А как-то раз… не знаю в точности, когда, которое свое кольцо волочила мимо сытая змея времени, – я вижу себя, идущего наверх по боковой пологой лестнице римского Капитолия. Лестница, подле стены, такая пологая, что даже как бы и не лестница, ряд порогов. Дети прыгают, старушка плетется, держась за стену, – по обету, верно; дойдет или не дойдет?
В храме торжественно пусто и темно; а на улице вечер римский, осенний так ярок. Я спешу выйти в другие двери, на широкую террасу. Огненно-алая полоса вечерней зари передо мною. Над ней – зелень высокого спокойного неба. Это от него такой острый идет осенний холодок.
Я подошел к самому парапету. Никого нет, только рядом чуть колеблются длинные, белые монашеские крылья. Монахиня обернулась. Ее лицо под крыльями, – это ее лицо. Близкие глаза смотрят на меня, каким далеким взором. Но мне все равно, я опять знаю, что все есть, и я, и эти глаза, и заря алая, осенняя, и острый холодок с неба, и город внизу… все в той счастливой, обыкновенной, ясной полноте, когда нечего желать, потому что ничего иного не нужно.
Ее улыбка. Потом первая звезда – слеза над погасающим пламенем зари.
Потом – больше ничего.
notes
Сноски
1
бабушка (фр.).