут готовы снимки? – спросил Мерш.
– Сегодня вечером, часам к десяти.
– О’кей. Принесешь их мне в тридцать шестое отделение. Или нет, лучше в Божон.
– В Божон?
– Да, я расположился там.
Наконец прибыл помощник прокурора.
– Простите за опоздание, у нас там проблемы из-за забастовки.
– У кого это у вас?
– У чиновников. А вы думаете, у нас нет своих требований?
Мерш так и застыл с разинутым ртом. Решительно, борьба за права распространялась, как заразная болезнь!
– Надеюсь, хоть вы-то не начнете бастовать?
Он шутил, но помощник прокурора ответил вполне серьезно:
– Не исключено.
Мерш решил не углубляться в эту тему. В нескольких словах он ознакомил чиновника с ситуацией, и тот отреагировал с видимым неудовольствием: молча и торопливо подмахнул протокол и исчез.
– Ну, как дела, котик?
Мерш обернулся и увидел Берто, своего любимого помощника, единственного парня, на которого он мог всецело положиться в таком деле. На первый взгляд сыщика можно было принять за «мыслящего пролетария». При нем всегда были багет, берет и «литр красного». Свой грузный торс он облекал в водолазки из стопроцентного акрила, который с треском разбрасывал искры по всему помещению. Поверх этих водолазок – красных, желтых, зеленых – Берто надевал клетчатый пиджак, который считал «шикарным прикидом». Особенно ему нравились кожаные заплатки на локтях, придававшие, по его мнению, всему этому ансамблю благородный «британский» оттенок. Широкое лицо в красных прожилках выглядело невозмутимым, и только маленькие глазки шныряли во все стороны, точно шарики на переменке в школьном дворе. Мощная челюсть невозмутимо покоилась на двойном подбородке… Короче говоря, увидев своего помощника, Мерш сразу успокоился. О таком Будде можно было только мечтать.
Они снова расположились в бистро, ставшем теперь генеральным штабом Мерша. Хозяин только изумленно таращился при виде всей этой суматохи и забывал брать с клиентов плату. В бистро то и дело заглядывали зеваки, но быстренько уходили, наверняка объясняя появление легавых охотой за студентами.
– Где тебя носило в последнее время? – спросил Берто вместо приветствия.
– То там, то тут… Ну а тебя?
– Да меня тоже.
И оба усмехнулись. В этом бурном мае почти все полицейские занимались самыми что ни на есть непривычными делами: внедрением в ряды восставших, участием в тяжелых уличных боях, недозволенной слежкой, допросами «по-американски» (с рукоприкладством)… В борьбе с этими оголтелыми повстанцами все средства были хороши.
Мерш сразу приступил к делу:
– Ты уже видел труп. Ну и что ты об этом думаешь?
– Жутковатая картина. Напоминает Алжир – взрыв в «Милк-Баре»[37 - 30 октября 1956 года в алжирском кафе-мороженом Milk Bar Зохра Дриф-Битат (р. 1934), участница алжирского Фронта национального освобождения, совершила террористический акт; в результате взрыва погибли три человека, несколько десятков пострадали.], когда несколько парней…
– Можешь не продолжать, я тоже там был.
Берто подцепил свою чашку за ручку и поднял ее, словно провозглашая тост в память о старых добрых временах.
– Проблема в том, – сказал Жан-Луи, – что девчонка была студенткой. Ты представляешь, как мы будем расследовать дело в той среде?
Берто усмехнулся, и его жирный подбородок затрясся над воротом водолазки канареечного цвета.
– Тебе придется прочесать квартал, чтобы найти свидетелей, – сказал Мерш. – Учти, что ее убили после возвращения с демонстрации, иначе говоря, во второй половине ночи. Наверняка кто-нибудь должен был хоть что-то заметить.
– Jawohl, Herr General![38 - Слушаюсь, господин генерал! (нем.)]
Мерш вопросительно поднял бровь.
– Я следую популярному лозунгу – «Спецназовцы – гестаповцы!», – пояснил Берто, вскинув руку в нацистском приветствии. – И желаю быть на высоте моего нового положения.
– Сейчас не время ерничать, Берто. Мне кажется, ты еще не проникся серьезностью ситуации. В этом деле мы с тобой одни, больше никого не будет. Обстановка такая, что всем плевать на девчонку, разделанную, как свинья, неизвестным психом. Вот если бы ей разнесло голову гранатой…
– И значит?..
– Значит, ты должен найти свидетелей, а я пока займусь родственниками жертвы.
Берто встал; он был не из тех, кто долго рассуждает.
– Где я смогу тебя отыскать?
– Оставляй сообщения в кафе «У Мартена», знаешь такое?
– Знаю.
– И с завтрашнего дня обоснуемся в Божоне.