Генри остановился, и шины захрустели по тонкому слою снега, выпавшему уже после того, как проехали снегоуборочные машины. Я наклонилась к передним сиденьям, оказавшись между Генри и Мишей, чтобы посмотреть через лобовое стекло, – мое сердце замерло, когда я разглядела то, что первой заметила Миша.
Фары освещали спину стройной девушки с длинными темными волосами, которая шла босиком по снегу примерно в тридцати метрах от нашей машины. На ней было шелковое платье с цветочным узором и розовый кардиган. В правой руке она держала пару босоножек на каблуках цвета яичной скорлупы. Они выглядели точь-в-точь как те, которые купила Оливия накануне своей смерти, – босоножки, которые подходили к ее платью для Осеннего бала.
Босые ноги девушки не оставляли на снегу следов. Генри заметил это одновременно со мной и пробормотал еле слышным голосом:
– Что… за… черт?
Холод пробежал по моему телу. Я была уверена, более уверена, чем в чем-либо еще, что мы смотрели на привидение.
– Господи, – прошептал рядом со мной Трей.
– Мы не должны были ехать по этой дороге во время снегопада! Это Кровавая Хизер, разве ты не понимаешь? Как в легенде, – истерила Миша.
Ее голос был выше, чем обычно, казалось, она вот-вот расплачется.
– Поворачивай назад! Мы не можем проехать мимо нее!
Внезапно осознав, почему у меня пробежали мурашки по коже головы и что именно нужно было делать, я отстегнула ремень безопасности.
– Подожди меня, – велела я Генри.
– Что ты делаешь? – спросил Трей, схватив меня за руку, когда я открыла дверь машины.
– Если Миша права и это призрак, то, возможно, она сможет помочь нам. Мы так и не узнали, как снять заклятие Вайолет. Возможно, она может нам об этом рассказать, – пояснила я.
Казалось логичным, что очередной дух из потустороннего мира мог объяснить, зачем духам, работающим с Вайолет, каждый месяц нужна была от нее жертва. И хотя я так боялась, что мои пальцы дрожали, пока я надевала перчатки, было очевидно, что я была единственным человеком в машине, у которого был шанс получить ответ.
– Просто ждите меня.
– О боже, о боже, о боже, – взмолилась Миша. Она поджала колени к груди и обняла их руками, свернувшись в клубок.
Генри мгновение колебался, сосредоточив взгляд на спине девушки, бредущей по снегу в луче фар, прежде чем покачать головой и пробормотать:
– Нет. Не выходи из машины. Это очень…
– Генри, – твердо сказала я. – У меня нет другого выхода.
Я медленно выбралась с заднего сиденья, оставив дверь машины приоткрытой, опасаясь, что из-за громкого хлопка призрак мог исчезнуть – или, что было бы еще хуже, развернуться и застать меня врасплох ужасной гримасой.
Не зная, как лучше завязать с девушкой разговор, я шла прямо за ней, на достаточном расстоянии, чтобы не выйти за пределы ярких безопасных лучей дальнего света машины Генри. Я полагалась на старую легенду о Кровавой Хизер, чтобы спросить, как следовало по сценарию:
– Тебя подвезти?
Девушка остановилась, как будто ждала меня. Страх изменил мое восприятие времени. Сердцебиение замедлилось до опасно низкой скорости. Я слышала, как кровь стучит в ушах, горячих от страха. Бум-бум-бум. Мое дыхание стало порывистым. Девушка определенно понимала, что я стою позади нее, но не повернула голову, чтобы посмотреть на меня.
Я сделала пару шагов вперед онемевшими от страха ногами, едва ощущая их, и встала рядом с девушкой. Я почувствовала тошноту. Я услышала, как позади меня «Мерседес» проехал на пару метров вперед. Только после этого я осмелилась слегка наклонить голову вправо, чтобы взглянуть на профиль привидения. Ее длинные темные волосы свисали на лицо, скрывая ее черты, но все же у меня перехватило дыхание, и я издала звук, похожий на «Ох!».
Она выглядела точно так же, как и я.
Или, скорее, – я могла лишь догадываться – в точности так, как выглядела бы Дженни в моем возрасте, в шестнадцать лет, если бы выжила. Я застыла в ужасе и почувствовала, как мое лицо невольно исказилось, а пальцы рук в перчатках застыли. Казалось, температура на улице упала примерно на тридцать градусов с тех пор, как я подошла к призраку, которая, наконец, повернулась ко мне лицом, напряженно скручивая шею, как будто ей было тяжело поворачивать ее. Как я и подозревала, ее лицо оказалось удивительно знакомым. Прошло уже много времени с тех пор, как я смотрела на кого-то, похожего на меня, – секунду я была уверена, что смотрю на мою реальную близняшку. Эмоции, которые я никогда раньше не испытывала, были чем-то средним между облегчением, которое испытываешь, когда находишь то, что, думала, навсегда потеряла, и простой чистой радостью, когда наконец запрыгиваешь в свою постель после долгого пребывания вне дома.
Дрожащим голосом я спросила:
– Куда ты идешь?
Хотя призрак – Дженни – выглядела в точности как я, мне казалось, что она исчезнет, если я отойду от сценария истории Кровавой Хизер. Дженни не была прозрачной, как бывают призраки в фильмах. Но она также явно не была из крови и плоти.
– На Марта-роуд, 10, – невнятно ответила она монотонным голосом. Так следовало ответить призраку по легенде, когда ее спрашивали, куда довезти.
Мое сердце ушло в пятки. Я так сильно закусила нижнюю губу, что почувствовала вкус крови. Она указала мой старый адрес, адрес нашего сгоревшего дома, который теперь был пустым участком на углу квартала.
– Хорошо, – сказала я, тщательно подбирая следующие слова, чтобы не отклоняться от диалога, который, по легенде, Кровавая Хизер всегда вела с людьми, к которым являлась.
– Я знаю, где находится этот дом. Я раньше там жила. Меня зовут МакКенна. Ты меня знаешь?
Призрак повернулась лицом ко мне, но ее глаза были покрыты белой пеленой, наподобие катаракты, а взгляд был направлен куда-то позади меня, будто она смотрела сквозь меня. Как и в случае с жертвами Вайолет, которых мы видели в зеркале Кирстен в магазине, Дженни словно знала о моем присутствии, но что-то вроде платка или ткани между нами не позволяло ей на самом деле увидеть меня – хотя я ее видела.
– Ты моя сестра, – ответил призрак.
Я слышала ритмичное биение крови в ушах и не жалела, что настояла на том, чтобы в одиночку поговорить с призраком. Хотела бы я не стоять так близко, не чувствовать запах крови, исходящий от нее.
Я смогла произнести еле слышимым голосом лишь:
– Кто ты?
– Я Дженнифер Лора Брейди, – ответила она.
У меня не было возможности даже пролистать книгу о поведении духов, которую мне дала Кирстен. Однако после того, как духи обманом меня заставили поверить, что уничтожение медальона Вайолет снимет проклятье, я знала, что духи – или призраки – вполне были способны на обман или использование желаний людей в собственных интересах.
– Докажи это, – прошептала я.
– Каким образом? – спросила она.
– Расскажи мне то, что знает только Дженни.
Я сильно отошла от легенды Кровавой Хизер, но должна была знать наверняка, был ли этот дух моей сестрой, прежде чем верить ее словам. Мое сердце, казалось, останавливалось между ударами, и я не хотела позволять себе ощутить прилив счастья от воссоединения с Дженни, прежде чем я буду абсолютно уверена, что это она.
Глядя прямо перед собой, но не на меня, призрак замешкалась, будто с трудом могла выговорить следующие слова:
– Ты оставила меня на дереве.
Я почувствовала, что хочу одновременно плакать и смеяться, будто кто-то воткнул мне нож между ребер и защекотал меня. Это была нелепая история, которую знал только тот, кто вырос с нами на Марта-роуд, – это давало уверенность в том, что дух, стоящий рядом со мной, несомненно был духом Дженни. Как-то летом Трей научил нас с Дженни залезать на высокую сосну, которая раньше стояла в его дворе. Когда мы добрались до верхних веток, Дженни стало страшно слезать. Немного испугавшись, мы с Треем побежали за помощью в дом. Мама вызвала пожарных; приехала машина под рев сирен. Один пожарный поднялся по высокой лестнице, чтобы вызволить Дженни, которая пиналась ногами и визжала все время, пока они спускались.
На следующий же день мы снова забрались на дерево, и маме опять пришлось вызывать пожарных.
– Да, помню, – согласилась я.
Я не вспоминала об этом несколько лет. Папа срубил то дерево после нашей второй попытки залезть на него. Слеза скатилась по моей щеке, я ее вытерла, благодарная Дженни за воспоминание, но все мое тело болело от осознания того, то это было наше последнее лето вместе, лето перед ее смертью.