Суд волков

Он расхохотался. Потом при помощи длинного багра с железным крюком расколол верхний слой льда в колодце и натаскал в дом воды.

– А Боженька как греется? – спросил Франсуа.

На следующее утро Жанну разбудили пронзительные вопли. Она выбежала на лестницу и крикнула:

– Гийоме! Что происходит?

– Хозяйка! Вино оттаяло!

Она не смогла удержаться от смеха.

Звон колоколов странным образом отдавался в ледяном воздухе. Бронза позвякивала, как хрусталь.

Когда пробило восемь, на улице поднялась суматоха. Жанна, сидевшая у окна, встревожилась и стала прислушиваться.

В замке повернулся ключ. Сердце ее подпрыгнуло. Она бросилась вниз по лестнице. Из распахнутой двери клубами шел ледяной воздух. Она перепугалась. Медведь! Но медведь был в сапогах. В шубе и шапке, каких она в жизни не видела, перед ней предстал Жак, который с помощью какого-то человека втаскивал в дом сундук.

Он повернулся к Жанне и улыбнулся. Она словно приросла к месту.

Перед входом стояла повозка. Жак расплатился с кучером и закрыл дверь. И тогда Жанна бросилась к нему. Он обхватил ладонями ее лицо и приник к губам долгим поцелуем.

– Сладкая моя, – прошептал он.

Она помогла ему поднять сундук на второй этаж.

– На четвертом жить нельзя, – сказала она. – Там геенна, только не огненная, а ледяная.

Он был усталый, замерзший и голодный. Она разогрела суп, нарезала ветчину и отнесла наверх вместе с куском масла и хлебом.

– Я раздобыл-таки триста тысяч ливров, – сказал он. – Но каких усилий мне это стоило! Все бумаги у меня.

Она уже знала, что существуют такие передаточные письма. Банкиры имели своих агентов во всех больших городах. Деньги окажутся в королевских сундуках, хотя ни одного экю Жак с собой не привез. Сколько же всего денег в сундуках Франции? – спросила она себя.

– Я привез тебе шубу, – сказал он, вытягивая ноги. – Из меха серебристой лисы, который добывают охотники в Польше. Она защищает от самого лютого холода.

Он скрестил руки на животе. Взгляд у него был сонный, вид почти благостный. Ей стало больно от мысли, что сейчас придется причинить боль ему.

– Жак… – сказала она.

Он повернул голову, и напряженное выражение на лице Жанны вывело его из дремоты. Он ждал продолжения; его не последовало. Жанна прикусила нижнюю губу: это его испугало.

– Дурная новость? – вскрикнул он, выпрямившись. Она склонила голову.

– Что-то с моими?

– Исидор.

Он вскочил и встал перед ней.

– Когда?

– Вчера похоронили.

Грудь Жака содрогнулась от рыдания. Он рыдал стоя. Плачущий мужчина всегда приводит в смятение тех, кто рядом, ведь мир отказывает ему в праве на слезы. Она обняла его.

– Я разбил ему сердце, – сказал Жак.

Он прижал Жанну к себе. Она боролась с чувством вины. Из-за нее он ушел из семьи. Но разве семья должна быть темницей? Теперь он тихо плакал. Она гладила его по голове.

– Как ты узнала? – спросил он, обнимая Жанну.

– Пришла Абигейл. Она чувствует себя потерянной без тебя. Я сказала, что извещу тебя, как только ты вернешься.

– Мне нужно пойти туда! – воскликнул он.

– Сейчас десять вечера, Жак. Конечно же, они оба спят, и она и Йозеф…

– Ты знаешь имя моего брата?

– Я сказала Абигейл, что считаю ее своей младшей сестрой. Ты сходишь туда завтра.

Он пошатнулся, словно оглушенный.

– Жанна…

– Иди спать.

Он рухнул на кровать без сил, держа Жанну за руку.

На рассвете он ушел и вернулся только вечером, совершенно измученный. Он повидался с сестрой и братом прежде, чем отнести кредитные документы Шевалье. Когда при виде его Франсуа запрыгал от радости, он залился слезами.

– Почему ты плачешь? – спросил Франсуа.

Вместо ответа он прижал мальчика к себе. Жанна и кормилица смотрели на них. Они думали об одном и том же. Оба – и Жак и Франсуа – были сиротами. А они были их матерями.

Когда кормилица увела Франсуа спать, Жак повернулся к Жанне:

– Ты не рассердишься, если я попрошу тебя…

Он не договорил.

– Ты хорошо знаешь, – сказала она, – что я буду рада им от всего сердца. Мне тоже нужна семья, Жак. У меня никогда не было сестры, и я в некотором смысле потеряла брата. И я люблю тебя.

– Без отца их дом стал каким-то зловещим, – объяснил Жак.

Улицы были почти пустынны, и никто не заметил двух молодых евреев в плащах с нашивкой.

Кроме кормилицы. Жанна отвела ее в сторонку, когда дрожащие молодые люди вошли в дом. Но не только Жанна умела обрывать на полуслове.