Лешая

Подобрав попавшую под ноги сухую ветку – так себе защита, но лучше, чем ничего – Санька обернулась. Пень вновь переместился, теперь ближе к открытой задней двери, которую не захлопнула, выбираясь наружу, дочка. Верхняя часть его вытянулась остро, просунулась в салон.

Альбинка тоже посмотрела назад, забеспокоилась:

– Чего он там делает, мам? Вдруг наши вещи заберет?

– Не заберет, – тихо ответила Санька, искренне радуясь, что странному пню больше приглянулась машина, чем они с дочкой. – Ну, а если и заберет, то ничего страшного. У нас там особых ценностей нет.

«Кроме документов в рюкзаке, – подумала она про себя, – но и они – дело восстановимое».

Альбинка не унималась:

– А если скрипку мою стащит? Она ценная! Она Марь-Константиннина.

Тут не поспоришь. Инструмент для подготовительных занятий музыкой – Санька планировала в следующем году отдать дочку в музыкальную школу на бюджет – они арендовали у преподавательницы Марии Константиновны. Новая скрипка стоила дорого, доход не позволял спускать деньги в неизвестность. Музыкальная школа – дело такое. Пристроишь туда ребенка, а он не потянет. Бывает и так. Что потом с купленным инструментом делать? Перепродавать? Тоже морока. Одна Санькина знакомая пропихнула в музыкалку своего сына, решив, что ему светит карьера пианиста. Купила на заказ роскошный инструмент. Ребенок позанимался полгода и встал в позу – больше ни за что и никогда. Так дорогущее пианино в доме той знакомой и стоит. В Новый год на него ставят салатницы с оливье, в день рождения – вазу с розами. Полгостиной занимает…

Альбинку нужно было успокоить:

– Не заберет, – мягко произнесла Санька, напустив в голос бодрой уверенности. – Зачем ему твоя скрипка? У него и рук-то нету.

А сама подумала: «Вроде этот пень за нами не идет. И хорошо. Может, теперь отвяжется?»

Тропинка нырнула вглубь рябинника. Стало совсем темно, лишь где-то впереди назревало, даря надежду, теплое желтое свечение.

– Мама, опять огоньки! – Альбинка восхищенно тыкала пальцем по сторонам. – Какие яркие!

– Светляки… – в очередной раз повторила Санька. – Гнилухи…

Но дочка ее не слушала:

– Смотри, как бегают!

Санька присмотрелась. Огоньки, которые она сперва приняла за россыпь притаившихся в траве ночных насекомых, выстроились рядком и потекли вдоль тропы извилистой вереницей.

– Пусть бегают…

Что тут еще скажешь? Санька ощутила абсолютную беспомощность, и соль этой беспомощности крылась в полном непонимании того, что происходит. Какие-то таинственные блуждающие пни и огни, странная дорога, невнятный и все-таки такой обнадеживающий свет впереди…

Она устала. Сил, чтобы пугаться и нервничать, просто не осталось.

«Если бы нас хотели обидеть, давно бы уже обидели», – успокоила себя Санька и, подхватив ладошку Альбинки, пошла вперед с удвоенной скоростью.

Вскоре лес расступился. Взору открылась темная поляна, посреди которой стол небольшой домишко, собранный из круглых, грубо обтесанных бревен. В щелях между венцами торчал серебристый мох. Крыша поросла травой. Сама постройка выглядела совсем небольшой, в длину метров шесть, в ширину примерно три. Размер средней строительной бытовки. Правда, к переднему фасаду, там, где вход, крепилась массивная бревенчатая терраса почти с сам домик размером. С потолочной балки свисала на ржавой цепочке круглая стеклянная лампа, внутри которой клубился светящийся газ.

Лампа качалась от ветра. Маслянистый кружок ее света монотонно таскался по деревянному полу террасы туда-сюда, туда-сюда.

– Здравствуйте! – громко поздоровалась Санька, решив, что вваливаться без предупреждения в чужое жилье так сразу не стоит. – Добрый вечер. Есть тут кто-нибудь?

Ответом послужила тишина.

Неожиданный порыв ветра ударил в спину, подтолкнул вперед.

– Холодно стало. Я замерзла, – пожаловалась Альбинка, кутаясь в дутую жилетку. – Давай в домик зайдем?

– Зайдем, доченька, – согласилась Санька, поднялась на террасу, пересекла ее, постучала в дверь. – Здравствуйте, можно к вам зайти?

Ответа не последовало.

Тогда Санька отворила дверь – оказалось не заперто – прошла внутрь, в темноту. Альбинка шмыгнула следом.

– Как тепло, – сообщила блаженствующим тоном.

Санька хотела ответить дочери что-то ободряющее, но тут отчетливо услышала шаги. Снаружи кто-то поднялся по ступням и прошел тяжелой походкой по скрипучему полу террасы.

Прямо к двери.

И шаги эти были не человечьи. Чередующееся перестукивание – от каждого шага будто эхо. Не на двух ногах идет. И костяное поклацывание о доски – так передвигаются те, у кого на ногах есть когти…

Санька закусила губу, чтобы не вскрикнуть, быстро закрыла дверь. Того, кто стоял за ней, она в деталях разглядеть не успела. Разве что мельком: большой, серый, неопределенной формы.

И два глаза-огонька горят…

Возле ручки нашлась щеколда, которую Санька немедля задвинула.

Хорошо, что Альбнка не придала загадочным шагам значения, даже не обратила на них внимания от усталости. Вообще не расслышала, наверное…

Мрак стал полупрозрачным.

В крошечном помещении имелась пара окон. Света внутрь проникало мало, но его хватило, чтобы разглядеть очертания скромной обстановки. Кровать, полки на стенах, рабочий секретер, несколько стульев, кресло-качалка, стол. В центре помещения – маленькая печка, все еще рождающая тепло. Не так давно, похоже, топили. Труба уходит через низкий потолок, поднимается над крышей…

Точно топили!

Санька вспомнила, что с полянки видела дым.

Значит, хозяева где-то недалеко. Скоро вернутся. Домик явно жилой, теплый, пахнущий пряными травами и свежеиспеченным хлебом.

И немного – сосновой смолой.

А за дверью, интересно, кто?

В ответ снова цокнули по доскам когти, потом кто-то грузно лег, заставив доски в очередной раз протяжно скрипнуть. Этот кто-то вздохнул устало и привалился снаружи к двери.

До Саньки дошла неприятная мысль – теперь они с Альбинкой в западне. Наружу не выйти. С другой стороны, они ведь выходить и не торопятся…

– Мам, давай тут останемся, – попросила Альбинка замученным голосом и зевнула.

– Останемся, доченька. Ложись. Тебе надо поспать.

Санька присела на кровать, откинула покрывало. Оно оказалось шерстяным. Крупная вязка в несколько нитей. Косица, пущенная по краю, отчетливо проступила под пальцами.