Сводные

Толпа зевак становится только больше: высыпали на ступени театра другие танцовщики. Уверен, балеринке дадут еще один шанс. Причина для опоздания у нее уважительная. Не каждый день тебя вот так похищают средь бела дня.

Может быть, даже парочку интервью даст.

Мне бы уже бежать сломя голову. А я по-прежнему стою и выглядываю светлую макушку и растрепавшийся пучок. Вспоминаю ее узкую спину под своей ладонью.

Дмитриев вдруг тянет на себя куртку, в которую она по-прежнему одета. Балеринка цепляется за нее, но Дмитриев грубо срывает мою куртку с плеч своей дочери.

И передает ее полицейским и уже совсем иначе смотрит на дочь. Как будто подозревает ее в сговоре. Блин, мужик, ее так трясло в этом шерстяном коротком платье, что я просто не смог забрать куртку. А походу стоило.

Но разборки с отцом откладываются. По крайней мере сейчас балеринку обступают сверстники. Особенно выделяется один, курчавый, как барашек, и в серых лосинах, которые трындец как обтягивают его яйца.

Он гей, правда? Ну не может нормальный мужик в добром здравии такие колготки на себя натянуть. Пусть он окажется геем, и я наконец-то уйду.

Святые помидоры.

Нет, Барашек не гей. Барашек самый настоящий натурал. Я только что видел, как его рука скользнула с талии балеринки ниже. Ни один гей не станет с таким энтузиазмом лапать девочек в коротких платьях. А еще не будет тереться об их задницу своим выпирающим из лосин бугром.

И куда смотрит отец? Ах да, он куда сильнее агрится[7 - Агриться – (геймерский сленг) злиться.] на мою куртку, которую уже передал полиции. Кажется, он даже требует служебных собак «вот прям щас». Ну забей на куртку и машину, заметь уже, как твою дочь тут при всех лапает какой-то кудряш в лосинах!

Топот ног звучит как приговор.

Я просрал время, и теперь мне надо бежать очень быстро.

Сообразили, что я не мог далеко уйти. А я мог быть уже далеко, если бы не остался. И зачем так внимательно следил? Может, у них любовь с Барашком.

У балеринки своя жизнь и кавалеры, которых вполне, может быть, уже одобрил ее отец. Взрослая ведь девочка.

А вот от меня он точно будет не в восторге. Особенно после тачки.

Все, надо валить. Бросаю последний взгляд на дочку Дмитриева и выбираюсь через скрипучий люк на обитую жестью покатую крышу. Бегу по тонкому дырявому мостку, перекинутому на другой дом.

Там юркаю на темный чердак и, низко согнувшись, миную провода, ветошь, пауков и пыль, и бегу мимо мышей и крыс на крышу соседнего дома.

Надо было выбирать пирожки.

Лучше бы ел сейчас сырое недожаренное тесто, чем пытался оторваться от погони. Чертов озабоченный Барашек и балеринка с ее узкой спиной.

Прыгаю с полутора метров вниз, вместо того чтобы сбегать по железной лестнице. Щиколотку прошивает болью, как от пули. Но стрелять среди бела дня, слава богу, еще никто не начал. Шум погони немного стих, значит, я смог оторваться.

Снова перебегаю по кромке крыши на другую и прыгаю, пугая туристов в ярких оранжевых касках, которые залезли на одну из крыш Питера и теперь радостно фоткаются на фоне Исаакиевского.

– Молодой человек, а вы кто такой?.. – подскакивает гид.

– Не мешайте работать! Кабель от интернета тяну.

Так она мне и поверила. Я все еще в маске и без оборудования. Да еще и бегу сломя голову по крышам.

Но даже секунды ее замешательства мне было достаточно.

Минуя туристов, спрыгиваю мимо опешившего гида в распахнутый лаз, ведущий на узкую черную лестницу, и там подхватываю одну из лишних оранжевых касок.

На ступенях даже перехожу на бег. В спину несутся громкие голоса. Черт, лишь бы не бежали с первого этажа навстречу, но на лестнице тихо, только мой собственный топот отскакивает от стен и резонирует с грохочущим в груди сердцем.

Выбегаю в квадратный питерский дворик и несусь наперерез. Воздух гудит и вибрирует от сирен. Загоняют, как волка на охоте.

С разбегу врезаюсь плечом в ворота, но калитка остается запертой. Что за ерунда? Еще вчера этих ворот тут не было! Отбегаю назад и осматриваю свежую пену по углам конструкции. Твою же мать!

– Туда побежал! – отражается эхом от колодца.

Калитка неожиданно распахивается, и на меня смотрит еще один гид с такой же группой туристов.

– Вы уже закончили? – спрашивает.

Не сразу вспоминаю, что на мне оранжевая каска, из-за которой она приняла меня за туриста.

– Конечно, закончили! Там же смотреть не на что! – кричу во весь голос, и будущие руферы[8 - Руферы – от английского «крыша». Так зовут себя те, кто забирается и передвигается по крышам.] мигом навостряют ушки. – Обдираловка чистой воды! Кругом одни провода, а вам лишь бы деньги содрать!

Понятия не имею, сколько стоит подняться по черной лестнице на чердак, когда то же самое можно сделать бесплатно на любой питерской крыше. Но судя по тому, как заволновалась толпа, я попал в точку.

Пихаю в руки гида каску и проскакиваю в распахнутые ворота. Как раз вовремя. Толпа волнуется прямо в узком проходе, и мои преследователи вязнут в недовольных туристах.

Я же забегаю в ближайший продуктовый и несусь сквозь него, сбивая с ног грузчика. Работница магазина орет, что туда нельзя посторонним, но я уже пролетел магазин насквозь. Я уже на той стороне дома, в очередном колодце, где рукой подать до другой черной лестницы и еще одной крыши, на которой я буду в безопасности.

Я почти оторвался.

Но возле запертой на замок двери я едва не врезаюсь в мужчину в форме. При виде него мое сердце ухает в пятки.

А капитан Морозов отбрасывает недокуренный бычок в сторону и улыбается:

– Вот так встреча, Костя. Спешишь куда-то?

Глава 3

– Гронский, на выход.

Из камеры меня приводят на допрос к Морозову. Раз двадцатый за прошедшие трое суток. Бросается в глаза, что капитан зол, ему не хватает сна, еды, свежего воздуха и семьи, если она у него есть. Вместо этого он вынужден сидеть здесь со мной, потому что понятно – спускать дело на тормозах Дмитриев не намерен.

– Присаживайся, Костя.

На столе передо мной капитан, как пасьянсом, раскладывает фото. Уже знакомые, но других нет. Красный «феррари», желтый «камарро», все гоночные, выделяется только серебристый «приус». Последний случайно затесался, я сам удивился.

– Знаешь, что связывает все эти машины?

Знаю, конечно.

Но я молчу, и капитан отвечает сам:

– Их всех обслуживали на автосервисе, в котором работаешь ты.