Нити странницы

Странников жители привечали, как гостей дорогих, спешили поделиться самым-самым. Тайны раскрывали, такие, о которых умалчивали перед родными, соседями, друзьями.

Малют шла за девушкой, а взглядом блуждала по селению. Маленькие домишки украшены живой зеленью. Окон нет, а двери сплетены из соломы, чтобы воздух всегда попадал внутрь. Время ещё раннее, жители спали, а девушка, наверное, поджидала гостью, чтобы первой увести в тайное место.

Интересно, о чём расскажет? Что-то про поселение или про себя?

Девушка скинула сарафан и с визгом вбежала в реку. Малют улыбнулась и поёжилась. Даже брызги жалили холодом. Чуть поодаль дерево склонилось к реке, как уставший путник, желающий утолить жажду. Девушка подплыла к нему, раскачала ветви, запуская круги на воде, и помахала рукой.

Малют медленно разделась, бриджи, рубаху положила аккуратно на траву, рядом поставила ботинки. Оттягивала время. Может, девушка выйдет на берег и не нужно будет окунаться…

– Ну? Так и будешь мяться? Иди. Только вначале холод кусает, а здесь тёпленько, хорошо, сны бутонами раскрываются, тайны на глади воды проявляются.

– Кто ты? – Малют ступила в реку и не отрывала взгляда от девушки.

– Я? Дух деревни, я вижу нити твои, они так трепыхаются, их оторвали от родичей, а они их ищу и ищут. Но ты странница, лишена дома, семьи. Вот они никак и не найдут тебя.

Малют зашла в реку уже по колено, холод и правда отступал, но не из-за воды, любопытство тянуло вперёд. Девушка же скрылась за ветвями, голос её терялся в шуме течения.

– Я многое ведаю, иди ближе, раскрою секреты. Ты хочешь узнать кто ты, вернуть прошлое. Правда, готова? Тогда иди. Окунёшься в бурлящий поток и снимешь завесу, скрывающую от тебя прошлое. Ну где же ты? Поспеши! Скоро набегут люди, я при них не смогу говорить.

Малют растёрла кожу рук и сделала ещё шаг, снизу потоки ледяные, земля склизкая. Малют почувствовала, что её затягивало, сбивало с ног.

Со спины долетел мужской крик:

– Эй! Вы чего это удумали?

Малют обернулась и тут же поскользнулась. Плюхнулась неуклюже в воду, мышцы свело, дыхание перехватило, тело закрутило и понесло к дереву. Только его облик сменился, словно голос мужчины прогнал морок. Сухие, безжизненные ветви тянулись к добыче. И девушки нигде не видать. Малют почувствовала, как её схватили за подмышки и дёрнули. Она глотнула наконец воздуха и помогла вытащить себя на берег, перебирая по склизкому дну босыми ногами.

– Ссс-пппа-сссси-бббо, – выдавила она, стуча зубами.

Мужчина снял льняную майку, растёр ею руки, спину спасённой, поднял с земли и протянул рубаху, встряхнув от налипших травинок.

– Нельзя тут купаться, опасно это. Разве ж вас не предупреждали?

Малют покачала головой, а мужчина поцокал, взял гостью под локоть, повёл к домам, ворча:

– И чем вы слушаете? Привечая мы всегда говорим: одному никуда не ходить! Деревня наша не любит чужаков, проверяет.

– Так я ж не одна. Девушка была в сером платочке.

Мужчина споткнулся, сильнее сжал руку Малют, сделал вид, что не услышал – заговорил о своём:

– Скоро завтрак жинка накроет, чаем травяным отпоишься. А к реке больше не сувайся! Вылавливай потом из пучины то, что выплюнет бездна…

?

***

Стол в поселении рода Пахор накрывали на улице – длинный, в тени деревьев, с пеньками вместо стульев. Завтракали вместе: кто мёд приносил, кто молоко. Яйца варёные, травы морёные, глаза голодные разбегались. Пока хозяюшки хлопотали, никто не садился, детвора шумела поодаль, мужчины осматривали дома, точили топоры, носили воду. Все при делах, только гостья маялась от скуки, ходила вдоль стола, вдыхая ароматы блюд, и остановилась возле жены того мужчины, что спас поутру.

– Вы уж простите, я не знала про омут в реке, – оправдывалась Малют, грея ладони на большой кружке травяного чая.

Женщина среднего роста, полненькая, в перепачканном переднике и туго завязанном платке, раскладывала по тарелкам оладушки и, не глядя на гостью, пробормотала.

– Ой, да не слухай ворчание Семки?. Он знает, что как не сказывай, всё равно чужака найдёт у речушки. Первым делом бежит утром тудась. И ведь не к спокойному бережку манит их. Идут в пучину, с которой местные-то не сдюживают, хоть знают каждый камушек и силу течения.

– Но меня девушка в сером платочке туда пригласила.

Малют всмотрелась в реакцию женщины. Проигнорирует? Но та, лишь отмахнулась и принялась резать яблоки.

– Ой, знаем мы эту шкодницу. Сестра Семки?, утопла лет уж двадцать назад. Скучно ей там, вот и манит к себе. Но ты не верь ей, – женщина взглядом пригвоздила гостью, помолчала пару вздохов, улыбнулась и принялась взбивать густую сметану.

К дальнему краю стола подошёл глава деревни, чмокнул свою жену в макушку, уселся на пень, да постучал по соседнему, кивком приглашая Малют. Борода его спускалась до пупа, кафтан немного расходился, одел, видно, ради гостьи и забыл, что поправился с последней примерки. А жена смекнула, платок накинула ему на плечо, прикрывая срамоту, и защебетала, что-то на ухо. Глава прижал к губам кисть жены, подмигнул и запустил пальцы в бороду, расчёсывая её.

– Ну что ж? Как спаслось? У нас воздух гости хваляют, за сон лёгкий благодарят.

Не дожидаясь ответа, глава отломил коврижку и прихлебнул молока из пиалы, которую заботливо протянула жена. Крошки сразу в бороде спрятались, струйки молока сделали её с проседью. Малют еле сдержала улыбку и заметила, как жена главы покраснела, она дёрнулась было помочь, но взгляд мужа заставил её молча сесть.

Интересно, какой тут семейный уклад? Вот вроде со стороны видно – любовь, а вон как слушается мужа, одного взгляда хватает, чтобы не сметь слова без разрешения вымолвить.

– А чем ещё славится ваш народ? – спросила Малют. Она не рассказывать приходила в селения, а слушать и наблюдать.

Но глава покачал головой, дал знак другим жителям усаживаться за стол, а по правую руку Малют появилась старушка и ответила вместо него:

– Ты ешь, ешь, деточка, для разговоров у нас будет другое время.

Это была мать главы – самая старшая женщина в этой деревне. Её ласково называли Бабуля, совмещая возраст и имя – Ульяния.

-2-

День проходил для Малют привычно, она наблюдала за жизнью поселения: женщины мыли посуду, готовили обед, стирали, детям внимание уделяли, а вот мужчины почти не попадались на глаза. Одни после завтрака ушли на охоту, другие собрались в дальнем конце деревушки в сарайчиках: стучали, пилили, не сдерживались в крепких словечках. Гостью к себе не пускали. Хоть и в портках она, но всё же девица… Дух разгневается – отвлечётся мужик и травму получит.

Скучно было Малют, ничего необычного не происходило, только удивляло, что старики не встречались. Кроме Ульянии. Дома сидят? Не показываются чужакам? Или нет их совсем? Но спрашивать об этом пока не решилась.

– А где знахарь ваш? – спросила Малют, помогая Бабуле, растянуть на верёвке огромный платок.

– А на кой он нам?

– Ну как же, хвори снимать, особенности детей замечать.

– Ага, был у нас один. Вот такой же, видать, как тебя в странники записал.

Малют задержала дыхание.

– Чего замолкла? – Бабуля уставилась блёклыми глазами на гостью. – Будоражишь ты нити, даже я чувствую, дух реки, вон, пробудила. Манит он тебя. Тайны раскрыть обещает, но ты не верь. Утопнешь только!

Между старушкой и странницей пробежали мальчишки лет пяти, с улюлюканьем, визгами.

– Вон, малышня, вишь, сами ведают, кем им статься. А знахари ваши. Нет им у нас места. Изжили мы их.