Графиня Рудольштадт

– Вот как! Вы бы сказали ему: «Идите прочь, государь»?

– А почему бы и нет? Место короля на коне или на троне, а если бы ему вздумалось навестить меня, я была бы вправе отказаться терпеть его дурное настроение.

– Согласен. Но вы так и не ответили мне. Вы не хотите избрать меня поверенным ваших будущих любовных приключений?

– У меня не может быть любовных приключений, барон, я уже не раз повторяла вам это.

– Да, в шутку, потому что я и спрашивал вас в шутку. Ну, а если сейчас я говорю серьезно?

– Я отвечу то же самое.

– Знаете, вы странная особа.

– Но почему же?

– Потому что вы единственная актриса, которая не занимается ни любовью, ни флиртом.

– Вы дурного мнения об актрисах, капитан.

– Нет! Я знавал и добродетельных актрис, но все они стремились к выгодному замужеству, а вы… уж и не знаю, о чем думаете вы.

– Я думаю о том, что вечером мне предстоит петь.

– Так вы живете сегодняшним днем?

– Да, теперь я живу так, а не иначе.

– Значит, не всегда было так?

– Нет, капитан.

– Вы любили?

– Да, капитан.

– Серьезно?

– Да.

– И долго?

– Да.

– А что случилось с вашим возлюбленным?

– Он умер!

– Но вы не утешились?

– Нет.

– О, вы еще утешитесь.

– Боюсь, что нет.

– Странно. Так вы не думаете выходить замуж?

– Никогда.

– И никогда никого не полюбите?

– Никогда.

– И даже не заведете себе друга?

– Даже друга – в том значении, какое придают этому слову прекрасные дамы.

– Полноте! Если вы поедете в Париж и король Людовик Пятнадцатый, этот галантный кавалер…

– Я не люблю королей, капитан, и особенно не терплю королей галантных.

– Ага, понимаю, вы предпочитаете пажей. Например, такого красивого кавалера, как Тренк!

– Я никогда не обращала внимания на его наружность.

– И тем не менее сохранили с ним какие-то отношения!

– Будь это так, наши отношения носили бы характер чистой и незапятнанной дружбы.

– Значит, вы признаетесь, что эти отношения существуют?

– Этого я не сказала, – ответила Консуэло, испугавшись, что может выдать принцессу.

– Так вы отрицаете это?

– Если бы эти отношения существовали, у меня бы не было причин отрицать их. Но почему капитан Крейц расспрашивает меня так упорно? Неужели это может его интересовать?

– Очевидно, это интересует короля, – ответил Фридрих, снимая шляпу и резким движением нахлобучивая ее на белую мраморную голову Полигимнии, чей античный бюст украшал одну из консолей.

– Если бы меня удостоил посещением король, – сказала Консуэло, превозмогая овладевший ею страх, – я бы решила, что ему угодно послушать музыку, и села бы за клавесин, чтобы спеть ему арию из «Покинутой Ариадны»…

– Король не любит, когда предвосхищают его желания. Он желает, чтобы ему отвечали на вопрос определенно и ясно. Что вы делали сегодня ночью в королевском дворце? Видите ли, раз вы ходите к нему во дворец в неурочное время и без его позволения, значит, и он вправе вести себя у вас в доме как хозяин.

Консуэло затрепетала, но, к счастью, присутствие духа всегда словно чудом спасало ее от многих опасностей. Она вспомнила, что Фридриху нередко случалось прибегать ко лжи, чтобы выведать правду, и что его излюбленным средством вырвать у человека признание было напасть на него врасплох. Она овладела собой и, побледнев, но все-таки улыбаясь, сказала:

– Какое странное обвинение! Не знаю право, что и отвечать на столь экстравагантные вопросы.

– Вы стали разговорчивее, – заметил король. – Совершенно ясно, что вы лжете. Были вы этой ночью во дворце? Отвечайте – да или нет?