Мам, да как так, я даже не поняла, в какой момент это случилось, когда начались мысли об одном, как я снова влетела в свой фатализм?! Когда его руки дрожали, держа кружку миндального капучино (ведь я первая заказала такой)? Когда опустил лицо в мои волосы? Когда десять раз отвел взгляд?
Почему я наталкиваюсь только на невозможное, а то, что рядом не ценю? Господи, я запуталась, мам.
сентябрь, 2004
У меня постоянно болит голова. Давит изнутри, дикая тяжесть все время, вкручивают шурупы в виски, окруженные белесым заревом тонких волос… Из-за этой боли я не могу сосредоточиться ни на одной задаче. А у тебя не хватает терпения по сто раз кряду объяснять мне, как соотнести эти чертовы сосуд А и сосуд B, которые наполняются жидкостью с разной скоростью… Я не могу из-за этой боли ничего запомнить: ты говоришь – сделай то-то, а у меня тут же вылетает.
Ты много работаешь, чтобы свести концы с концами, папа учится и тоже все время трудится. Ты ведешь меня в поликлинику – вечно орущие маленькие дети, кричащие друг на друга сонные женщины, запах хлорки и мочи, холодный острый свет, очередь в гардероб и в регистратуру. Мне выписывают какие-то чудодейственные, но, вероятно, дорогие таблетки. Сладковатые, в красной оболочке. Три раза в день до еды и не пропускать.
Но я пропускаю – я правда просто забыла, мам.
Сплю на диване. Вдруг резкий удар прилетает прямо по лбу. Еще один. Сильно. Еще, чуть ниже по щеке. Голова начинает раскалываться. Горит лампа очень уютным светом. Прилетает еще и еще. Из глаз брызгают слезы. Как больно. И как хорошо, сладко.
Ты кричишь о том, что я тварь неблагодарная, не пью эти чертовы таблетки, на которые уходит столько денег, столько сил…
Хлопаешь дверью и уходишь. У меня горит кожа на лице. На лбу и на скулах остались легкие царапинки, округлые покрасневшие следы. Плачу, свернувшись калачиком.
Через час в школу. Надо идти завтракать. И не забыть выпить таблетки.
В школе никто ничего не спрашивает. Я прикрываю волосами. Вроде и не видно. Просто чуть горит. Но горит приятно как-то. Ты почему-то встречаешь меня с уроков, обычно ты так не делаешь. Пока мы идем, говорим о чем-то, будто ничего и не случилось. Я рада, что ты больше на меня не злишься. Ты останавливаешься и берешь мое лицо в свои сухие руки, осторожно трогаешь ранки. Спрашиваешь, больно ли. Говоришь тихо: «Господи, Агни…» Прижимаешь меня к себе.
сентябрь, 2022
– Объявили.
– Серьезно?!
Дрожащими руками хватаю телефон в ярко-синем чехле. Да, только что, примерно в 10:00 по Москве, объявлена «частичная» мобилизация. Мы еще стараемся продолжать съемку – сняли студию аж на два часа все-таки, – но уже совсем не клеится. Я теряюсь и не знаю, что делать, как двигаться, когда внутри нарастает дикий ужас и глаза вот-вот от удивления, неверия, страха вылезут из орбит.