Прошу, люби меня

Поезд тронулся, покатился сначала медленно, медленно, потом выехал за территорию станции и стал набирать ход. Вагон покачивало, снег бил в стекло, за окном надвигался, потом отступал во тьму, потом опять выныривал в свете фонарей большой город. Пассажиры стали укладываться на свои места: поезд прибывал в Москву в начале седьмого, и за оставшиеся шесть с небольшим часов нужно было успеть выспаться. Проводница приглушила свет. Я лежала и думала, что ответить Эдику. Слава делал вид, что спит.

Эдику хотелось поговорить. На самом деле он – загадочная личность. Он грузин. Или еврей. Или и то, и другое вместе. Очень интересный человек. Он проучился с нами в институте три года, а потом ушел в творческий поиск, и выныривал время от времени – то художником, то коммерсантом, то научным работником. А, может быть, представителем инопланетян.

Эдик – худой, невысокий, темноглазый восточный красавец, с всегда аккуратной прической. В институте он одевался в широкие, на размер, больше, чем нужно, деловые костюмы. Наверное, чтобы скрыть худобу, и для большей солидности. Его обожали бы девушки, будь он чуть повыше, нарасти мускулатуру и обрети легкость в общении и ненавязчивое чувство юмора. Но в то время шутки его были слишком экстравагантны, и он не интересовался спортом, потому что день и ночь был занят поисками себя: он писал стихи, романы, картины маслом. Потом ему перестало хватать времени на учебу, и он забросил институт. У него появилась девушка, потом другая. Говорят, он чуть не женился на одной из них.

Сейчас ему нужно было излить душу и знать, что его услышали.

Я попыталась ответить на его крик души, написала, потом исправила, переписала еще раз, боясь смутить или обидеть. Собралась отправить, но поезд несся сквозь тьму уже где-то за городом, в полях. И мои смски застревали в порывах метели.

«Не люблю жаловаться =)), – писал Эдик. – Просто хотел посмотреть, что ответишь. Спишь уже, что ли? =) Короче, я рад тебе. И не выдумывай по поводу общения. Я почти всегда на связи!»

Связи не было. Все, спать! Славка спал на верхней полке, отвернувшись к стенке. Наверное, опять на меня обиделся. Это его перманентное состояние. За окном завывала метель. Спал весь вагон. Спать. Встретимся завтра в Москве.

3

У дверей израильского посольства толпился народ. Люди пришли заранее, чтобы занять очередь, и к девяти часам, к открытию заведения, успели замерзнуть и озлиться. Охрана профессионально, как это умеют делать израильские службы, фильтровала посетителей. Мы перемещались из одного отстойника в другой, в соответствии со списком в руках служащего, и в зависимости от наличия израильского паспорта. Славу отфильтровали на первом же этапе, еще на улице. Меня пропустили внутрь здания. Славка было взвился – за что такая несправедливость, но я сделала грустное лицо:

– Тебе хорошо, сейчас сядешь где-нибудь, не торопясь, попьешь кофе, – сказала я совершенно искренне.

Славик, осознав все плюсы своего положения, приободрился: больше всего на свете он не любил чувствовать себя обделенным. Да, что тут говорить, я и сама сейчас с удовольствием расположилась бы где-нибудь за столиком и потягивала бы горячий, ароматный напиток. С корицей или мускатным орехом. Или с тем и другим вместе. Это вообще моя мечта: завтрак в симпатичном кафе возле дома. Мимо спешат на работу люди. Моя мечта сегодня материализовалась в Славкином исполнении. Ничего, будет и на моей улице праздник.

Через пятнадцать минут я получила от него жизнеутверждающее сообщение:

«Хомячу едрён кофе в „КофеХауз“. Как у тебя дела? Вошла? Примут без списка? Все хорошо?»

В этом был весь Слава: миллион вопросов, хотя расстались мы двадцать минут назад. И ожидание немедленного ответа. Ответить на эсэмэску я не могла – в посольстве просят не пользоваться телефонами. Слава расстроился. И обиделся. Короче, через двадцать пять минут после расставания мы опять были в ссоре.

«Ну, не хочешь отвечать – как хочешь. Я к ней со всей душой и нежностью, а она – попиной ко мне», – ворчал он.

Я молчала – посольство ведь, тем более, израильское. Здесь лучше никого не раздражать.

Армия не только в России осложняет жизнь молодого человека. Израильская армия играет по тем же правилам, но, в отличие от российской армии, израильская интересуется не только парнями, но и девушками. Она уже на протяжении многих лет мечтает принять меня в свои ряды. И десять лет назад заглядывалась на меня, когда я со старшим братом и родителями возвращалась в Россию. И сейчас была бы не против… Вот только я была не готова к службе, у меня были другие планы. Конфликт интересов, в результате которого я могла остаться без загранпаспорта международного образца, по которому тебя примет безоговорочно не только Евросоюз, но и – бери выше! – сама Великобритания, мать ее королеву! Потому сегодня нужно быть особенно убедительной: пожилые бабушка и дедушка, институт, и т. д. и т. п. – все препятствовало тому, чтобы я служила в вооруженных силах государства Израиль. Я все изложила. В письменной форме. На иврите основные данные, чтобы видели, с кем имеют дело, а причину – из-за сложности изложения – на английском языке. Женщина в окошке приветливо мне улыбнулась. Она меня почти любила. Я тоже любила всех, но ровно настолько, насколько этого требовало дело. Не более того. Я не намерена была терять время. Документы – в окошко, квитанция на руках. Спасибо, огромное спасибо. Премного вам благодарна. Всего доброго. Все, все, все! Тем более, что Славик после кафе «почапал дальше», как он и сообщил в очередной эсэмэске.

Прощай посольство. Привет Москва. Привет, новая шапка – черная с серебряной нитью. Очень дорогая, но Слава настоял. Было и правда очень холодно в столице. Синоптики не обманули. Мы побродили по промерзшему городу, пообедали, поболтали. На Красной площади задувало так, что мы сочли разумным спрятаться в ГУМе. Прошлись по празднично светящимся отделам, в какие-то заглянули через стекло. Цены лишали уверенности. Все было очень дорого.

Пока мы гуляли по городу, а потом мчались на «Сапсане» в Питер, Славка, как настоящий военный, разрабатывал план борьбы с израильской армией, пытавшейся помешать мне получить столь необходимый документ. Я молча слушала, потому что была убеждена – победить израильскую армию невозможно. Не-воз-мож-но! Слава, конечно, великий стратег, но ему противостоит многовековой опыт. А это не шутки. Оставалось надеяться, что мои объяснения возымеют действие, и, хорошо бы, побыстрее: в начале февраля я собиралась ехать в Германию, в Берлин, на танцевальные курсы. И даркон был единственной возможностью официально оформить отъезд. С учебной визой у меня не складывалось никак. Виной тому – недостаток средств на банковском счете. Вернее, их полное отсутствие.

Слава, воодушевленный дробным стуком колес, щурясь от яркого солнца, рассыпанного брызгами в мелькающих за окном сугробах и снежных шапках на деревьях, был неутомим и призывал к действию. Может быть, фиктивный брак с евреем? Или маленькая победоносная война? Или тайное, очень тайное! проникновение в штаб израильского главнокомандующего?) Мы хохотали, как дурные, вызывая вопросительные взгляды окружающих. Тепло и солнце творят с питерским жителем настоящие чудеса.

Но, нет и нет! Все, что могла, я сделала, считала я. Теперь нужно расслабиться и отдаться на волю судьбы. И плыть по течению. Слава негодовал.

А я поплыла себе. Тем более, что дел в это время навалилось невпроворот. Мы готовились к фешу, питерскому открытому чемпионату по ирландским танцам. Через две недели мои девочки должны были порвать своих конкуренток. Вика впервые танцевала сложный для нее рил, Даша хорошо помнила танец, но никак не могла зависнуть в воздухе во время прыжка и каждый раз проваливалась в пол вместо того, чтобы взлетать к небу, Катя была готова на все сто, но… уверенность в себе! Где этой девочке взять ее в достатке! Все мои подопечные требовали пристального внимания и напряженной работы. Кроме того, меня ждали в Берлине, а я никак не могла решить, на кого я оставлю девчонок, когда уеду.

4

«Давай встретимся. Я закажу столик в кафе. Посидим вдвоем. Ты и я»

Это был Эдик. У него сегодня День рождения. Я поздравила его утром. И вот теперь он хотел отметить это событие со мной.

«И чем же тебя порадовать при встрече?» – спросила я.

«Что-нибудь символическое», – написал Эдик.

«Может что-то особенное? – настаивала я.

«Особенное? Да! Мне хочется тебя поцеловать…:)»

Мой друг Эдик. Меня он хотел видеть не просто другом. В этом была огромная проблема. Неразрешимая проблема. Зачем я задала этот вопрос? Черт дернул меня за язык. Каков вопрос, таков и ответ. Вот теперь думай, как выкручиваться из этой ситуации. Так все некстати.

К тому же, совершенно нет времени. Эта замотанность. Дела-дела. Я подумала: «Ну как я поеду? Он начнет ко мне клеиться, а я не люблю, когда ко мне клеятся мои друзья». И я не поехала в кафе. Это было жестоко. Наверное, он ждал. Сидел один за пустым столиком и поглядывал на часы. Потом встал и ушел…

Я не люблю это воспоминание.

5

Все проблемы разрешились в один день. Девочки успешно выступили на фэше. Я позвонила в консульство, в Москву, и там сообщили, что можно приезжать за дарконом. А Лена, с которой мы вместе ходили на ирландские танцы, согласилась позаниматься с моими девицами, пока я буду в Берлине.

«Живи, сохраняя покой. Придет весна, и цветы распустятся сами», – говорят китайцы. К сожалению, со способностью «сохранять покой» у меня всегда было не все в порядке. Но цветы, все-таки, распустились.

Все завертелось со страшной, все увеличивающейся скоростью. Я ехала в Германию! Я ехала в Германию? Я ехала в Германию, о, ужас! Через пару недель я должна была оказаться в чужой стране. Готова ли я уехать из самого любимого города на свете и жить вдали от родных и друзей совершенно одна? Я совсем не была уверена в этом. У меня не было жилья. У меня было впритык денег – совсем немного. Вот тут-то мне стало по-настоящему страшно.

Все жили своей жизнью – работали, учились. Славка занимался ремонтом машины и оформлял загранпаспорт. Эдик участвовал в выставке молодых художников со своими мрачноватыми полотнами. Лучшая подруга Лизка, полгода назад уехавшая в Москву, готовилась к свадьбе. Я должна была решиться. Или отказаться от этой поездки.

«Если не поеду сейчас, потом буду жалеть об этом», – думала я,

«Жалеют не о том, что сделали, а о том, что не сделали, – поддержала меня мама.

«В крайнем случае, всегда можно вернуться», – эта мысль убедила меня.

У меня был билет до Берлина. В-общем-то и все! Негде жить? Я оповестила о своей проблеме всех знакомых, и за неделю до отъезда фантастическим образом появилось жилье – квартира в респектабельном районе Берлина – Шарлотенбург. Ее хозяйка, Олеся, была давнишней, еще институтско-кавээновской, знакомой моей сестры, Маши. Маша, хвала ей и слава, несмотря ни на что, частенько выручает нас в таких непростых ситуациях. У нее огромный круг друзей и знакомых. Олеся – одна из них – уже много лет жила в Германии, работала в крупной автомобильной компании и теперь уезжала на месяц в командировку. У нее тоже была своя заинтересованность во мне, но я в тот момент еще об этом и не подозревала. Я просто прыгала до потолка от счастья: все складывалось, у меня есть, где жить! Я еду, еду! За месяц я как-нибудь освоюсь в Немчине и найду себе какую-никакую квартирку или комнатку. Я была в этом убеждена.

За три дня до моего отъезда в Берлин Олеся, хозяйка квартиры, написала мне письмо, которое я с большим удовольствием перечитала несколько раз. Манера изложения выдавала человека, близкого к веселым и находчивым. Удивительно, но письмо нисколько не насторожило меня.

«Приятно заочно познакомиться :), – писала Олеся, – Моя квартира находится в престижном районе Charlottenburg, соседнем с Sch?neberg, в котором расположена Ваша школа. Посмотрела по карте – это всего в 6 км, добраться можно на автобусе или метро за полчаса. Рядом с домом знаменитый Kurf?rstendamm, это самый центр западного Берлина. Вокруг невозможная красота, отличный шоппинг, куча продуктовых магазинов, кафе и ресторанов, четыре станции метро и куча автобусных остановок, зоопарк, парк и чёрта в ступе. Быстро добраться куда бы то ни было вообще не проблема. Квартира однокомнатная, 55 кв. м., с ванной комнатой, кухней и высокими потолками, это старый фонд. Она у меня очень уютная и ухоженная, я люблю порядок. Самое главное: в квартире живёт Васят. Но ц/у про него я Вам выдам отдельно, когда договоримся принципиально».

Это была большая удача – квартира в центре и практически бесплатно. Все пока складывалось в настоящем, будущее тоже рисовало радужные перспективы. Если я успешно закончу танцевальный курс в Берлине, можно будет поступить там же в Академию танца. Закончить ее. И танцевать, танцевать, танцевать!.. Так мне виделось будущее из февраля 2014 —го.

Накануне отъезда я получила эсэмэску от Эдика:

«Не надо бояться. Я рад твоей смелости. Рад, что делаешь то, о чем мечтаешь, и чего хочется душе. Если возникнут проблемы – прикрою. Вернуться всегда сможешь», – написал он.

Добрая душа. Он не обижался на меня. Наверное, он на самом деле гений.

6

Самолет в Берлин улетал рано утром. Таможенник в Пулково хотел увидеть мой обратный билет. Его не было. Я уезжала, не зная, когда вернусь обратно. Обошлось. Пропустили в самолет. Родители стояли у выхода в зону вылета. Уходя, я оглянулась, у них были светлые лица, а мне хотелось плакать. В аэропорту Берлина обошлось без эксцессов. Немцы совсем не хотели, чтобы их заподозрили в антисемитизме. Аллилуйя!

В Берлине было минус семь, без солнца, прохладный ветер. Я купила билет и на электричке отправилась из аэропорта в город. Теперь, оглядываясь назад, я не могу вспомнить ничего из первых часов пребывания в Германии. Только тяжесть чемодана, когда я поднималась – где это было? – по лестнице. Стук чемоданных колес по асфальту элитного района Шарлоттенбург, где люди ездили на такси и не таскали тяжелые чемоданы по брусчатке. Ха-ха.