Роковой жребий Лермонтова

В 1814 году молодожены провели некоторое время у родственников в Москве, и там, в доме у Красных ворот, принадлежавшего вдове генерала Федора Николаевича Толя (дом не сохранился, на его месте в советское время было возведена одна из станций метрополитена), в ночь со 2-го на 3-е октября 1814 года родился будущий поэт Михаил Юрьевич Лермонтов. Повивальная бабка, принимавшая роды, сказала родителям:

– Это ребенок особый, он будет отмечен судьбой, но своей смертью не умрет.

По каким признакам она сделала такое заключение, неизвестно. Но оно оказалось пророческим. Крестили будущего поэта в церкви у Красных ворот (ликвидирована при советской власти). Елизавета Алексеевна, ожидавшая с нетерпением прибавления в своей семье, была счастлива. Она в 42 года стала бабушкой. К новорожденному сразу же были приглашены две няни, кормилица, бонна – немка Кристина Осиповна Ремер. Через семь месяцев семья вернулась из Москвы в Тарханы, захватив с собой доктора и бонну. В Тарханах к Мишелю (так стали называть в семье сына Марии Михайловны) были приглашены новые наставники и воспитатели.

По случаю рождения внука Елизавета Алексеевна основала недалеко от Тархан село, которое по имени внука назвала Михайловским. Его заселили крестьянами из двух соседних губерний. Молодая мать Мишеля Мария Михайловна Лермонтова любила сына безоглядно и почти не расставалась с ним. Во время игры на фортепиано сажала его к себе на колени, пела ему колыбельные песни, а в теплую погоду гуляла с ним по селу. Отец малыша Юрий Петрович Лермонтов не меньше матери любил своего сына, его часто видели прогуливающимся с ним по усадебному парку. В холодное время он занимал его детскими играми в комнате. Его ласки были по-мужски скупыми, но искренними.

Семейная радость молодой матери была недолгой. Она заболела чахоткой и находилась под постоянным наблюдением домашних докторов. Несмотря на самый заботливый уход, болезнь не отступала. Мария Михайловна стала реже выходить из дома, большую часть времени лежала в постели. Интимная близость с мужем становилась все более редким явлением. Молодой, здоровый и физически крепкий муж стал искать развлечения на стороне и сблизился с молоденькой бонной своего сына Сесилией Федоровной. Однажды Мария Михайловна застала ее в объятиях Юрия Петровича и была крайне оскорблена его недостойным поведением. Елизавета Алексеевна долгое время была в неведении, но когда ей донесли об этом дворовые люди, возненавидела зятя и лишила его управления усадьбой.

В периоды улучшения здоровья Мария Михайловна старалась больше внимания уделять сыну. Биограф Лермонтова Павел Александрович Висковатов (1842-1905), на основании сведений, полученных от старожилов, писал о ней: «Тихая, бледная барыня была хрупким созданием. Ее всегда сопровождал мальчик-слуга, который носил в сумке снадобья для лечения». Однажды она совершила прогулочную поездку в соседнее село. Но на обратном пути произошла размолвка с мужем. Мария Михайловна стала упрекать его в измене, а он, не сдержав своего темперамента, ударил ее кулаком в лицо. С этого времени состояние здоровья Марии Михайловны резко ухудшилось. Она окончательно слегла в постель и 24 февраля 1817 года тихо скончалась в возрасте неполных 22 лет. Горю Елизаветы Алексеевны не было предела. Она считала, что зять своим поведением ускорил смерть ее дочери, и отношения с ним резко обострились.

После отпевания тела Марии Михайловны, ее похоронили в усадебной церкви рядом с могилой ее отца Михаила Васильевича. На ее памятнике из серого гранита была сделана надпись: «Под сим камнем лежит тело Марии Михайловны Лермонтовой, урожденной Арсеньевой. Скончалась 24 февраля 1817 года. Житие ее было – 21 год, 11 месяцев и 7 дней». Маленький трехлетний Мишель, несмотря на ранний детский возраст, помнил свою мать, часто вспоминал о ней, а позже написал в одном из писем родственникам: «На ее коленях протекли первые годы моего младенчества. Ее имя было первой моей речью, ее ласки облегчали мои болезни». Он был очень привязан к матери и ее ранний уход из жизни потряс его детскую душу и оставил глубокий след в его неокрепшей нервной системе. После ее смерти Мишель каждый раз, когда видел женщину, напоминавшую мать по внешнему виду или по голосу, заливался слезами. До конца своих дней он сохранил в памяти ее дорогие черты.

После смерти дочери Елизавета Алексеевна предложила Юрию Петровичу покинуть Тарханы. Через две недели он уехал в свое родовое имение в Тульской губернии, оставив расписку о том, что до 16-летнего возраста Мишеля не будет вмешиваться в его воспитание. Он и сам понимал, что, имея скромный доход и двух незамужних сестер на своем попечении, он не смог бы дать хорошее воспитание и образование сыну, какие могла обеспечить ему богатая и влиятельная бабушка. Кроме двух младших сестер Натальи и Александры, у Юрия Петровича была еще старшая – Евдокия Петровна (в замужестве Погожина-Отрашкевич), которая имела двух сыновей, Михаила и Николая, и жила отдельно.

Отъезд из Тархан отца стал еще одним душевным потрясением для маленького ребенка, что отразилось на формировании его характера, а в будущем – и на его творчестве.

4. Детские годы

«Наверно жизнь лишь в раннем детстве
Так первозданна и свежа,
Что никаких утрат и бедствий
Не хочет принимать душа».

    А. Жигулин

После смерти дочери Елизавета Алексеевна распорядилась снести дом, в котором скончались ее муж и дочь, чтобы он не напоминал ей о трагедии. В усадьбе был выстроен новый дом – деревянный, одноэтажный, с мезонином и крыльцом. Елизавета Алексеевна приняла на себя все заботы о воспитании внука. Для нее он теперь был единственным самым родным существом. Она была крутого нрава, властная и даже деспотичная (Висковатов), но внука Мишеля любила безмерно и не жалела средств на его содержание и обучение.

Исследователи жизни и творчества Лермонтова М.И. Гиллельсон и В.А. Мануйлов писали в 1972 году: «Тарханские впечатления Лермонтов запомнил на всю жизнь. Его одаренность и повышенная восприимчивость помогли ему сначала почувствовать, а потом понять и воплотить в своих творениях весь трагизм окружающего мира» («Лермонтов в воспоминаниях современников». М., 1972).

Михаил Юрьевич считал свое детство не только не очень счастливым, но даже в какой-то степени горьким. Ранний уход из жизни его матери не прошел для него бесследно. Это было первое сильное душевное потрясение для трехлетнего ребенка. Позже он писал в одном из стихотворений:

Я сын страданья. Мой отец
Не знал покоя по конец,
В слезах угасла мать моя;
От них остался только я.

Все свое детство будущий поэт провел в селе Тарханы Пензенской губернии; оно было обеспеченным, но не безоблачным. Ему не хватало родительской ласки и внимания, хоть бабушка Елизавета Алексеевна всеми силами старалась заменить ему и мать и отца. «Забота бабушки была невероятной, – писал литератор Петр Кириллович Шугаев, основываясь на воспоминаниях тарханских старожилов. – Каждое его слово и желание было законом не только для окружавших его лиц, но и для нее самой». По описанию мемуаристов, Мишель в детстве был «слаб здоровьем, но бойкий, резвый и шаловливый». Нрав его был «добрым и чувствительным».

Мемуарист А. Корсаков со слов одного старика капитана, рота которого находилась вблизи усадьбы Елизаветы Алексеевны, а он был частым ее посетителем, писал о детских годах Лермонтова: «Старуха была добрая, хлебосольная. Мишель от азбуки отбивался, рос баловнем. Здоровьем был жидким, золотушным мальчиком. От его капризов нянькам доставалось». Это все, что сумел постичь тогда капитан своим нехитрым умом.

У Мишеля было все, что требовалось для его развития, как умственного, так и физического. Павел Александрович Висковатов писал в одной из своих книг: «Елизавета Алексеевна так любила своего внука, что ничего не жалела для него, ни в чем ему не отказывала. Все должны были ходить вокруг Мишеля, угождать ему и забавлять». Он был окружен воспитателями, нянями, учителями. Позже, будучи взрослым, он сетовал на то, что у него не было русской няни, как у Пушкина. «Жаль, что у меня мамушка была немкой, – писал он друзьям, – и я не слышал русских сказок».

Его воспитательница-немка – «добрая старушка» Кристина Осиповна Ремер – была для него одновременно и няней, и воспитательницей, и учительницей. Она жила в доме Елизаветы Алексеевны с первых лет жизни Мишеля. Аккуратная и пунктуальная, она приучала своего воспитанника соблюдать порядок во всем, но он ему не всегда следовал из-за своего капризного нрава. Кристина Ремер говорила с ним только на немецком языке, и он овладел им в совершенстве.

Учителем французского языка с раннего детства Мишеля был француз Жан (Иван) Капэ. По воспоминаниям троюродного брата Лермонтова – Шан-Гирея, «это был высокий худощавый француз, с горбатым носом, всегдашний наш спутник». Биограф Александр Корсаков писал о нем: «Гувернер Капэ имел одну странность – любил мясо жареных галчат и старался приучить к этому блюду Мишеля, утверждая, что галчата – вещь превкусная». Но Мишель категорически отказался от такого лакомства, назвав его «падалью». Капэ был уже немолод и через несколько лет умер в Тарханах в доме Елизаветы Алексеевны, успев обучить своего ученика французскому языку, и Мишель владел им так же хорошо, как и русским.

Был у Мишеля и учитель греческого языка, бежавший в Россию из Греции из-за преследований. Уроки греческого языка не понравились Мишелю, и он стал уклоняться от них. Занятия были отложены на неопределенное время, а учитель занялся выделкой шкурок павших собак. Обучил скорняжному делу нескольких жителей Тархан, которым этот вид промысла стал приносить неплохой доход.

Помимо учебных занятий с учителями, бабушка старалась уделять для Мишеля внимание физическим упражнениям. Едва ли Елизавета Алексеевна знала о постулате древних врачей Гиппократа и Галена, который гласил: «Старайтесь укреплять тело, это способствует укреплению нервной системы», но только интуитивно она придерживалась этого правила. В ее усадьбе были все возможности для этого. Перед домом находился большой пруд, а в одном из садов еще два небольших пруда. Рядом с усадьбой протекала река, и Мишель рано научился плавать в этих водоемах. Зимой они замерзали и использовались как катки. Мишель довольно быстро научился кататься на коньках, а позже ходить на лыжах по заснеженному саду.

Бабушка давала полную свободу его желаниям. Для него не было никаких запретов, кроме тех действий, которые могли причинить вред ему или другим. Она угадывала его желания уже при первых намеках на них и немедленно их выполняла. За шалости никогда не наказывала, а за любые удачи поощряла. Помимо игр во дворе Мишель любил заниматься в своей комнате рисованием. Биограф Лермонтова Павел Висковатов в своей книге писал: «Пол в комнате мальчика был покрыт сукном. Величайшим удовольствием для мальчика было ползать по нему и чертить мелом». Он рисовал фигурки людей и животных, а позже и целые сценки из жизни поселян, но уже не мелом, а акварельными красками в альбомах. В юности он рисовал портреты знакомых уже почти как настоящий художник.

Как уже говорилось, дом, в котором жил Мишель с бабушкой и прислугой, был построен вскоре после смерти его матери Марии Михайловны. Старый дом Елизавета Алексеевна продала на снос, чтобы он не напоминал ей о трагических моментах недавнего прошлого. На его месте была построена часовня, а рядом выстроен новый дом, описанный выше, в котором Мишель провел все свое детство до самого отъезда на учебу в Москву в 1827 году. Возле дома был посажен вяз и две липы. Скамейки под ними стали любимым местом отдыха для Мишеля.

Усадьба напоминала красивый оазис внутри села. Во дворе было много цветочных клумб. Цветы росли и вдоль дорожек, распространяя благоухание. Летом все дорожки посыпали крупным песком. Вблизи усадьбы находилась дубовая роща, а за нею большой лес с разными породами деревьев. Сзади барского дома было много хозяйственных построек: сараи, конюшни, птичники, погреба. Позже Лермонтов описал эту усадьбу в одном из своих стихотворений:

И вижу я себя ребенком; и кругом
Родные всё места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей;
Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,
А за прудом село дымится – и встают
Вдали туманы над полями.
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и желтые листы
Шумят под робкими шагами.

Детские годы навсегда запечатлелись в цепкой памяти будущего поэта.

5. Опека

«Лаской добьешься больше, чем грубой силой».

    Эзоп

Почти полная свобода действий, которую предоставляла любвеобильная бабушка Елизавета Алексеевна своему внуку Мишелю, способствовала раннему развитию его умственных способностей, самостоятельности суждений, наблюдательности, а с другой стороны порождала своеволие и капризы, от которых «доставалось и няням и воспитателям» (Шугаев). Для забав и детских игр к Мишелю приглашали детей его возраста. Они играли в войну, «строили крепости, сражались, «представляя нечто вроде потешных полков» (Шугаев). Некоторые из них жили в доме Елизаветы Алексеевны по несколько месяцев, а иногда и лет.

Бабушка Мишеля Елизавета Алексеевна каждый раз находила что-то новое для того, чтобы разнообразить игры детей, и даже приобрела оленя и лося. Но когда они подросли, то стали опасными не только для детей, но и для взрослых: олень поранил своими огромными рогами одного слугу, от него избавились тем, что не давали корма, и он погиб. Оставшийся лось был прирезан, и мясо его употребили в пищу.

В усадьбе была и другая живность: козы, овцы, коровы, кошки, собаки, куры, гуси, в большом количестве. Жители Тархан периодически устраивали «кулачные бои» с соседями. Победителей угощали водкой. Мишелю нравились такие зрелища, и «он от души хохотал» (Шугаев). А увидев своего садовника с разбитой губой, расплакался, но интереса к кулачным боям не потерял. Наблюдательность была с детства свойственна Мишелю. Однажды, гуляя по селу с воспитателями, увидел, что печной дым выходит прямо из крыши. Он удивился и по возвращении домой спросил у бабушки:

– А почему в избах дым идет не из трубы, а из крыши?

– Потому что для труб кирпич нужен, а он дорогой.

– Так нужно выдать им кирпич, – предложил Мишель.

И бабушка исполнила его просьбу. Поняв, что к его голосу прислушиваются и выполняют его просьбы, он стал защищать тех, кого обижали, бросался на их противников с палкой или каким-либо тяжелым предметом, который оказывался под руками.

Бабушка купила маленькую лошадь типа «пони», и Мишель вместе со своими друзьями быстро освоил верховую езду, а позже научился управлять лошадьми, запряженными в повозку. Любвеобильная бабушка, заметив, как туманятся глаза внука при виде родителей своих сверстников, поспешила отвлечь его внимание от воспоминаний о своих родителях. С этой целью повезла его в город на ярмарку и позволила самому выбирать любые игрушки и сладости. Домой они вернулись в карете, битком набитой игрушками.

Сверстники Мишеля не только приходили для игр, но и оставались жить иногда подолгу в их доме. Приезжал из соседней деревни Почелмы сын владельца этого имения Николай Давыдов. Одновременно с ним бабушка пригласила двоюродного брата Мишеля – Михаила Погожина-Отрашкевича, сына родной сестры Юрия Петровича Лермонтова, а позже и его брата Николая. Они не только занимались детскими играми, но и учебой под руководством учителя Ивана Капэ.

Несмотря на здоровый деревенский воздух и полное довольство, Мишель в детстве болел простудными заболеваниями и золотухой. Периодически на теле появлялись мокнущие высыпания, от которых «рубашка прилипала к телу». Усилия домашнего доктора Ансельма Левиса, назначавшего строгую диету, ванны с настоями трав, оказались малоэффективны: болезнь победить не удавалось. В 1818 году летом Елизавета Алексеевна вместе с доктором Левисом, гувернанткой Кристиной Ремер и учителем Иваном Капэ повезла внука на Кавказ к целебным источникам. После лечения кожа ребенка очистилась. Когда они собрались уезжать и перед отъездом прогуливались по бульвару, к ним подошла цыганка. Елизавета Алексеевна не очень доверяла их гаданьям, но ради любопытства попросила ее предсказать судьбу Мишеля. Цыганка по линиям рук определила, что гувернантке недолго осталось жить, а «мальчик далеко пойдет, но примет смерть от спорной женки». Одно предсказание вскоре сбылось: Кристина Ремер, которая была уже в очень преклонном возрасте, умерла на Кавказе во время одной из поездок.

Доктор Ансельм Левис требовал, чтобы Мишель и его друзья придерживались особой диеты: употребляли ржаной или пшеничный хлеб грубого помола со сливочным маслом, овощи в неограниченном количестве, особенно зелень, и ограничивали употребление мясной пищи, рекомендовал давать ее только два раза в неделю.

В дальнейшем бабушка еще два раза возила Мишеля на Кавказ: в 1820 и в 1825 году. Во время последней поездки привезла оттуда троюродного брата Мишеля – 7-летнего Акима Шагин-Гирея. Помогла его матери приобрести дом недалеко от Тархан, а Акима взяла в свой дом для воспитания и обучения. Учителей для него и Мишеля подбирала сама – «добрых, человеколюбивых и искусных в науках».