Миссис Брэникен

Почин открытия подписки исходил от торгового дома Эндру, внесшего крупную сумму. Руководствуясь соображениями предосторожности, Лен Боркер пожелал также со своей стороны принять участие в этом благотворительном деле. Все остальные торговые дома в городе, домовладельцы, мелкие торговцы последовали его примеру. Благодаря этой подписке представилась возможность оказать существенную помощь семействам погибшего экипажа, что несколько облегчило тяжелые последствия несчастья.

Само собой разумеется, что Уильям Эндру признавал своим долгом обеспечить миссис Брэникен средствами к существованию. Ему известно было, что капитаном Джоном оставлены были перед отъездом денежные суммы, достаточные для удовлетворения потребностей своей семьи на шесть-семь месяцев. Предполагая, однако, что средства эти должны были вскоре прийти к концу и не желая вместе с тем, чтобы Долли была всецело на иждивении родственников, он решил переговорить об этом с Леном Боркером.

Семнадцатого октября после полудня, хотя состояние здоровья судовладельца не было еще вполне удовлетворительным, он отправился в Проспект-Хауз.

С внешней стороны все казалось без изменения, если не упоминать о плотно закрытых решетчатых ставнях в окнах нижнего и верхнего этажей. Можно было предполагать, что дом необитаем, безмолвен, окутан тайной.

Уильям Эндру позвонил у двери в ограде. Никто не показывался. Казалось, никто в этом доме не ждал появления посетителя.

Неужели же никого не было в Проспект-Хауз в этот час? После второго звонка послышался стук отворяемой боковой двери.

Появилась мулатка и, увидав Уильяма Эндру, не могла удержаться от выражения досады, оставшейся, впрочем, не замеченной им.

Когда мулатка приблизилась к нему, Уильям Эндру, перегнувшись через ограду, обратился с вопросом:

– Разве миссис Брэникен нет дома?

– Она отлучилась… господин Эндру, – отвечала Но с заметным смущением, к которому, видимо, примешивался страх.

– Где же она? – спросил Уильям Эндру, выказывая намерение войти.

– Она гуляет с миссис Боркер.

– Я полагал, что прогулки эти уже не происходят более, так как они причиняли ей возбуждение и истерические припадки.

– Да, это правда, – отвечала Но. – А вот теперь мы возобновили эти прогулки потому, что, кажется, они приносят теперь пользу миссис Брэникен.

– Очень сожалею, что меня не предупредили об этом, – заметил Уильям Эндру. – А господин Боркер дома?

– Не знаю!

– Узнайте и, если он дома, скажите, что мне надо переговорить с ним.

Не успела еще мулатка ответить, как раскрылась дверь, ведущая в нижний этаж, и появился Лен Боркер. Подойдя к посетителю, он сказал:

– Не угодно ли вам, господин Эндру, войти? Позвольте мне лично принять вас в отсутствие Джейн, которая вышла вместе с Долли.

Все это произнесено было не с обычным Лену Боркеру хладнокровием: в голосе его слышалось некоторое волнение.

Так как Уильям Эндру явился в Проссгект-Хауз с намерением повидать Лена Боркера, то он вошел за ограду. Отклонив затем предложение перейти в комнату в нижнем этаже, он расположился на одной из скамеек в саду. Приступив к разговору, Лен Боркер прежде всего подтвердил слова мулатки, что миссис Брэникен возобновила несколько дней тому назад прежние свои прогулки в ближайших окрестностях Проспект-Хауз и что эти прогулки теперь весьма полезны для ее здоровья.

– Скоро ли Долли вернется домой? – спросил тогда Уильям Эндру.

– Не думаю, чтобы Джейн привела ее обратно ранее обеденного часа, – отвечал Лен Боркер.

Ответ этот видимо раздосадовал Уильяма Эндру, которому необходимо было вернуться в свою контору к получению почты. К тому же Лен Боркер и не предлагал ему ждать возвращения миссис Брэникен.

– И вы не замечаете никакого улучшения в состоянии здоровья Долли? – снова спросил он.

– К несчастью, никакого! И можно опасаться, что она страдает такой формой умопомешательства, которая не может быть излечена ни временем, ни уходом.

– Кто знает, господин Боркер. Что недоступно людям, доступно воле Божьей!

Лен Боркер покачал головой с видом человека, не допускающего возможности Божьего вмешательства в житейские дела.

– Всего печальнее, – продолжал Уильям Эндру, – что невозможно надеяться на возвращение капитана Джона. Приходится, следовательно, оставить все расчеты на благоприятное влияние, которое могло оказать его появление на душевное состояние Долли. Вам, вероятно, небезызвестно, что мы вынуждены были отказаться от всякой надежды когда-либо снова увидеть «Франклин»?

– Мне известно это, господин Эндру, и нельзя не признать, что это новое, и большое несчастье сверх прежних несчастий, уже пережитых. И тем не менее даже без особого вмешательства Провидения, – добавил он иронически, что было довольно неуместно в подобную минуту, – возвращение капитана Джона, на мой взгляд, не представлялось бы делом невозможным.

– Как? По прошествии семи месяцев, в продолжение которых не получено никакого известия о «Франклине», – заметил на это Уильям Эндру, – и после того, как все наведенные мною справки не дали никакого результата?

– Тем не менее нет никаких доказательств, что «Франклин» потерпел крушение в открытом море, – продолжал Лен Боркер. – Разве он не мог разбиться на одном из подводных камней или рифов, усеивающих те моря, по которым ему приходилось совершать свой путь? Кто знает, не удалось ли Джону и его экипажу найти убежище на каком-нибудь пустынном острове? В последнем случае, несомненно, люди эти, столь решительные и энергичные, сумеют найти способ вернуться на родину. Разве они не могут построить барку, пользуясь обломками своего судна? Разве не возможен тот случай, что сигналы, подаваемые ими, будут замечены с судна, могущего случайно проходить мимо этого острова? Очевидно, необходимо некоторое время для осуществления подобных предположений. Нет, я не теряю еще надежды на возвращение Джона, быть может, через несколько месяцев, а быть может, и через несколько недель. Известно весьма много случаев возвращения экипажей потерпевших крушение судов, которые признавались всеми безвозвратно погибшими!

Лен Боркер высказал все это с несвойственной ему в обыкновенное время живостью. Лицо его, всегда столь невозмутимое, оживилось. Можно было думать, что, высказываясь в таком духе, выдвигая более или менее сомнительные соображения по поводу потерпевших кораблекрушение, он возражал, в сущности, не Уильяму Эндру, а лично самому себе, тем вечным опасениям, которые жили в нем непрестанно, именно, что он вдруг увидит если не «Франклина», готовящегося войти в порт Сан-Диего, то по крайней мере какое-нибудь иное судно, на котором возвращается капитан Джон вместе с экипажем. Такое происшествие опрокинуло бы то основание, на котором он рассчитывал соорудить здание будущего своего благоденствия.

– Да, – ответил Уильям Эндру, – все это мне известно. Действительно, бывали случаи подобных, почти чудесных, спасений. Все сказанное вами, господин Боркер, мысленно говорил и я сам себе. Тем не менее я не могу сохранить ни малейшей надежды. Что бы ни произошло в будущем, во всяком случае я решил – и это цель настоящего посещения моего – заявить вам, что не желаю оставить Долли исключительно на вашем иждивении.

– О! Господин Эндру…

– Нет, нет, господин Боркер, надеюсь, вы не будете ничего иметь против того, чтобы жалованье капитана Джона было предоставлено мною в распоряжение его жены пожизненно.

– Приношу вам за нее мою признательность, – отвечал Лен Боркер. – Такая щедрость…

– Я считаю, что исполняю лишь свой долг, – продолжал Уильям Эндру. – Полагая вместе с тем, что сумма, оставленная Джоном при отъезде, вскоре должна быть уже на исходе.

– Это действительно так, господин Эндру, – отвечал Лен Боркер, – но Долли имеет родственников; наша обязанность помочь ей.

– Да… я знаю, что мы можем рассчитывать на привязанность к ней миссис Боркер. Тем не менее позвольте и мне в известной мере позаботиться о том, чтобы обеспечить за женой капитана Джона, вернее, вдовой его, увы!.. то довольство и тот уход, в которых, я уверен, она никогда бы не ощущала недостатка с вашей стороны.

– Пусть будет так, если вам угодно, господин Эндру.

– Я принес для передачи вам, господин Боркер, ту сумму, которая причитается капитану Брэникену со времени отплытия «Франклина», и вы можете в качестве опекуна получать из моей кассы ежемесячно его содержание.

– Если таково ваше желание… – отвечал Лен Боркер.

– Не угодно ли будет вам дать мне расписку в получении этой суммы?

– Сию минуту, господин Эндру, – сказал Лен Боркер и направился в свой кабинет.

По возвращении его Уильям Эндру, очень сожалея, что ему не удалось повидать Долли и подождать ее возвращения, выразил свою признательность за проявленные Леном Боркером и его женой доказательства их добрых чувств к несчастной больной. Он выразил уверенность, что Лен Боркер не преминет тотчас же поставить его в известность о малейшей перемене в состоянии здоровья Долли. После этого Уильям Эндру простился, в сопровождении хозяина дошел до ворот, у которых остановился, высматривая, не возвращается ли Долли. Наконец он ушел.

Как только гость скрылся, Лен Боркер поспешил призвать мулатку и спросил ее:

– Знает ли Джейн о посещении Эндру?

– Весьма вероятно, Лен. Она видела, как он пришел и ушел.

– В случае, если он опять явится сюда когда-нибудь, – это маловероятно по крайней мере некоторое время, – необходимо, чтобы он не видел Джейн, а в особенности Долли! Понимаешь, Но?