Маков цвет

Арсений Ильич. Вот видите, вот и нашлось дело. (К Бланку.) Слышите, Иосиф Иосифович? (Бланк смеется.)

Коген(тоже смеется). Дело? Да… дело… Ах, профессор, что ж вы меня перед товарищем компрометируете? Это ведь я так… А вы… Пожалуй, еще из партии меня исключат. (Все смеются.)

Арсений Ильич. Что ж, это любопытно… Любопытные наблюдения… Вы говорите – истинная любовь сохранилась. А мы вот тут только что о любви рассуждали. Что любовь…

Борис(перебивая, нервно). Нет, дядя, дядя… Мы совсем не о любви… То есть не о той любви… Не о том…

В столовую вошла горничная с визитной карточкой. Наталья Петровна, взяв ее, входит с нею в гостиную.

Явление десятое

Те же и Наталья Петровна.

Наталья Петровна. Арсений, тебя какой-то молодой человек желает видеть. Вот карточка.

Арсений Ильич(читает). Jean Gouschine. Гущин, наверное.

Коген. Слышал эту фамилию. Кажется, декадентский поэт.

Арсений Ильич. Какого же черта ему от меня нужно?

Наталья Петровна. По делу, кажется…

Явление одиннадцатое

Те же и Гущин в сюртуке, с цилиндром.

Гущин. Простите, профессор, что я вас побеспокоил…

Арсений Ильич. Пожалуйста. Чем могу служить? (Представляет всех.) Коген, Львов, Бланк.

Коген. А я вас где-то видел на днях! Видел, положительно видел.

Гущин. Не знаю… Я не имел чести… Не помню. Я к вам, профессор, за указаниями. Я изучаю античную мифологию. Особенно культ Митры и Астарты. Услыхав, что вы тут, я и взял на себя смелость обратиться к вам за некоторыми литературными указаниями.

Коген. А ведь я вспомнил. Я вас третьего дня видел в «Раю», и в самой неприличной позе.

Арсений Ильич. Как в «Раю»?

Коген. Тут есть кабачок такой, Le Paradis. Рай изображают, с гуриями, ну, обнаженными, конечно. При помощи зеркал как-то. Вызывают из публики желающих попасть в рай, наводят зеркала, и эффект получается довольно пикантный. Так вот я мистера Гущина в таком раю с гуриями видел. (К Гущину.) Ведь правда?

Гущин. Да, очень может быть… Но я не вижу, какое это имеет отношение… к делу, по которому я пришел…

Арсений Ильич. Если вам угодно… Я могу вам дать справки по интересующему вас вопросу… Пройдемте ко мне в кабинет. (Уходят.)

Явление двенадцатое

Бланк, Коген, Борис, Наталья Петровна. Бланк. Типик.

Коген. Это, наверное, из мистических анархистов.

Бланк. Что еще за чепуха?

Наталья Петровна. Пойдемте, господа, в столовую.

Коген. Вы, дорогой товарищ, отстали. Новейших течений не знаете. (Берет Бланка под руку, уходят в столовую.)

Явление тринадцатое

Наталья Петровна, Борис

Наталья Петровна. Боря, ты идешь? Чай готов. (Уходит).

Борис(вслед). Я сейчас.

Явление четырнадцатое

Борис один. Темнеет. Борис садится к камину. Молчит и смотрит в огонь. В столовую двери заперты. Тихо возвращается Наталья Петровна.

Явление пятнадцатое

Борис, Наталья Петровна.

Борис. Что Соня? Можно к ней пройти? Она за мной посылала сегодня.

Наталья Петровна(садится около него). Боречка, мне страшно. Ты прости, ты ведь знаешь, как ты мне дорог… Сама не пойму, чего боюсь, за кого боюсь, а боюсь. Соня темная, и ты темный, и все вы вместе разговариваете, а после разговоров еще темней. Не понимаю я, то делается, а чувствую – страшное… Ты бы сказал мне…

Борис. Да что же я вам скажу, тетя?

Наталья Петровна. Может быть, вас мучает… Ну, может быть, Соню Бланк тяготит? Может быть, она поняла, что не его, а тебя любит, и любила, как ты ее любишь? Ведь ты любишь?

Борис(помолчав). Нет, тетя. Не люблю.

Наталья Петровна. Ты это правду говоришь? (Глядит на него.) Да, вижу, вижу, правду…

Борис. И она меня не любит. Никого мы с ней не любим.

Пауза.

Наталья Петровна. Вот оно, страшное-то. Это самое страшное-то и есть: никого никто не любит.

Борис. Да как же быть, тетя, если нет любви? Ведь ее не купишь, не заработаешь. И чем нам с Соней любить? Ни друг друга, ни еще кого-нибудь – нечем нам любить. У меня душа, точно монета истертая – тоненькая-претоненькая. Вот Бланк – он не истертая монета. Он, может, и любит. И Соню любит, и себя любит, все человечество любит.

Наталья Петровна. Да ведь жизни нет в тебе, если любви нет.

Борис. Может быть, и нет жизни.

Наталья Петровна(вставая). Боря! Если так – умоляю тебя, прошу тебя, в память отца твоего прошу… не говори с Соней, не ходи к ней теперь, оставь ее лучше одну. Подожди. Это у тебя пройдет, я верю, и у нее пройдет. Это бывает – и проходит. Вы измучены оба. Вы отдохнете, забудете… Мы, старые, крепче вашего были. То ли еще переживали. Душа-то, Боря… ведь в душе-то стержень железный.