Психоанализ детских страхов

В связи с этим необходимо отметить:

Летом 1906 года Ганс находился в Гмундене, где он дни напролет слонялся с детьми домовладельца. Когда мы уезжали из Гмундена, мы думали, что расставание и переезд в город окажутся для него тяжелыми. К удивлению, этого не произошло. Он явно радовался перемене и на протяжении нескольких недель говорил о Гмундене очень мало. И только по прошествии нескольких недель у него часто стали всплывать живые воспоминания о времени, проведенном в Гмундене. Последние четыре недели он перерабатывает эти воспоминания в фантазии. Он фантазирует, что играет с детьми – Бертой, Ольгой и Фрицем, разговаривает с ними, как будто они находятся рядом, и способен часами развлекаться подобным образом. Теперь, когда у него появилась сестра и его, по-видимому, стала занимать проблема родов, он называет Берту и Ольгу разве что «своими детьми» и однажды добавляет: «Моих детей, Берту и Ольгу, тоже принес аист». Сон, приснившийся после шестимесячного отсутствия в Гмундене, следует, видимо, понимать как выражение его желания поехать в Гмунден.

Так пишет отец; забегая вперед, отмечу, что Ганс последним заявлением о «своих детях», которых ему якобы аист принес, явно противоречит засевшему в нем сомнению.

К счастью, отец записал здесь многое из того, что впоследствии неожиданно приобрело немалую ценность.

Я рисую Гансу, который в последнее время часто бывал в Шёнбрунне, жирафа. Он говорит мне: «Нарисуй же и пипику». Я в ответ: «Пририсуй ее сам». Тогда он добавляет к изображению жирафа следующую линию (рис. 1), которую сначала делает короткой, а затем чуть удлиняет, замечая: «Пипика длиннее».

Рис. 1

Я прохожу с Гансом мимо лошади, которая мочится. Он говорит: «У лошади пипика внизу, как и у меня».

Он наблюдает, как купается его трехмесячная сестра, и с сожалением говорит: «У нее совсем-совсем маленькая пипика».

Он получает куклу, чтобы играть, которую раздевает. Он внимательно ее разглядывает и говорит: «А пипика у нее совсем маленькая».

Мы уже знаем, что с помощью этой формулы для него становится возможным сохранять в силе свое открытие [отличия живого от неживого].

Любому исследователю грозит опасность иной раз впасть в ошибку. Остается утешиться тем, если он, как наш Ганс в следующем примере, не просто заблуждается, а может в свое оправдание сослаться на словоупотребление. Так, в своей книжке с картинками Ганс видит обезьяну и показывает на ее изогнутый кверху хвост: «Смотри, папочка, пипика»[7 - В немецком языке слово «der Schwanz» обозначает как хвост, так и мужской член. – Примеч. перев.].

Из-за своего интереса к пипике он придумал совершенно особую игру.

В прихожей находятся уборная и темная кладовка. С некоторого времени Ганс ходит в кладовку и говорит: «Я иду в мой клозет». Однажды я заглядываю в нее, чтобы посмотреть, что он делает в темной каморке. Он снимает штаны и говорит: «Я делаю пи-пи». Это означает: он «играет» в клозет. Игровой характер явствует не только из того, что «пи-пи» он просто симулирует, а не делает по-настоящему, но также и из того, что он не идет в клозет, что, собственно, было бы гораздо проще, а предпочитает кладовку, которую он называет «своим клозетом».

Мы были бы несправедливы к Гансу, если бы проследили только аутоэротические черты его сексуальной жизни. Его отец может нам сообщить свои подробные наблюдения над его любовными отношениями с другими детьми, из которых проистекает «выбор объекта», как у взрослого. Правда, и здесь перед нами предстает совершенно удивительная подвижность и полигамические наклонности.

Зимой (3? года) я беру с собой Ганса на каток и знакомлю его с двумя дочками моего коллеги Н., примерно десятилетнего возраста. Ганс усаживается рядом с ними; те, ощущая свой зрелый возраст, довольно пренебрежительно взирают на малыша, а он глядит на них с почитанием, что никакого большого впечатления на них не производит. Тем не менее Ганс говорит о них только как о «своих девочках»: «Где же мои девочки? Когда же придут мои девочки?» – и на протяжении нескольких недель досаждает мне дома вопросом: «Когда я снова пойду на каток к моим девочкам?»

Пятилетний кузен гостит у четырехлетнего Ганса. Ганс беспрестанно его обнимает и однажды при таком нежном объятии говорит: «Как я тебя люблю».

Это первое, но не последнее проявление гомосексуальности, с которым мы встретимся у Ганса. Похоже, наш маленький Ганс и в самом деле является образцом всех низостей!

Мы переехали в новую квартиру. (Гансу четыре года.) Из кухни дверь ведет на балкон, откуда видна находящаяся напротив во дворе квартира. Здесь Ганс обнаружил девочку 7–8 лет. Теперь, чтобы любоваться ею, он садится на ступеньку, ведущую на балкон, и сидит там часами. Особенно в 4 часа пополудни, когда девочка приходит из школы, его невозможно удержать в комнате и увести с его наблюдательного поста. Однажды, когда девочка в обычное время не показывается у окна, Ганс становится беспокойным и докучает матери и отцу вопросами: «Когда придет девочка? Где девочка?» и т. д. Когда она затем появляется, он полностью счастлив и больше уже не отводит взгляда от квартиры напротив. Сила, с которой проявилась эта «любовь на расстоянии»[8 - В. Буш:А любовь на расстоянии,Словом, крайне неприятна мне.], находит свое объяснение в том, что у Ганса нет товарищей и подруг. Составной частью нормального развития ребенка, очевидно, является постоянное общение с другими детьми.

Оно выпадает на долю Ганса, когда вскоре после этого (в 4? года) мы на летний отдых переезжаем в Гмунден. В нашем доме с ним играют дети домохозяина: Франц (12 лет), Фриц (8 лет), Ольга (7 лет), Берта (5 лет) – и, кроме того, соседские дети: Анна (10 лет) и еще две девочки 9 и 7 лет, имен которых я уже не помню. Его любимец – Фриц, которого он часто обнимает и заверяет в своей любви. Однажды его спрашивают: «Какая же из девочек тебе нравится больше всего?» Он отвечает: «Фриц». В то же время по отношению к девочкам он очень агрессивен, ведет себя по-мужски, как завоеватель, обнимает и целует их, что особенно нравится Берте. Однажды вечером, когда Берта выходит из комнаты, Ганс обнимает ее и самым нежным голосом говорит: «Берта, какая же ты милая!» – что, впрочем, не мешает ему целовать и уверять в своей любви других девочек. Ему также нравится 14-летняя Мариель – тоже дочь домохозяина, которая с ним играет, – и однажды вечером, когда его укладывают спать, он говорит: «Пусть Мариель спит со мной». Когда ему отвечают: «Так не положено», он говорит: «Тогда пусть она спит с мамой или с папой». Ему возражают: «Так тоже не положено, Мариель должна спать у своих родителей», и тут возникает следующий диалог:

Ганс. Тогда я пойду вниз спать к Мариель.

Мама. Ты действительно хочешь уйти от мамы, чтобы спать внизу?

Ганс. Но ведь утром я снова поднимусь наверх, чтобы попить кофе и сделать пи-пи.

Мама. Если ты действительно хочешь уйти от папы и мамы, забери свою куртку и штаны и – до свидания!

Ганс действительно берет свою одежду и направляется к лестнице, чтобы пойти спать к Мариель, но, конечно, его возвращают обратно.

(За желанием: «Пусть Мариель спит у нас», разумеется, скрывается другое: пусть Мариель, рядом с которой ему так нравится находиться, будет принята в нашу семью. Но тем самым не подлежит сомнению, что отец и мать Ганса, хотя и не очень часто, брали его к себе в кровать и, когда он лежал рядом с ними, у него пробуждались эротические чувства и что желание спать с Мариель имеет также свой эротический смысл. Для Ганса, как и для всех детей, лежать в кровати с отцом или матерью является источником эротических побуждений.)

Наш маленький Ганс, несмотря на свои гомосексуальные странности, при расспросах матери повел себя как настоящий мужчина.

Также и в следующем случае Ганс сказал матери: «Мне бы очень хотелось однажды поспать с этой девочкой». Этот случай весьма забавен для нас, ибо Ганс действительно ведет себя здесь как влюбленный взрослый. В гостиницу, где мы обедаем, уже несколько дней приходит прелестная восьмилетняя девочка, в которую Ганс, конечно, тут же влюбляется. Он постоянно вертится на своем стуле, чтобы на нее поглядывать, поев, располагается возле нее, чтобы с ней пококетничать, но становится огненно-красным, когда при этом за ним наблюдают. Если девочка отвечает на его взгляд, то он тут же стыдливо глядит в противоположную сторону. Его поведение, естественно, становится настоящей потехой для всех гостей гостиницы. Каждый день, когда его ведут в гостиницу, он спрашивает: «Как ты думаешь, там будет сегодня девочка?» Когда наконец она приходит, он краснеет, как взрослый в подобном случае. Однажды он счастливый приходит ко мне и шепчет мне на ухо: «Слушай, я уже знаю, где живет девочка. Там-то и там-то я видел, как она подымалась по лестнице». Если дома он ведет себя по отношению к девочкам агрессивно, то здесь он выступает платонически изнывающим поклонником. Возможно, это связано с тем, что девочки в доме – деревенские дети, эта же – образованная дама. О том, что ему хотелось бы с ней поспать, уже упоминалось.

Так как я не хочу оставлять Ганса в прежнем состоянии душевного напряжения, в которое его повергла любовь к девочке, я посредничаю в его знакомстве с ней и приглашаю девочку прийти вечером к нему в сад, когда он проснется после обеда. Ганс настолько возбужден ожиданием того, что к нему придет девочка, что впервые не может после обеда заснуть и беспокойно ворочается в постели. Мама спрашивает его: «Почему ты не спишь? Наверное, ты думаешь о девочке?» – на что счастливый Ганс отвечает: «Да». Когда он пришел домой из гостиницы, он также всем людям в доме рассказывал: «Сегодня ко мне придет моя девочка», а 14-летняя Мариель сообщает, что он постоянно спрашивал ее: «Послушай, как ты думаешь, она будет со мной мила? Как ты думаешь, она поцелует меня, если я ее поцелую?» и т. п.

Однако после обеда пошел дождь, а потому визит не состоялся, и Ганс утешился с Бертой и Ольгой.

Дальнейшие наблюдения, по-прежнему относящиеся ко времени пребывания на летнем отдыхе, позволяют предположить, что у малыша назревают и разного рода новшества.

Ганс, 4? года. Сегодня утром мать, как обычно, купает Ганса, а после купанья вытирает его и припудривает. Когда мама очень осторожно припудривает пенис, причем так, чтобы его не коснуться, Ганс говорит: «Почему ты здесь не трогаешь пальцем?»

Мама. Потому что это свинство.

Ганс. Как это? Свинство? Но почему?

Мама. Потому что это неприлично.

Ганс(смеясь). Зато весело[9 - Про подобную попытку совращения рассказала мне о своей дочурке в возрасте 3? года одна невротичная мать, не желавшая верить в инфантильную мастурбацию. Она сшила малышке трусы и решила проверить, не будут ли они слишком узкими при ходьбе; она провела снизу вверх рукой по внутренней поверхности бедер. Вдруг малышка прижала ногами руку и попросила: «Мама, оставь же там руку. Это так хорошо».].

Приснившийся примерно в это же время сон нашего Ганса по содержанию резко контрастирует с той дерзостью, которую он проявил по отношению к матери. Это первый искаженный до неузнаваемости сон мальчика. Но благодаря проницательности отца удалось получить его разгадку.

Ганс, 4? года. Сновидение. Сегодня утром Ганс просыпается и рассказывает: «Знаешь, сегодня ночью я думал: „Один говорит: кто хочет ко мне подойти? Тогда кто-то говорит: «Я». Тогда он должен его заставить сделать пи-пи“».

Из дальнейших расспросов стало понятным, что в этом сновидении все, что относится к зрительной сфере, совершенно отсутствует, что оно принадлежит к чистому type auditif[10 - Слуховой тип (фр.). – Примеч. перев.]. Несколько дней назад Ганс играл с детьми домохозяина, среди них со своими приятельницами Ольгой (7 лет) и Бертой (5 лет), в разные игры, в том числе в фанты (А.: «Чей фант в моей руке?» Б.: «Мой». Затем Б. назначают, что он должен сделать). Сновидение подделывается под эту игру в фанты, разве что Гансу хочется, чтобы тот, кто вытянул фант, был присужден не к обычным поцелуям или пощечинам, а к тому, чтобы сделать пи-пи или, точнее, кто-то должен заставить его сделать пи-пи.

Я прошу еще раз рассказать сон; он рассказывает его теми же словами, но вместо: «Тогда кто-то говорит» указывает: «Тогда она говорит». Эта «она», по-видимому, Берта или Ольга, с которыми он играл. Стало быть, в переводе сновидение гласит: «Я играю с девочками в фанты. Я спрашиваю, кто хочет ко мне подойти? Она (Берта или Ольга) отвечает: „Я“. Тогда она должна заставить меня сделать пи-пи». (Помочь при мочеиспускании, что, по-видимому, Гансу приятно.)

Ясно, что «делать пи-пи», когда ребенку расстегивают штаны и вынимают пенис, Гансу приятно. Во время прогулок эту помощь чаще всего оказывает ребенку отец, что дает повод для фиксации на отце гомосексуальной наклонности.

За два дня до этого, как уже сообщалось, после того как мама его искупала и припудривала генитальную область, он ее спросил: «Почему ты здесь не трогаешь пальцем?» Вчера, когда я попросил Ганса «сходить в кустики», он впервые попросил меня отвести его за дом, чтобы никто не мог его видеть, и добавил: «В прошлом году, когда я делал пи-пи, Берта и Ольга за мною подсматривали». Это, как я думаю, означает, что в прошлом году то, что девочки за ним наблюдали, ему было приятно, а теперь – уже нет. Эксгибиционистское удовольствие теперь подвергается вытеснению. То, что желание, чтобы Берта или Ольга смотрела, как он делает пи-пи (или заставляли его делать пи-пи), теперь вытесняется в жизни, служит объяснением его проявления в сновидении, в котором он создал себе красивое облачение благодаря игре в фанты. С тех пор я неоднократно наблюдал, что ему не хочется, чтобы другие наблюдали за ним, как он «делает пи-пи».

В связи с этим я только замечу, что также и этот сон подчиняется правилу, приведенному мной в «Толковании сновидений»: «Разговоры, случающиеся в сновидении, происходят от услышанных или самостоятельно произнесенных речей в предшествовавшие дни».

Вскоре после переезда в Вену отец зафиксировал еще одно наблюдение:

Ганс (4? года) вновь наблюдает, как купают его маленькую сестру, и начинает смеяться. Его спрашивают: «Почему ты смеешься?»

Ганс. Я смеюсь над пипикой Ханны.

Я. Почему?

Ганс. Потому что пипика такая красивая.

Ответ, разумеется, лживый. Пипика показалась ему как раз комичной. Впрочем, он впервые таким образом признает различие между мужскими и женскими гениталиями, вместо того чтобы его отрицать.

II

История болезни и анализ