Характер и судьба

Внешний мир?– с неудовольствием (с прежним безразличием).

Вместе с проникновением объекта в ступень развития первичного нарциссизма достигает своего развития и вторая противоположность любви?– ненависть.

Как мы слышали, объект преподносится «Я» из внешнего мира влечениями к самосохранению, и нельзя не согласиться с тем, что и первоначальный смысл ненависти выражает отношение к чужому, доставляющему раздражения внешнему миру. Индифферентность подчиняется ненависти, неблагосклонности как специальная форма ее, после того как она появлялась как ее предшественница. Внешнее, объект, ненавистное были сначала идентичными. Если позже объект превращается в источник наслаждения, то он становится любимым, но в то же время сливается с «Я», так что для чистого «“Я”-наслаждение» объект опять-таки совпадает с чужим ненавистным.

Но теперь мы начинаем замечать, что, подобно тому как противоположная пара: любовь?– индифферентность отражает полярность «Я»?– внешний мир, так вторая противоположность, любовь?– ненависть, воспроизводит связанную с первой полярность?– наслаждение?– неудовольствие. После того как чисто нарциссическая ступень сменяется ступенью объекта, наслаждение?– неудовольствие обозначает отношение «Я» к объекту. Если объект становится источником ощущений наслаждения, то выявляется моторная тенденция, которая приближает объект к «Я», сливает его с «Я»; мы говорим тогда также о «притяжении», которое оказывает дающий наслаждение объект, и говорим, что мы любим этот объект. Наоборот, когда объект становится источником неприятных ощущений, неудовольствия, то возникает тенденция увеличить расстояние между ним и «Я», повторить на нем первоначальную попытку бегства от посылающего раздражения внешнего мира. Мы ощущаем «отталкивание» объекта и ненавидим его; эта ненависть может впоследствии усилиться до склонности к агрессивным действиям против объекта, до намерения уничтожить его.

* * *

Можно было бы в крайнем случае сказать про какое-нибудь влечение, что оно «любит» объект, к которому стремится для своего удовлетворения. Но странно звучит для нас выражение, что влечение «ненавидит» объект,?– и это обращает наше внимание на то, что отношения любви и ненависти неприменимы к отношениям влечений к своим объектам, а только к отношениям всего «Я» к объектам. Наблюдения над безусловно глубокими по своему смыслу оборотами нашей речи указывают нам на дальнейшие ограничения значения любви и ненависти. Относительно предметов, служащих целям самосохранения, не говорят, что их любят, а подчеркивают, что нуждаются в них, и выражают еще другого рода отношения, употребляя слова, обозначающие очень ослабленную степень любви, как, например: охотно делаю, нахожу приятным, мне нравится.

Слово «любить» все больше приближается к сфере чистых отношений наслаждения «Я» к объекту и в конце концов фиксируется на объектах, в тесном смысле сексуальных, и на таких объектах, которые удовлетворяют потребности сублимированных сексуальных влечений. Отделение влечений «Я» от сексуальных, которое мы навязали нашей психологии, оказывается, таким образом, в полном согласии с духом нашего языка. Если у нас нет привычки говорить, что отдельное сексуальное влечение любит свой объект, но находим самое большое соответствие в употреблении слова «любить» для обозначения отношений «Я» к своему сексуальному объекту, то наблюдение показывает нам, что применение этого слова для обозначения этих отношений начинается только с момента синтеза всех частичных влечений сексуальности под приматом гениталий и в целях функции продолжения рода.

Замечательно, что в употреблении слова «ненавидеть» не проявляется такая близкая связь с сексуальным наслаждением и с сексуальной функцией, а решающее значение, по-видимому, имеет только отношение неприятного, неудовольствия. «Я» ненавидит, испытывает отвращение, преследует с целью разрушения все объекты, которые становятся для него источником неприятного, независимо от того, лишают ли они его сексуального удовлетворения или удовлетворения потребностей самосохранения. Можно даже утверждать, что настоящие прообразы отношений ненависти исходят не из сексуальной жизни, а из борьбы «Я» за самосохранение и самоутверждение.

Любовь и ненависть, представляющиеся нам полными материальными противоположностями, находятся друг с другом все же не в простых взаимоотношениях. Они возникли не из расщепления чего-то, первоначально общего, а имеют различное происхождение и прошли?– каждое чувство в отдельности?– особое развитие до того, как сформировались в противоположности под влиянием отношений наслаждения?– неудовольствия. Здесь перед нами возникает задача дать цельное и полное описание того, что нам известно о происхождении любви и ненависти.

Любовь берет свое происхождение из способности «Я» удовлетворять часть своих влечений аутоэротически, испытывая наслаждение от функции органов. Первоначально она нарциссична, затем переходит на объекты, которые сливаются с расширенным «Я», и выражает в виде источника наслаждения моторное стремление «Я» к этим объектам. Она тесно соединяется с проявлениями позднейших сексуальных влечений, и, после того как их синтез закончен, она совпадает с сексуальным стремлением в полном его объеме. Предварительные ступени любви, оказывается, совпадают с временными переходными сексуальными целями в тот период, когда сексуальные влечения проделывают свое сложное развитие. Как первую из этих предварительных ступеней любви мы открываем стремление проглотить или сожрать,?– вид любви, соединяющийся с прекращением отдельного существования объекта и поэтому заслуживающий названия амбивалентного. На более высокой ступени прегенитальной садистически-анальной организации стремление к объекту проявляется в форме стремления к овладению, которому безразлично, будет ли при этом поврежден или уничтожен объект. Эту форму предварительной ступени любви вряд ли можно отличить по ее отношениям к объекту от ненависти. Только по формировании генитальной организации любовь становится противоположностью ненависти.

Как проявление отношения к объекту ненависть старше любви, она соответствует самому первоначальному отстранению нарциссическим «Я» внешнего мира, доставляющего раздражения. Как выражение вызванной объектами реакции неудовольствия, ненависть сохраняет тесную связь с влечениями самосохранения, так что между влечениями «Я» и сексуальными влечениями легко могут образоваться отношения противоположности, повторяющей такое же отношение между ненавистью и любовью. Если влечения «Я» господствуют над сексуальными влечениями, как, например, на ступени садистически-анальной организации, то они придают и цели влечения характер ненависти.

История развития и отношений любви объясняет факт, что она так часто проявляется амбивалентно, то есть сопровождается ненавистью по отношению к тому же объекту. Примесь ненависти в любви отчасти происходит от не вполне преодоленной предварительной ступени любви, отчасти она вытекает из реакций отклонения этого чувства со стороны влечений «Я», которые могут оправдываться реальными и актуальными мотивами при столь частых конфликтах между интересами «Я» и любви. В?обоих случаях, следовательно, примесь ненависти исходит из источников влечений к самосохранению. Если любовные отношения к какому-нибудь объекту обрываются, то нередко вместо них появляется ненависть, отчего у нас получается впечатление превращения любви в ненависть. Но более широкий, чем описанный, взгляд обнаруживает, что мотивированная реальными причинами ненависть усиливается еще вследствие регрессии любви на предварительную садистическую ступень, так что ненависть получает эротический характер и создается, таким образом, нерушимость любовных отношений.

Третья противоположность любви, превращение «любить» в «быть любимым» соответствует действию полярности активности и пассивности, и ее следует рассматривать так же, как случаи страсти к разглядыванию и садизма.

Обобщая, мы можем особенно подчеркнуть, что участь влечений состоит, в сущности, в том, что влечения подвергаются влиянию трех больших полярностей, господствующих в душевной жизни. Из этих трех полярностей активность?– пассивность можно было бы назвать биологической, «Я»?– внешний мир назвать реальной и, наконец, наслаждение неудовольствие, неприятное?– экономической полярностями.

Приспособление к реальности

(Из статьи Зигмунда Фрейда «Положение о двух принципах психической деятельности»)

…В психологии, основанной на психоанализе, мы привыкли считать исходным моментом бессознательные душевные процессы, особенные свойства которых вскрываются перед нами при помощи анализа. Мы рассматриваем их как более старые, первичные, как остатки такой стадии развития, в которой они являлись единственной формой душевных переживаний. Высшую тенденцию, которой подчиняются эти первичные процессы, легко заметить. Она называется принципом удовольствия-неудовольствия (или, короче,?– принципом удовольствия). Эти душевные процессы имеют стремление доставить себе удовольствие. От переживаний, могущих вызвать неудовольствие, психическая деятельность отвращается (вытеснение). Наши ночные сновидения, наше стремление наяву оторваться от гнетущих впечатлений?– остатки господства этого принципа?– доказывают его могущество.

Я повторю положение, подробно развитое мною уже в другом месте (в общей части «Толкования сновидений»), если укажу, что психическое состояние покоя первоначально было нарушено властными запросами внутренних потребностей,?– в этом случае желанное выдвигалось просто в виде галлюцинации, как это и теперь еще еженощно происходит в наших сновидениях. И?только отсутствие ожидаемого удовлетворения?– разочарование?– привело к отказу от такой попытки удовлетворения путем галлюцинации. Вместо этого психический аппарат должен был решиться представить себе реальные соотношения внешнего мира и стремиться к их реальному изменению. Таким образом, был введен новый принцип душевной деятельности. Представлялось уже не то, что приятно, а то, что действительно, даже если оно и неприятно. Это введение принципа реальности повлекло за собой большие последствия.

1. Прежде всего, новые требования сделали неизбежным ряд приспособлений психического аппарата, на которые мы, вследствие недостаточных или не вполне проверенных знаний, можем указать только мимоходом.

Возросшее значение внешней реальности повысило роль обращенных к внешнему миру органов чувств и связанного с ними сознания, которое, помимо интересовавших до сих пор психику качеств?– удовольствия и неудовольствия, научилось воспринимать и качества, определяемые органами чувств. Была выработана особая функция?– внимание, в задачу которого входило периодически обследовать внешний мир, для того чтобы данные его наперед были известны, если появится неотвратимая внутренняя потребность. Эта деятельность идет навстречу впечатлениям чувств, вместо того чтобы ожидать их появления.

Весьма вероятно, что одновременно с этим была введена система отметок, которая должна была сохранять продукты этой периодически осуществляемой деятельности сознания,?– часть того, что мы называем памятью.

Вместо вытеснения, исключавшего из нагрузки часть всплывающих представлений как вызывающих неудовольствие, возникло беспристрастное суждение, которое должно было решить, верно или неверно определенное представление, т.?е. созвучно ли оно с реальностью, и решало это при помощи сравнения со следами воспоминаний о той же реальности.

Моторное проявление, служившее во время господства принципа удовольствия разгрузке душевного аппарата от добавочного раздражения и осуществлявшее эту задачу через направляемые внутрь тела иннервации (мимика, выявления аффекта), приобрело теперь новую функцию?– обращение к целесообразному изменению действительности. Оно превратилось в действие.

Ставшая необходимой задержка моторного проявления (действия) осуществлялась процессом мышления, постепенно возникшего из представления. Мышление было снабжено свойствами, благодаря которым душевный аппарат мог перенести повышенное возбуждение, усилившееся от задержки проявления. По существу, это есть пробное действие, оперирующее с перемещением меньших количеств нагрузки при меньшей затрате (проявлении) последней.

Для этого стал необходимым перевод свободно перемещаемой нагрузки в связанную?– и это последнее достигалось через поднятие общего уровня всего процесса нагрузки.

Первоначальное мышление было, вероятно, бессознательным, отличаясь от простого представления тем, что оно поднималось над ним и обращалось к отношениям между впечатлениями от объектов; оно получило дальнейшие для сознания ощутимые свойства только через связь с остатками слов.

* * *

2. По-видимому, существует общая тенденция нашего душевного аппарата, которую можно отнести к экономическому принципу сбережения: она выявляется в упрямом цеплянии за имеющиеся в ее распоряжении источники удовольствия и в трудности отказа от последних. С?введением принципа реальности откололся вид мыслительной деятельности, свободной от критерия реальности и подчиненной исключительно принципу удовольствия,?– это фантазирование, которое начинается еще с детских игр и, продолжаясь в виде сна наяву, совершенно отказывается от всякой опоры в реальных объектах.

3. Замена принципа удовольствия принципом реальности со всеми вытекающими отсюда психическими последствиями, схематически представленная нами в едином предложении, в действительности осуществляется не сразу и не одновременно по всей линии. В?то время как стремления, связанные с личным Я?(Эго), проходят этот путь развития, сексуальные стремления в значительной степени уклоняются от них. В?ранней стадии развития половые влечения аутоэротичны. Они находят удовлетворение в собственном теле и поэтому не встречают отказа, который потребовал бы введения принципа реальности. Возникающий же у них впоследствии процесс отыскания объекта испытывает вскоре длительный перерыв благодаря возникновению скрытого периода, задерживающего половое развитие до наступления половой зрелости. Эти оба момента?– аутоэротизм и скрытый период?– влекут за собой задержку в психическом развитии полового влечения и этим самым сохраняют последнее на более продолжительное время под господством принципа удовольствия, от которого половое влечение у многих лиц уже никогда не может избавиться.

В результате устанавливается более тесная связь, с одной стороны, между половым влечением и фантазией, с другой?– между влечениями Я?(Эго) и деятельностью сознания. Эта связь оказывается как у здоровых, так и у невротиков очень тесной, несмотря на то что вследствие высказанных соображений из генетической психологии она должна быть отнесена ко вторичным явлениям.

Именно продолжающееся влияние аутоэротизма и создает условия для того, чтобы более легкое, мгновенное и фантастическое удовлетворение сексуальным объектом так долго предпочиталось реальному, требующему труда и отсрочки. Вытеснение остается всемогущим в царстве фантазии; оно в состоянии приостановить представления in statu nascendi, не доводя их до сознания, если включение их может дать повод к возникновению неудовольствия. Это и есть то слабое место нашей психической организации, при помощи которого мыслительные процессы, даже ставшие уже рациональными, могут вновь подводиться под господство принципа удовольствия. Значительная часть психических предрасположений к неврозу вызывается, таким образом, более поздним приспособлением полового влечения к соблюдению условия реальности и теми обстоятельствами, которые вызывают запоздание.

4. Как стремящееся к удовольствию Я?(Эго) может только желать, искать удовольствия и избегать неудовольствия, так стремящееся к реальности Я?(Эго) должно искать пользы и застраховать себя от вреда.

В действительности замена принципа удовольствия принципом реальности не означает вовсе устранения принципа удовольствия, а только подкрепление этого последнего. Мгновенное, но сомнительное по своим последствиям удовольствие устраняется только для того, чтобы на новом пути обеспечить себе более надежное, хотя и отсроченное. Однако внутреннее психическое впечатление этой замены было до того велико, что оно отразилось в религиозном мире. Учение о награде на том свете за добровольный или вынужденный отказ от земных наслаждений не что иное, как мифическая проекция этого психического переворота. Религия смогла, последовательно руководствуясь этим примером, провести абсолютный отказ от земных радостей, суля возмещение в будущей жизни. Но этим путем не было достигнуто преодоление принципа удовольствия. Лучше всего удается это преодоление науке; впрочем, и она доставляет во время работы интеллектуальное удовольствие и обещает конечный практический выигрыш.

* * *

5. Воспитание может быть определено, без дальнейших оговорок, как побуждение к преодолению принципа удовольствия и к замещению его принципом реальности. Оно пытается помочь изложенному процессу развития Я?(Эго), пользуясь при этом любовью воспитателей в виде награды, и поэтому не достигает цели, если избалованное дитя убеждено, что оно обладает этой любовью и без того и не может ни при каких обстоятельствах потерять ее.

6. Искусство своеобразным путем достигает примирения этих двух принципов. Художник?– это человек, отвращающийся от действительности, потому что он не в состоянии примириться с требуемым ею отказом от удовлетворения влечений; он открывает простор своим эгоистическим и честолюбивым замыслам в области фантазии. Однако из этого мира фантазий он находит обратный путь в реальность, преображая, благодаря своим особым дарованиям, свои фантазии в новый вид действительности, который принимается человечеством как ценное отображение реальности. Таким образом, он становится действительно героем, королем, творцом, любимцем, каким он хотел стать, избавляясь от необходимости действительного изменения внешнего мира.

Это ему удается только потому, что другие люди, как и он сам, испытывают то же самое недовольство от требуемого в реальности отказа, и потому еще, что это недовольство само есть часть реальности.

7. В?то время как Я?(Эго) проделывает превращение из Я?(Эго), стремящегося к удовольствию, в Я?(Эго), стремящееся к реальности, сексуальные влечения претерпевают ряд изменений?– от первоначального аутоэротизма через различные промежуточные фазы к направленной на объект любви, служащей функции размножения.

Если верно предположение, что каждая ступень этих обоих путей развития может стать базой какого-нибудь предрасположения к невротическому заболеванию, то напрашивается мысль поставить выбор формы позднейшего заболевания (выбор невроза) в связь с тем, в какой фазе развития Я?(Эго) и либидо наступила предрасполагающая задержка. Таким образом, приобретает неожиданное значение?– еще не исследованное?– течение обоих процессов развития во времени и возможное передвижение их по отношению друг к другу.

8. Самое поразительное свойство бессознательных (вытесненных) процессов, к которому каждый исследователь привыкает только путем большого преодоления себя самого, заключается в том, что для них критерий реальности не имеет никакого значения: мыслимая реальность приравнивается к внешней действительности, желание?– к осуществлению, к событию, как это непосредственно вытекало из господства старого принципа удовольствия. Потому-то так трудно отличить бессознательную фантазию от ставших бессознательными воспоминаний.

Потому-то надо остерегаться ошибки, как бы не внести в вытесненные психические образования оценку из реального мира или недостаточно высоко оценить значение фантазий только потому, что они нереальны, или же пытаться вывести невротическое чувство вины из чего-нибудь другого на том основании, что нет налицо действительно совершенного преступления. Каждому вменяется в обязанность пользоваться той валютой, которая в исследуемой стране является господствующей. В?нашем случае это невротическая валюта. Попробуем для примера истолковать такой сон. Человек, когда-то ухаживавший за своим отцом во время его длительной смертельной болезни, сообщает, что в последующие после кончины отца месяцы он не раз видел сон: «отец снова жив и беседует с ним, как обычно; при этом он сам, однако, очень болезненно переживает ощущение, что отец все-таки умер, но сам он об этом не знает». Нет другого пути к распознанию противоречивого на первый взгляд сна, как прибавление «по его желанию» или «вследствие его желания» после слов «что отец все-таки умер», и приставка «что он этого желал» к последним словам. Мысль сна тогда означает: ему неприятно вспоминать, что он должен был желать отцу смерти (как освобождения от страданий) еще при его жизни и «как было бы ужасно, если бы отец об этом мог догадаться».