Мемуары Мартынова

Лишь перед самой Ментоной это облако стало горячеть, алеть, меняться. В пробегающих светах ее лицо мне показалось тоже изменившимся.

– Марсель, скажи, сколько тебе лет?

– Шестнадцать…

Лицо ее, полуоткрытые губы, подбородок с ямочкой, – лицо ее было так близко… И первый поцелуй, когда уста ее нашли мои, показался мне действительно моим первым поцелуем. Но второй, третий, все остальные, – я уже не мог оторваться от ее губ, – такие же были первые, и такими же огненными зигзагами чертили тьму передо мной.

– Chеri… chеri… assez…[6 - Милый, милый, погоди (фр.).] – чуть слышно пролепетала Марсель. – Nous arrivons[7 - Мы приехали (фр.).]. Умоляю тебя…

Мы в самом деле уже были около моего отеля, даже въехали в ворота парка, на круглую, его огибающую, дорогу.

Который час? Я понятия не имел. Может быть, поздно, может быть, рано. Отель был освещен.

– Я надену маску, – сказала Марсель. – Так лучше. И сегодня все можно. Мы, ведь, не останемся внизу?

Внизу! Очень мне нужны отельные залы! И зачем маска? Впрочем, как она хочет.

Спокойствие было необходимо – и оно явилось. Я вышел, расплатился с шофером, и мы, через широкую, ярко-светлую, переднюю прошли прямо к лифту.

Откуда-то, из зал ресторана, должно быть, заглушенно-нежно, еще слышалась музыка. Значит, не поздно…

В отеле ко мне относились с почтительностью. Я занимал одну из самых дорогих комнат и вообще не смотрел на расходы. Меня удивила немножко боязливость Марсель: в маске, и все же кутает лицо, отвертывается от шассера в освещенном лифте.

– Ты ничего больше не будешь заказывать? – спросила она, когда мы вошли в мою большую, прохладную комнату; из открытой на балкон, в ночь, двери пахло мимозами.

– Хочешь, я закажу что-нибудь холодное, вина, – принесут в одну минуту…

– О, нет, нет! Прошу тебя, не надо! Ничего не надо, я не хочу. Запри двери.

– Милая, любовь моя, да чего ты боишься? Ведь я с тобой, мы одни…

Я запер двери, окно, задернул занавесы, потушил яркую люстру. Только маленькая лампочка с розовым колпаком горела в алькове.

Марсель свернулась на диване, в уголке, подобрав под себя ноги в светлых туфлях. Комната быстро теплела. От затененного света сделалась уютной.

Я опустился на ковер, на колени, перед диваном, и обнял мою девочку. Она опять казалась маленькой робкой девочкой, но… я помнил автомобиль; усилие воли к спокойствию стало ненужным; и кровь все сильнее стучит в виски.

– Милая, милая, я не знаю, что со мной. Я еще никогда, никого… так, как тебя. Как тебя, только тебя…

Отбросил ее накидку. Худенькие ручки обняли меня. Улыбнулась в первый раз почти шаловливо.

– Правда? Правда? А я? Разве ты не чувствуешь, Джанино, что я давно…. Что ты мой bеguin? И сколько раз, глядя на тебя…

– Ты меня тоже видела во сне?

– Нет, постой… Ты этого не поймешь. Тут была даже клятва… И если бы не… Но ты не поймешь…

– Не пойму? Если бы не… что? Что?

Я спрашивал, но, по правде сказать, об ответах не заботился, да и не ждал их. Опять поцелуи, опять эти неизведанные, все тело плавящие, «первые» поцелуи. Ведь это была «она», та, которая вся «нравилась» мне: не что-то в ней, а вся она – всему мне. Я говорю «нравилась», но это стертое слово: каждая клеточка моего тела влеклась к ней, к ее худенькому, длинному телу подростка. И было в этом даже что-то жестокое.

Под легким платьем я чувствовал ее хрупкую наготу. Слышал, как быстро-быстро стучит ее сердце.

– Джанино, о милый… Так правда? Нет, нет, подожди… Ты знаешь?..

Она выпрямилась, откинула голову, взглянула мне в глаза:

– Ты знаешь? Знаешь?

– Ничего не знаю, Марсель, – пролепетал я полусознательно. – И ничего не хочу, кроме тебя. Ты – ты, больше ничего я не знаю. Не уходи, не уходи…

Она опять наклонилась к моим губам, в бессилии опустив ресницы.

И вдруг – я понял.

По этой секунде моей недвижности она поняла, что я – понял. Тонкое тело вздрогнуло в моих руках. Глаза открылись и тотчас закрылись опять.

Это были те же глаза, те же губы, то же тело, к каждой клеточке которого влеклось мое. Секунда недвижности – это как будто холодная проволока проскользнула. Проскользнула… и не изменила – ничего.

Опять вместе, в один и тот же миг мы это почувствовали, стеснив объятия.

– Марсель, не бойся… Не думай. Разве не все равно? Разве не все равно, если ты – ты?

notes

Сноски

1

Это мой отдых (фр.).

2

у них были другие дела (фр.).

3

в конце концов (фр.).

4

милый (фр.).

5

Но… вы должны быть разумны во время пути. Вы обещаете? (фр.).

6