Шоссе Энтузиастов / Китайский гороскоп

Только закончив, Татьяна обнаружила, что все успевшие за этот вечер поучаствовать в их с Мишкой обустройстве деревенские собрались вокруг крыльца. Мужики с осторожностью жали ей руку, бабы приобнимали и скупо целовали в щёку. Пока суть да дело – все и перезнакомились. Долго в этот вечер не могла успокоится деревня… Несколько женщин, подсобив Татьяне перенести Мишку на кровать, остались помочь новоселам подготовиться к их первой ночи на новом месте. Остальные же разбрелись по домам и уже там обсуждали вечерние происшествия.

Проводив добровольных помощниц, Татьяна вошла в комнаты к сыну и присела на краешек кровати. То, что Мишка очнулся, она поняла по донёсшемуся до неё тихому шёпоту: «Спать… Песня…» Татьяна поправила Мишке одеяло, наклонилась к его голове и тихонько запела:

«Баю-баю, баю-бай…

Спи, мой сына, засыпай.

Спи, мой сладкий, крепко спи

И смотри цветные сны…

Про медведей, лошадей

Белок, зайцев и ежей,

Про слонов и про мышей,

Воробьев и голубей…

Спи, мой милый, спи, малыш…

Почему же ты не спишь?

Глазки крепко закрывай,

Поскорее засыпай…

А-а-а-а, а-и-ай,

Ай-я-а-а, а-а-ай.

Баю-баю, баю-бай…

Спи, мой Мишка, засыпай…»

Мальчик заснул очень быстро. Он спал на кровати в пустой, не обставленной ещё комнате и улыбался во сне. Что ему в тот момент снилось, не знал никто… А из открытого окна мягким светом мерцали звезды, доносились трели лесных птиц и тянуло запахом луговых цветов…

Жизнь продолжалась… «Всё… Хорошо!»

Год Кролика, или ЕПДыть!

Жила-была на границе Садового кольца одна кошка. Очень признавала путассу и всей своей сущностью отрицала сухой корм. Кошку звали Дусей. Полностью – Евдокией. Хозяйка звала её Лаской, но внутри для себя и остальных вовне кошка слыла Дусей. Считала своё место жительства заслугой и гадила.

Гадила Дуся, где хотела и как заблагорассудится. Благо ей это позволялось. Не последнюю роль в этом играло то, что похожа Евдокия была на сиамку, а порода сия отличается норовом крутым. Соответствовать же надо? Да и в доме, где жила Дуся, гадить в те времена можно было где угодно, никто значения не придавал.

В тот дом её принёс некто Павлов. У него ещё дружок "Тираннозавр Васька" был. Отец сына дочери хозяйки, но, на момент отцовства, уже не муж, а позже и не отец. Остановимся, на том, что в историю он вошел, уже дав Евдокии отчество Павловна и более о нём не будем.

Дочь хозяйки родилась в Год Кролика. Позже, снова в Год Кролика, родила первого и, как показала жизнь, единственного сына, которого, в попытках обмануть судьбу и пользуясь иными источниками, альтернативно именовавшими Год Кролика Годом Кота, называла Барсом. В один из последующих Годов Кролика она и умерла. "Мы не больные люди, мы – здоровые кролики" – именно эта её фраза могла бы стать исчерпывающей эпитафией на её памятнике.

Когда люди занимались сексом, кошка Дуся была тут как тут. По меткому определению дочери хозяйки: "Заступала в дозор". Пристально наблюдала, и иногда даже пыталась поучаствовать. За что и была наречена Евдокией Павловной Дозорной. Мной, а потом и всеми остальными обитателями трехкомнатной квартиры с входом из переулка и окнами на Садовое кольцо.

Дочь хозяйки писала стихи. Хорошие. Очень. По крайней мере маститые литературоведы вниманием их старались не обделять. "Неосимволизм", – говорили они. И даже не представляли, насколько были близки. Не к правде, но к истине. Когда подошло время свой поэтический багаж опубликовать, то сам собой встал вопрос о выборе творческого псевдонима. Ничтоже сумняшеся она нареклась по имени кошки своей матери – Евдокией Дозорной, благо сиамское в ней было тоже и даже в некотором избытке.

Как и положено поэтессе и предначертано псевдонимом, жизнь она со временем начала вести кошачью. Пока вдохновлённые музыканты писали на её стихи песни, а копирайтеры вставали в очередь за её афоризмами, она, в поиске творческих сил, ела, спала и ласкалась. И писала, писала, писала… Это было правильно. Поэту – поэтово, промискуитету – промискуитетово. В определенные, интимные, моменты этой своей кошачьей жизни она была готова откликаться на псевдоним Вера Каторжанина. Её отец, которого она помнила лишь по выцветшим от времени фотографиям, был хроническим сидельцем, и "понятия", несмотря на всю свою неуживчивость, она вживляла себе с истовым дочерним упорством. Но это уже совсем другая история, не публикуемая, потому что ни ей, ни мной не написанная. Извините…

Мы потерялись с ней в момент окончания её творческого галлюциниума. Как мне кажется, ассоциативно это слово наиболее точно может передать то, что тогда с ней происходило. Ну как потерялись… Два медведя в одной берлоге… Вытеснили друг друга. Связь не поддерживали, но и не теряли. Звонила исключительно в случаях крайней необходимости. То она открывала частную детективную практику, то вдруг собиралась переезжать в "на Украину". То ставила меня перед фактом, что оформила со мной развод, и мне требуется подписать необходимые бумаги, то вдруг вновь предлагала пойти в ЗАГС. И мы шли. Но берлога оставалась одна, а учёные с ответом на вопрос "Как из медведей превратиться назад в нормальных людей?" не спешила.

В последние полгода она подружествовала с моей музой, даже посвящала ей стихи. Бывало, они подолгу висели на проводах, кляня через меня свою нелёгкую женскую долю. Со мной предпочитала общаться через свои произведения. Ровно до тех пор, пока одним пасмурным мартовским утром вдруг… "Привет! Не разбудила? Если вдруг со мной что-то случится, я могу рассчитывать на помощь?"

Она была необыкновенно для себя в такой ранний час взволнованна. Мне показалось, что даже чем-то напугана. Естественно, она всегда могла рассчитывать на любую помощь, и она это знала. Достаточно было только поднять телефонную трубку. "Я тебе наберу, если что. Не выключай телефон только. Хорошо?" Не набрала.

О её смерти я узнал постфактум, спустя неделю после похорон, на которые собирали всем поэтическим миром. Ровно в тот день, когда раздался тот горячечный звонок. Инфаркт. В очередную годовщину нашей первой с ней свадьбы. Скорая ехала к ней почти час, хотя подстанция была через Садовое кольцо.

В тот день она написала, как оказалось, своё последнее стихотворение "Я приветствую Вас":

"Я приветствую Вас, госпожа Паранойя,

мы не виделись верную тысячу лет.

Со времен декаданса. Вы краситесь хною?

Вам идет этот рыжий… Хотите омлет?

Не вопрос – приготовлю. Устали с дороги?

Мойте руки, родная. Садитесь за стол.

У меня окормлялись и дети, и боги…

Не махнуть ли нам водочки, граммов по сто?

За окном непогода, и дома не славно…

Оцените колор, я купила на днях

Занавески в горошек. Не будем о главном…

Всех давно утомила моя болтовня.

И не спорьте, прошу. Бесполезное дело.

Да! Упряма как сто… неумытых чертей.

К ангелочкам, увы, я почти охладела,

но само ожидание добрых вестей

Вас приводит сюда… Нет претензий, конечно: