Хроники Шветара. Душа трилистника

– И по поручению Арки – арнаю из Ноостарии.

Девушка склонила голову. Чётки исчезли из её рук, скрываясь в недрах просторного монашеского балахона. Чуть слышно она сказала:

– Всё верно. Клянусь хранить вашу тайну и помогать по мере своих сил и возможностей.

– Принимаю, – ответил я, присаживаясь на кровать. – Я рад, что письмо вицероя всё же дошло раньше нас. Признаться, этот момент меня немного беспокоил.

– О да! Послание я получила ещё до обеда. Дядюшка имеет много причуд, но уж весточки всегда передаёт вовремя, – тепло улыбнулась Изабель.

Я хмыкнул и пристальнее вгляделся в симпатичное личико девушки. Правда, фамильного сходства так и не обнаружил. Ну да всякое бывает.

– Так он твой дядя? – удивилась Злата.

– Да, – кивнула монахиня.

– А нам он об этом ничего не сказал, – нахмурилась моя сестрёнка.

– Он не любит это афишировать, – пожала плечами девушка. – Но подробнее, с вашего позволения, мы поговорим позже. Сейчас вернётся сестра Натали. Так что слушайте внимательно.

Мы все согласно кивнули, и Изабель торопливо заговорила:

– С тонкостями местной жизни и обычаев, я познакомлю вас позже. На повечерие можете не ходить. Ночные молитвы, которые после заката и до восхода, у нас почти все проводят уединённо. Но в другие дни старайтесь как можно меньше пропускать дневных молитв. Посещайте хотя бы утреннюю мессу и вечерню. Вы пришлые. Вам простят. Но причиной поинтересуются. А вам, – монахиня взглянула на меня. – Вам надо обязательно познакомиться с отцом Григорием. Иначе будет слишком подозрительно, если вы начнёте избегать пресвитера. Подобные ему старцы стоят наособицу в иерархии святого престола, мало чем уступая архонтам. К тому же, отец Григорий отвечает здесь за обряды и таинства.

– Разумеется, – кивнул я. – Надеюсь, он приятнее вашей аббатисы.

– Что вы! Гораздо приятнее, – отмахнулась девушка. – Очень добродушный и открытый человек. Только не обманитесь его кажущейся простотой, – Изабель лукаво подмигнула. – Ум его на редкость проницателен, а внимание ничуть не пострадало от преклонного возраста.

Я снова кивнул. Искренне рассчитываю на то, что пресвитер воздержится от диспутов с цитатами из либрихона и прочих трудов. К службе, вроде как, меня и так здесь привлекать не должны. Ну а проповедь… Я могу, конечно. Но вряд ли моя проповедь порадует здешних обитателей.

– Срочно надо подмочить все дрова в окрестностях, – иронично пробормотал я.

Злата ехидно протянула в ответ на это моё намерение:

– Так их и подмачивают перед тем, как кого-нибудь поджарить, чтобы подольше горело.

Монахиня тихонько рассмеялась и ободряюще мне улыбнулась:

– Не переживайте. Думаю, вы сможете найти с ним общий язык. Пресвитер проницателен, умён, но зла на моей памяти ещё никому не сделал. Почти все сёстры его искренне любят, почитая за отца. Да и чужие тайны он хранить умеет. Ладно, пойдёмте, я вашу комнату покажу, пока сестра Натали не вернулась.

Но посмотреть вторую комнату мы не успели. В коридоре нам как раз и попалась эта самая сестра Натали, толкавшая перед собой небольшую тележку, гружёную бельём, тюфяками и подушками.

– О, вижу, вы уже закончили располагаться, – обрадовалась женщина. – Ну вот вам бельё. Изабель вам поможет дальше. А я вынуждена удалиться по делам, чтобы успеть к повечерие.

Монахиня оставила в коридоре тележку, зачем-то осенила себя священным знаком и быстрым шагом покинула нас.

– Держите ваше, а я помогу девушкам. Времени действительно мало.

Изабель передала мне бельё со спальными принадлежностями и подтолкнула в сторону двери напротив, а сама скрылась в комнате девчонок, затащив туда же и тачку.

Я с интересом пошарил в груде. Простыня выглядела так, словно льняную ткань долго и упорно жевала корова, тонюсенькое одеяло служило, наверное, ещё основательнице, тюфяк с подушкой страдали явным недоеданием. Ну хоть ткань чистая и добротная, одеяло довольно мягкое и целое, а от тюфяка и подушки приятно пахло совсем свежим сеном. И на том спасибо. Такое в здешних краях редкость – настоящее благо, которым одаривают не везде и не всех. Открыв дверь в комнату напротив, я принялся обустраиваться.

Найдя под кроватью не очень свежий, но вполне пригодный второй тюфяк, я и вовсе обрадовался, заботливо расправляя его на узкой кровати в качестве подложки и накрывая его сверху свежим тюфяком. Получилось мягко и даже удобно. Подушку тоже удалось свернуть в компактный, но более пышный и вполне сносный валик. Тонкого шерстяного одеяла должно хватить… Я с сомнением поёжился от прохлады, царившей в этих толстых каменных стенах.

– Должно хватить, – сам себе вслух сказал я.

Осмотрев лежанку, я остался вполне доволен получившимся результатом. Покосившись в сторону небольшого окна, всё же решил его открыть. Воздух в комнате был спёртым и сырым. Белёные деревянные створки распахнулись легко, лишь самую малость скрипнув петлями.

– Железо, и смазанное, хоть смазку и обновить бы не мешало, – пробормотал я, с интересом ковыряя пальцем добротные петли, лишь малость уступавшие размером дверным.

Под конец я щёлкнул ногтем по стеклу, отозвавшемуся глухим звоном. Стекло в Вестарии не то чтобы редкость, скорее – признак достатка и состоятельности. Вдохнув полной грудью свежий воздух, я повернулся спиной к окну и окинул небольшую комнатку изучающим взглядом. Сажень в ширину и полторы – в глубину. Не княжеские…, простите, герцогские хоромы, но для того, чтобы переночевать одному человеку, этого вполне достаточно. У девочек, вон, комнатка меньше чем на аршин пошире, чтобы две кровати влезло. По-сути, те же кельи, только окошки, вроде, чуть побольше. Стены из ничем неприкрытого камня. Пол из оструганных, свежих досок. Я втянул носом воздух. И впрямь, от пола ещё вполне ощутимо пахло недавно распиленным деревом. Теперь, когда воздух в комнате стал свежее и свободнее от сырой, каменной затхлости, это ощущалось намного сильнее. Из мебели в комнате, кроме узкой кровати, стоял только маленький квадратный и довольно низкий столик, или такой табурет… Напоминало сие столярное чудо и то, и другое. Я задумчиво задвинул ногой под него свой походный мешок, после чего махнул рукой на это чудо и выкинул столо-табурет из головы.

– Ладно, комнатка маленькая, но добротная, – в слух постановил я, и добавил: – Пора и девочек проведать.

К тому времени, когда я закончил обустраиваться, Изабель уже ушла на службу, после которой монастырь будет отходить ко сну. Так что мы не торопясь перекусили своими запасами, затем кое-как умылись, воспользовавшись услугами бочки с дождевой водой при входе. Её содержимое оказалось на диво приличным. За этим занятием нас и застала Изабель. Местные уже расходились по кельям, поэтому она торопливо рассказала об основных правилах, после чего мы все отправились спать.

Глава 4

Наступил первый рассвет, встреченный нами в монастырских стенах. И лично я встретил его со смешанными чувствами: то ли радость от того, что беспокойная ночь закончилась, то ли сожаление от недосыпа, густо приправленного желанием послать всех куда подальше, укрыться одеялом с головой и ещё поспать часочков пять.

Если вы никогда не спали в монастыре, тогда вам несказанно повезло. Хуже только постоялые дворы рядом с портом, в которых к шуму пьяной матросни добавляются ещё и насекомые. Здесь пастельной живности не было. Матросов – тоже. Пьяницы, если таковые и были, спали тихо и не отличались от благочестивых монахинь или обслуги из мирян. Хотя последние в монастыре не ночевали. На ночь они уходили в своё село под монастырскими стенами.

«Так что же стало причиной моего недовольства?» – спросите вы.

Огромная любовь местных к молитвам. Когда вас каждые два-три часа будят ударом в колокол, поневоле задумаешься о грешном, бренном и вечном. То есть – о грешном звонаре, который очень даже бренен и явно мечтает обрести вечный покой, в чём очень ему хочется помочь. Но звонарю, уж не знаю, кто тут им подрабатывал, повезло. Я не встречал его ни этой ночью, ни во все последующие дни. Звонарь искусно маскировался, и я его не вычислил. Да и не особо-то и хотел. Тем более, что вскоре даже привык, начав отмерять время по этим сигналам, как и все местные. Где-то к третьей ночи, колокольные удары уже перестали мешать мне дрыхнуть…, прошу прощения, усердно молиться, тревожно всхрапывая на особо важных мыслях о несправедливости и бренности бытия.

Сему благому делу разве что мешал вездесущий холод. Толстенным каменным стенам было всё равно, что на дворе стоял уже июль. Двух жарких месяцев, да и апрель в этих вполне уже южных широтах выдался тёплым, оказалось недостаточно для того, чтобы согреть это выстуженное место. Кое-как ситуацию спасали только настежь распахнутые створки окна, впускавшие тёплый воздух с улицы. Но я с содроганием представлял себе, каково здесь зимой. Зимы на юге Фрайчира, конечно, мягкие. Однако всё же и тут бывало поутру прихватывал ледок. Сам этого я ещё не видел, но слышал от учителя и местных.

Перед утренней мессой к нам забежала Изабель. Она постаралась коротко объяснить трём идиотам их действия на предстоящей общей молитве. Честно постаралась – свидетельствую в том. Это мы таращились на монахиню непонимающими глазами, в которых читалось только одно: – «Нахрена?!». Но в итоге мы с Даей, как более сговорчивые…, прошу прощения, смиренные, запомнили основные действия, пообещав проконтролировать надувшуюся малую, вознамерившуюся устроить какую-то пакость. Лучше бы я и в другие разы был внимательнее… Но об этом позже.

Когда Изабель всё же в достаточной мере убедилась, что мы хоть чего-то поняли, она сама повела нас в местный храм. Там мы, не без интереса, наблюдали за священнодействиями фидеосианской мессы.

– Если наблюдать за этим, как за спектаклем, то вполне даже терпимо, – сказал я девочкам после благого мероприятия, когда мы уже отправились в трапезную.

– Театр абсурда, – согласилась Дая, слегка улыбнувшись.

– Ага, обхохочешься. Прям животики надорвёшь, – буркнула всё ещё дующаяся Злата.

Я придержал сестрёнку за балахон, наклонился к самому уху и шепнул:

– Не будь такой букой. Лучше скажи, чем ты сейчас творишь их в своей реальности и что через них ты, как творец, хочешь себе показать?

Злата замерла с открытым ртом, удивлённо хлопая глазами. Я широко улыбнулся, подмигнул ей и последовал дальше, к заветному порогу храма чревоугодия…, прошу прощения, монастырской трапезной. Дая вряд ли слышала мои слова, но всё поняла по виду подруги и сдавленно захихикала. Злата нагнала нас уже тогда, когда мы выбирали свободное место. Вид её стал ещё мрачнее.

После скудной, по моим меркам, но неожиданно вкусной трапезы мы задумались о том, что же делать дальше. Посовещавшись, девчонки пошли осматривать монастырь, а я, вздохнув, отправился искать пресвитера, который, по слухам, в свободное время любил возиться на монастырском огороде. На мессе мы, конечно, поздоровались с отцом Григорием, и даже перекинулись несколькими словами, но стоило всё же пообщаться с местным старцем поближе.

***

Огород на поверку оказался весьма обширным, с ухоженным садом, грядками и даже с целым цветочным уголком. Тут было как-то очень уютно, что не шло ни в какое сравнение с подавляющей атмосферой самого монастыря. Казалось, будто здесь хозяйствует совершенно другой человек, создавший некий оазис для души. Но особенно ярко выделялся цветник, где цветы росли не только на аккуратных клумбах, но и в небольшой оранжерее для теплолюбивых растений, завозимых сюда откуда-то из южной вестарии, где климат жарче местного – мягкого приморского.