Безумная из Шайо

Изыскатель. В наших делах, барон, мы лишь оказываем порядочным людям подобающую им честь, превращая порядочность в нечто не менее смертельно опасное, нежели преступление. К тому же рядом с нефтяным месторождением труп не пахнет. Это аксиома геологоразведки.

Барон. А взрыв нас не заденет?

Изыскатель. Не беспокойтесь. Однако обернитесь! За нами наблюдают. Сделаем вид, что поглощены беседой. Мы вас слушаем, господин агент, – вы ведь у нас в долгу.

Биржевой заяц. Меня зовут Жорж Шопен. С композитором мы лишь однофамильцы, но я обязан ему своим прозвищем. Не будь его, мне не пришлось бы всю жизнь слышать: «Пианист нас продал». Или: «Пианист заработал два года». Или: «Пристрелить пианиста!». Сын матери бедной, но нечестной, занимавшейся скупкой ломбардных квитанций на улице Тиктон, я всю свою жизнь посвятил этой женщине. Чтобы заказать ей корсет по мерке, поскольку она тучна и кривобока, я в пятнадцатилетнем возрасте позабыл отнести в полицию оброненный кем-то и найденный мною бумажник. Чтобы подарить ей золотую табакерку – она жует табак, – я с восемнадцати лет стал сниматься в порнофильмах. Чтобы устроить ее в Коломб – у нее астма, – я в течение семи лет по поручению одного судебного исполнителя из Шаронн занимался выселением неплательщиков из квартир. Операция эта поначалу несколько деликатна: плачущие женщины, орущие дети, девочки, которые не желают расстаться с каким-нибудь предметом обстановки и вцепляются в него… Но мысль о матушке поддерживала меня. Я стал мастером в искусстве отрывания детских ручек от мебели. Вскоре я приобрел такую репутацию, что один маклер с хлебной биржи направил меня в Буэнос-Айрес, чтобы выдворить триста итальянских семей из жилого массива, который не могла очистить от них никакая полиция. Приближалось семнадцатое апреля, а матушка моя хотела получить кольцо с изумрудом, притом мужское кольцо, так как пальцы у нее несколько смахивают на сардельки. За неделю жилищный массив опустел – исчезли как сами обитатели, так и весь их скарб, включая триста кукол. Тем временем по случаю голода на Востоке я приобрел в Буэнос-Айресе кое-какие познания в области перепродажи зерна, а также наложения на него ареста, и мое призвание окончательно определилось. Матушка еще жива. Злоупотребление жирами и бенедиктином несколько помутило ее сознание, но каждое семнадцатое апреля она меня узнает и протягивает за новым подарком руку, отягощенную браслетами и кольцами. Надеюсь, мне их еще не скоро придется снимать с дорогой мамочкиной ручки. Я кончил… Как видите, избавить Шайо от всей этой орды – детская игра для меня.

Изыскатель. Отлично. Бьет двенадцать… Боже мой, что это?

Входит Спасатель с моста Альма с телом утопленника на руках.

Пьер?.. Что случилось?.. Кого это вы несете?

Спасатель. Утопленника. Это мой первый утопленник. Я – новый спасатель с моста Альма.

Официант. Скорее, похоже, что его трахнули по голове: одежда-то сухая.

Спасатель. Тоже верно. Он уже перекинул ногу через парапет, и я хватил его по голове – чтобы не сопротивлялся. На этот счет у нас строжайшие предписания. Утопленника полагается оглушить сильным ударом, чтобы он не утащил спасателя под воду.

Официант. Но ведь этот-то был пока на суше.

Спасатель. Он – первый, кого я спас, мсье. Я вступил в должность сегодня утром.

Изыскатель. Этот юный идиот донесет на нас. Куда, черт побери, он девал взрывчатку?

Председатель. Надо любой ценой избежать скандала, не то наше Объединение взлетит на воздух.

Спасатель дышит молодому человеку в рот и делает ему искусственное дыхание.

Изыскатель(подходя ближе). Что вы делаете?

Спасатель. Манипулирую с грудной клеткой. Вдуваю воздух ему в рот. Смотри правила первой помощи утопленникам.

Изыскатель. Да ведь он же не утонул!

Спасатель. Считается, что утонул.

Изыскатель. Считается, что утонул? Но ведь он утонул, так сказать, на суше. Правила помощи утопленникам сюда не относятся.