Я изменю свою судьбу или месть – блюдо, которое подается холодным

Он срезал две тонкие осинки, очистил их. Потом из платка соорудил некое подобие гамака, куда и положили малышку, концы платка Вера Ивановна завязала на шее, и они двинулись в путь. Идти оказалось не страшно, дно было довольно твёрдым, и продвигались они быстро. Вскоре они миновали болото, и вышли в берёзовую рощу. Стояло лето, было тепло и ясно, и путники присели отдохнуть под берёзкой, Настя мирно спала, она оказалась на редкость спокойным ребёнком, поев, сразу засыпала. Переход через болото не разбудил её, и она лежала, улыбаясь во сне. Бабушка залюбовалась ею:

– Какая красавица, а отец? Посмотри.

Старик вгляделся в личико, и девочка открыла глаза, с минуту рассматривала бородатое лицо, склонившееся над ней, и вдруг улыбнулась и потянулась ручкой к бороде.

– Ты смотри, не боится, смелая будет.

И отец Елисей, как будто что-то разглядел, вдруг нахмурился:

– Откуда в ребёнке такое? Не пойму. Погибель она нести будет, страшная сила в ней. Монастырь восстановишь, девочку там держи, авось и обойдётся.

У Веры Ивановны мурашки побежали по коже от таких слов, что же это такое? Почему? И с этой девочкой что-то не так? Ну, да она приложит все силы, чтобы не допустить этого. Они продолжили путь, молча, каждый думал о своём. Через некоторое время, они вышли на пригорок, с которого открывался вид на поселение. Их уже заметили, навстречу вышел староста.

– Добро пожаловать, гости дорогие! Мы уж вас ждём! Новость хотим сообщить. Все у нас почитай, в христианскую веру обратились, окромя двух хозяйств, но они нынче уходят от нас, не желают с нами жить дальше, да и пускай идут с Богом, спокойней будет. А то боюсь дело до худого дойти может.

Они зашли в добротно построенный, просторный пятистенок, прошли в горницу. Вышла хозяйка Клавдия, увидев ребёнка, всплеснула руками:

– Да где ж вы взяли такую маленькую? Покормить её надо, шли-то долго, проголодалась, небось, малышка?

И Клавдия, забрав ребёнка, ушла в комнату. Староста смущённо пояснил:

– Баба-то моя, седмицу назад разродилась сыном, Владимиром нарекли, молока много у неё, накормит ваше чадо.

Вера Ивановна переглянулась с отцом Елисеем, вот и выход, кормилица есть, осталось её уговорить взять девочку. Тут появилась старшая дочь старосты, проворно накрыла на стол и ушла. Помолившись, перекусили, и отец Елисей решил, что пора приступать к делу:

– Мы к тебе Ефрем, по делу пришли. Девочку, пристроить надо на время. Возьмёшь?

– А чего ж не взять, если надо? Слава Богу в достатке живём, прокормим, – ответил староста. – Сиротка?

– Сиротка, – согласился старик, покосившись на Веру Ивановну. Та молчала. – Подрастёт малость, в Христовы Невесты определим.

– Ну, пойду я тогда хозяйке скажу, обрадую, будет у Володьки сестрёнка. – И хозяин вышел.

На обратном пути, Вера Ивановна подавленно молчала. Старик, понимая её состояние, с разговорами не лез. Так молча, и дошли до сторожки отца Елисея. В сторожке, он достал свою кубышку:

– Возьми, сколько надо, да иди, за девочку не волнуйся, она в надёжных руках. А завтра приходи, придумал я кое-что, как нам быстрее монастырём заняться. Есть люди, они помогут. Усталая, Вера Ивановна добралась до дома. На душе было муторно, и злость на дочь, и жалость, всё перемешалось. Она тяжело вздохнула, одно спасение, в вере, не даст Господь истерзать её душу, залечат молитвы душевные раны.

Привычно, занявшись домашними делами, она отвлеклась от горьких дум, и не сразу услышала звонок телефона. Звонил Кольцов. Сообщив ему, что дома и ждёт его, Вера Ивановна достала золотые монеты царской чеканки. «Десять монет, не слишком ли много, для этого упыря?» – с неприязнью подумала она. «Хотя на его алчности, можно сыграть, у него наверняка есть связи». У женщины родился план, сейчас он приедет, и она предложит ему золота, если он поможет ей. Вскоре Кольцов появился. Когда он увидел монеты, он потерял дар речи, у простой женщины, пенсионерки, такое богатство, откуда?

Была у Николая Петровича слабость, за деньги готов был продать родную мать. Из-за этого и не поехал в Москву, куда его приглашали на работу, здесь, как ему казалось, у него было больше возможностей для обогащения, в этом приморском городе он был царь и бог. И он действительно был прекрасным специалистом в своей области, и гордился этим. Осмотрев монеты, попробовал их даже на зуб и понял, что они настоящие. Вера Ивановна брезгливо наблюдала за ним.

– Вы довольны? Мы в расчёте?

– О да, я очень доволен, и имею к вам разговор. Я могу за дополнительную оплату сообщать вам о здоровье вашей дочери, за небольшую оплату.

– Пожалуй, мне это не нужно, – усмехнулась она, как она и ожидала, врач заглотил наживку. – Мне нужны другие ваши услуги.

– Какие же? – заинтересовался он.

– Что вы знаете о Белореченском монастыре?

Кольцов задумался, очень необычный вопрос, он ожидал чего угодно, но причём здесь монастырь?

– Очень мало, раньше в нем была пионерская здравница, его перестраивали вроде бы. Но потом, что-то не заладилось у них, и уже лет пять он стоит, никому не нужный, потихоньку ветшая.

– И почему же, не заладилось? – живо спросила женщина.

– Понимаете, я коммунист, и верить во всякую чертовщину, мне как-то… – он замолчал.

– Ну, а всё-таки? – не отставала Вера Ивановна.

Николай Петрович поморщился, вот привязалась со своим монастырём, зачем ей это?

– Поговаривают, бродят там духи всякие, вроде бы видели попа, который был настоятелем, грозился сильно. Да и вообще там что-то странное творится, детишки напугались очень, и взрослые тоже. Так и забросили монастырь. А вам зачем?

– Если бы вы помогли мне, я бы вас в обиде не оставила. – Вкрадчиво сказала Вера Ивановна. – Велит мне Господь возродить к жизни этот монастырь.

Врач изумлённо посмотрел на женщину:

– И как вы себе это представляете? Это же государственное имущество.

– Вот у нас и будет государственное предприятие, дом престарелых, ведь у нас в городе его нет. А стариков достаточно, мешают молодым жить, а там им будет хорошо. Только монастырь будет женский. Понимаете, под это вывеской, мы потихоньку отреставрируем его, приведём в порядок.

– Кто это мы?

– Вы доктор не представляете, как нас много, верующих людей и увидите, скоро прекратятся гонения, и люди не будут молиться при закрытых дверях и шёпотом.

– Обещать я вам ничего не могу, но попробую, есть у меня один хороший знакомый, многое может.

– Попробуйте, и увидите, Господь наградит вас.

На этом они и распрощались. Николай Петрович был удивлён, вот это тётка, на дочь ей наплевать, задумать такую аферу! Сила! Но вообще-то может сработать, дом престарелых, ха-ха! Он доехал до клиники, хотел зайти к Шаховской перед сном, что-то она его беспокоила. Миновал три этажа. Два, из которых занимали буйные больные, сброд, каких поискать. Люду он так и оставил в одиночной палате, по-человечески её жалея.

Утечки информации он не боялся, два человека, которые знали о родах, медсестра и санитар, были ему преданы. Беспокоили его, только телефонные звонки, которые опять возобновились, периодически напоминая ему, что девушке грозит опасность. На них он отвечал одно и то же, прогрессирующая шизофрения, улучшений нет. Кольцов уже много узнал от Люды, она рассказала все предшествующие события, он не торопил её. Психика её была ещё слаба, и нужно быть очень осторожным, чтобы помочь пережить ей это. Когда он зашёл в палату, девушка сидела, склонив голову, и писала, доктор сам принёс ей карандаш и бумагу.

– Добрый вечер, Люда. Что пишешь?

– Письмо, Настеньке. Я буду писать ей каждый день, чтобы она знала, как я люблю её и скучаю.

– Хорошо, а пока отложи письмо, и давай поговорим.

Люда не хотела разговаривать на ту тему, о которой любит говорить доктор, но знала, что это нужно для успешного лечения, а она очень хотела домой, к маме. Только мама не верит ей, и думает, что она виновата, но ведь это не так! И девушка сама, без наводящих вопросов, начала рассказывать. Когда через два часа, Николай Петрович вышел от неё, он радостно потирал руки, всё случилось, как он и предполагал, девчонку подставили. Теперь можно подставить их, и он сдерёт с них три шкуры, и доктор пошёл, на ходу обдумывая план действий. В коридоре, он увидел санитара Василия, которого он вытащил из тюрьмы, служившего ему верой и правдой, вот уже пять лет.

– Василий, с четыреста пятой глаз не спускай, если что сразу звони.

Тот кивнул, и Кольцов заметил какой-то странный блеск в его глазах.

– Ты не заболел? Вид, у тебя какой-то нездоровый.