Три рассказа

– Что ты подразумеваешь под «нашим деревом»? – опять крикнул Илуда, теряя терпение.

– Это орех, наше ореховое дерево, на котором уже не бывает плодов, – был ответ, и… Получив эту информацию, Илуда вновь обессилел. Конец веревки, словно только что пойманная трепещущая рыбка выскользнул из рук и…

– Нарсим!! – завопил горестно Илуда, быстрым ужом подползая к краю скалы.

– Я не Нарсим. – послышалось снизу Илуде.

***

Там, где-то очень далеко внизу, он увидел бездыханное тело Нарсима. Он лежал на спине и, наверное, как всегда, улыбался. Илуда прижал к лицу окровавленные ладони и заплакал.

К полудню Илуда управился со всеми делами. И деньги Нарсима вынул из дупла, перепрятав их в другое надежное место. Пока он делал все это, не думал ни о чем. Его, уставшего и измученного, удивляло лишь то, откуда у него взялись силы и энергия для выполнения всего этого. Хотя причина этого была теперь у него в руках. Деньги! Вот самое несравненное средство для выявления накопившегося мусора в душе человека; мусора, который внезапно превращается в биологическое топливо и оборачивается сильнейшей злой энергией.

Стоял Илуда среди скорбящих родных и близких Нарсима и горючими слезами оплакивал друга, рядом с ним рыдала жена Нарсима, а кто-то мог подумать, что не мужа оплакивала она, а деньги, спрятанные им неизвестно где, хотя, наверное, это не так было, она ведь очень любила его.

– Деньги были у него спрятаны, для детей берег… Потеряли мы и эти деньги, ведь ни за что никому не хотел сказать, где хранил, – жалобно плакала она, только что овдовевшая. А Илуда стоял, безгласный, утопая в собственных слезах и только всхлипывал временами. Он и сам не понимал, кого оплакивал, друга или самого себя.

***

Один мой знакомый говорит: ненавижу деньги, как раздобуду их, так и сразу спускаю, трачу. А я отвечал на это: если так уж они тебе противны, зачем их добываешь? А он сказал мне так: во-первых, сам процесс их траты очень приятен, а во-вторых, денег надо иметь побольше, чтобы понять, что в жизни деньги – не главное. Я немного подумал и пришел к такому неожиданному и неадекватному заключению (главное, что я сам к нему пришел): безденежного легче купить, чем денежного, и в этом, наверное, одно из положительных свойств денег.

А еще я слышал где-то, что смертный, сделав что-то неприемлемое (непотребное), само собой, в лепешку расшибется, называя тысячу разных причин для оправдания, только у истоков таких поступков всегда лежат деньги. Для большинства смертных деньги – это мираж, увиденный затерявшимся в безлюдной пустыне человеком, все силы которого сосредоточены на единственной цели – выжить! Мираж, который заставляет забыть свое реальное состояние, и который, в конце концов, и губит его, заблудившегося и обнадеженного недостижимыми мечтами.

А еще говорят, что деньги для того и существуют, чтобы их тратить. Ведь спрятанные и неиспользуемые деньги теряют свой смысл. Хотя, как только начинаешь тратить это спрятанное достояние, деньги сразу же вновь обретают свое «великое» предназначение, сводящее с ума и оглупляющее абсолютное большинство людей. Хотя отложенные деньги, бесспорно, это хоть какая-то надежда… Но! Разве всегда надежда является абсолютным благом?! Ведь и измена – поступок, обоснованный какой-то надеждой; надеждой на выгоду, которую можно получить взамен. Хотя часто иизменникам изменяет надежда… Черт с ними! А все-таки для всех самое лучшее и надежное – опять-таки деньги! Ведь деньги могут заменить все – кроме высших духовных ценностей, на которые, даже если бы они и продавались, никто не потратит денег. Потому что купленную честь ты никогда не сможешь сделать своей Честью, и она останется для тебя бесполезным и ненужным приобретением, как и сами деньги. Извините, я хотел сказать – фальшивые деньги. Хотя немногие догадываются о том, что и сами деньги – это ложь, подделка… Подделка всемогущества и благородства.

***

Илуде сказали: – Ты должен предать! – Илуда задумался…

– Погоди-ка, твой голос мне очень знаком, – вдруг осмелился он выговорить слова…

– Это твои проблемы, а со мной говори о деле, братец, о деле, – жестко сказали ему.

А Илуда спросил:

– И что я получу взамен?

– Деньги! – сказано было в ответ… И Илуда согласился.

– А теперь скажи мне, кого я должен предать? – спросил он немного погодя.

– Не кого, а что! – услышал в ответ.

– Что?.. И чему же я должен изменить? – спросил он опять.

– Деньгам, деньгам должен изменить, – твердо отвечали ему.

– И как это получится?

– Деньгам ты должен изменить! Мы платим тебе деньги за измену! Измену деньгам! – повторил невидимый собеседник и протянул ему деньги, – если ты согласен, забирай!

Растерявшийся Илуда раскрыл было рот. Он потянулся задрожавшей рукой за протянутой ему толстой пачкой денег, – да так и остался навеки. С той поры повелось: потянется Илуда за деньгами скрюченной от жадности дрожащей рукой, – а деньги и спрячут, не отдают. Бежит он за ними, ничего не замечая вокруг, кроме протянутых денег… Сминает все на своем пути, напролом идет, нет для него никаких барьеров… Его вытаращенные глаза видят только деньги… Деньги, которые он вот-вот догонит да схватит, но… Не дотягивается! Да, такой вот и осталась навечно протянутая к деньгам рука Илуды, и так бесконечно простирает он руки к деньгам, но не получает их; думает, что вот они, да не может завладеть, убегают они от него… Убегают, потому что… Он ведь изменил деньгам. А он все равно к ним тянется, ему ведь пообещали денег – за измену деньгам…

Ну, вот вам и сцена, извечная…

Связь

Часть первая. Россия

Владиюг жил во Владивостоке. Этот русский город на берегу Тихого океана именем своим возвещает миру о том, что этой частью самой дальней восточной окраины континента Евразии уже давно владеют россияне. А точнее: в тысяча восемьсот шестидесятом году, утверждаясь на этой территории, русские основали здесь военное поселение «Владивосток», которое за какие-то двадцать лет превратилось в город Владивосток. Как ни удивительно, первый ребенок в поселении «Владивосток» родился лишь спустя три года после его основания, в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, в семье Подорожкиных, и выбрали для него самое жизнеутверждающее имя: девочку назвали Надеждой. И вот, ровно через сто семнадцать лет после этого достопримечательного для города события…

Владиюг Владиславович Подорожкин родился именно в этом городе, в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Здесь он встал на ноги, здесь же заговорил, разумеется, сначала на родном русском языке. Обратите внимание, я говорю – «сначала», – так как впоследствии он овладел, как своим родным, многими иностранными языками, и изучение языков так захватило его, что из увлечения превратилось в страсть, в азарт. Никто не знает, был ли Владиюг Подорожкин прямым потомком тех первых владивостокцев или просто однофамильцем, но одно точно известно: Подорожкины очень гордились тем, что их фамилия ассоциируется с основанием города, и поэтому иногда они так чванились, что и Романовы позавидовали бы!

Здесь же, во Владивостоке, и вырос Владиюг, здесь же закончил он среднюю школу имени какого-то известного коммуниста. Находилась она в юго-восточной части города, и именно в том месте, что было ближе всего к шестнадцатиэтажному корпусу, в котором на одиннадцатом этаже в трехкомнатной квартире проживал Владиюг и, соответственно, вся семья Подорожкиных. Исходя из этого факта, проницательный ум поймет, что Подорожкины выбрали для своего старшего сына среднее учебное заведение не из-за престижности данной школы, как это принято обычно у амбициозных родителей города Владивостока, да и не только этого города. Нет, при выборе школы, – однозначно и целенаправленно, – решающую роль сыграло расстояние, то-есть близость школы к дому.

– Мне будет лучше, если мой мальчик будет здесь же, рядом, перед глазами, чем получит знания в какой-нибудь отдаленной «престижной» школе. Там труднее будет присматривать за ним. Ничто не сравнится с внимательным родительским глазом, даже если это и будет надзор самых сверхученых педагогов-учителей, – так сказал отец Владиюга, Владислав Владыч Подорожкин, на родительском совещании, посвященном Первому сентября, именно тогда, когда его супруга, Светлана Игоревна Подорожкина-Дубровская, высказала свое предложение на этот счет (так сказать, забросила удочку), – наполовину из материнской заботы, наполовину из легкой зависти к соседям, так свойственной большинству представительниц женского пола. Она сообщила, что их соседи Коноваловы, чей сынок был ровесником Владиюга, уже почти решили определить его в Первую школу имени Пушкина, что в центре города, и тут же добавила, что эту новость эту она узнала от самой Натальи Юрьевны Коноваловой, хозяйки, которая с того самого дня очень возгордилась. Но эти слова Светланы Игоревны и вправду больше походили на забрасывание удочки в водопад, чем на какое-то результативное предложение… А Владислав Владыч был хозяином своего слова, и его решение было окончательным и бесповоротным. Хотя все же что-то царапнуло душу, как подумал о том, что в этом школьном вопросе сын соседа окажется вроде бы в более привилегированном положении, чем его ребенок. Потом он взглянул на семилетнего Владиюга, пристроившегося тут же на краешке стула, и с задумчивым видом произнес:

– Сынок! А этот твой товарищ, коноваловский сын, что он за мальчик?

– Хороший! – ответил Владиюг.

– А он не хвастун, не задавака? – подмигнул ему Владислав.

– Нет, – пожал плечами мальчик, несколько удивленный отцовским интересом

– Ладно. Значит, ты останешься в нашей школе, а он пусть ходит туда, в пушкинскую, – указал пальцем куда-то в пространство глава семьи, и тем самым поставил точку в совещании, посвященном Первому сентября.

Вот так и провел Владиюг одиннадцать лет в обычной районной школе, где учились в большинстве своем незнакомые ему дети, проживавшие в разных районах города. Ибо в тот период родители обычно отводили детей в школы подальше от дома, чтобы потом можно было небрежно похвастать перед соседями, – мол, вот в такой особенной школе учится наш ребенок, – в надежде на то, что из-за удаленности школы никто не попытается перепроверить сказанное. Дабы таким образом имидж их деток оставался нерасшифрованным ближайшими друзьями-соседями – и всегда интересным, интригующим.

Дети же, в отличие от их родителей, находили совсем иную прелесть в том, чтобы ходить в школу, находившуюся на большом расстоянии от дома. И даже сейчас, когда Владиюгу исполнилось двадцать восемь лет, он с сожалением и даже с некоторой завистью слушал своих ровесников-соседей, закончивших школы в других районах города, которые и столько лет спустя с гордостью и удовольствием вспоминали свои приключения в школьные годы. Как, например, решили они однажды пешком вернуться из школы домой, и как стемнело в пути, и сколько «бед» приключилось с ними, пока добрались до дома… И к тому же так вдохновенно и привлекательно описывали все это, словно брели они тогда не по залитым электрическим светом улицам цивилизованного города, а по темным и страшным джунглям, где на каждом шагу подстерегали их ужасные опасности. И в то время, как его друзья с шутками и смехом напоминали друг другу разные эпизоды из прошедших лет, самому Владиюгу и сказать-то было нечего. Эти случаи всегда будили в нем сожаление, приводили его в плохое настроение и, придя домой, уже в который раз упрекал он своих родителей: почему не отдали вы и меня в какую-нибудь отдаленную школу города, вы же не представляете, сколько я потерял в жизни из-за этого в те годы, куда уже никогда не вернуться.

Впрочем, не думайте, что и у Владиюга совсем не было добрых воспоминаний. Напротив, Владиюг Владиславович был веселым и непоседливым юношей. У него нашлось бы немало и сладких, и горьких воспоминаний, и если бы бог наградил его хоть каким-то небольшим талантом к писательству, он живо настрочил бы многотомную остросюжетную автобиографию. Но, за исключением писательского таланта, Бог одарил его многими другими. Семь языков знал Владиюг Владиславович, и высшее образование получил, и даже считал уже сформировавшейся собственную Идею, – иначе говоря, свое понятие о смысле жизни. На первый взгляд, Владиюг был обычным светленьким русским пареньком, хотя, всмотревшись повнимательнее в его лицо, ироничное и наивное одновременно, вы бы сказали: этот парень и в самом деле что-то знает – и скрывает.

Владиюг Подорожкин, подобно большинству российских граждан, имел несколько странное чувство патриотизма. И странность эта заключалась в том, что выражалось оно – чувство патриотизма – максимально радикально и с бурными эмоциями. Такой патриотизм русских можно посчитать хорошим примером для многих других народов, а в некоторых случаях он даже превращается в предмет несбыточных мечтаний. Для создания общего представления о странном русском патриотизме и его результатах, я думаю, стороннему наблюдателю достаточно будет взглянуть на площадь, занимаемую на карте мира этим огромным государством. А в заключение – не поленитесь заглянуть в историю этой страны непредвзятым взглядом нейтрального человека.

Да, очень любил Владиюг свою Родину. Вы, наверное, скажете: ну, и что примечательного и необычного в том, что человек любит свою Родину? Да ничего, если не учитывать, что в случае Владиюга любовь эта стала фанатически возвышенной. Возможно, именно поэтому безмерно любящий Родину Владиюг Подорожкин несколько лет тому назад стал членом одной из радикальных в идеологическом плане организаций, название которой было «Союз православных патриотов России». Несмотря на то, что в названии упоминалось православие, эта организация была отнюдь не религиозным объединением, и нигде не зафиксированы её деловые связи с русской православной церковью. Хотя в идеологии этой организации именно православие выдвигалось на первый план и занимало там главное место, особенно при принятии решений по тому или иному вопросу. Девизом организации было: «Не существует России вне православия и православия – без России». Члены этой организации были уверены, что, если бы не Россия и русский народ, давным-давно православие заменили бы католицизм, протестантизм, другие христианские течения, а в худшем случае – и нехристианские. Для этих людей не имело значения, был ли верующий человек христианином, мусульманином, иудеем либо последователем любой – другой – религии. Все те, кто не были православными, были для них неприемлимы: неразумные, сбившиеся с пути истинного. А истинными и совершенными православными, в первую очередь, были русские люди, и становым хребтом этой веры была, конечно же, Россия.

Приведем здесь несколько событий, с которыми связаны некоторые поступки Владиюга, вызванные его безграничной любовью к Родине и вере.

Весь Владивосток помнит случай с пожаром, вспыхнувшем на грузовом судне, плывшим под флагом Голландии, только что вошедшим в порт Владивостока. Полыхающий оранжевым пламенем корабль превратился в пустой закопченный железный каркас еще до того, как работники порта начали разгрузку судна. Капитан первым сбежал с охваченного пламенем судна, и потом оправдывался: не годится, если капитан помрет, изжарившись в огне, капитана корабля должна упокоить вода. Вслед за капитаном и весь экипаж переместился на сушу и с безопасного расстояния созерцал гибель своего судна, с тайным чувством облегчения, естественным для спасшихся от огня. Слава Богу, это происшествие обошлось без человеческих жертв, хотя пожар полностью уничтожил весь груз самого разного предназначения. По официальным сведениям, владивостокским следователям и до сегодняшнего дня не удалось установить причину возникновения пожара. А когда дело дошло до подсчета ущерба, то из документов, оставшихся в Голландии, выяснилось, что в составе разного груза, – детского питания, различных медикаментов, дорогостоящей мебели, заказанной для украшения интерьеров номеров одной из престижных гостиниц Владивостока, большой партии листов оффисной бумаги, самых разных цветов из Голландии (почти полтонны!), – находилось и большое количество религиозной литературы. В частности, этим рейсом из Голландии во Владивосток отправлялась русским братьям и сестрам от последователей религиозного учения «Свидетели Иеговы» новейшая, свежевыпеченная литература. Весь следующий квартал она должна была распространяться по всему Приморскому краю, но пожар не пощадил и её, уничтожив полностью вместе со всеми остальными материальными ценностями.

И тогда как одна часть обитателей Владивостока, по своему разумению, изобретала самые разные версии произошедшего инциндента, а другая часть просто предавалась воспоминаниям о пожаре в порту, в это же самое время «Союз православных патриотов России» праздновал успешное осуществление акции по сметению с лица земли литературы «Свидетелей Иеговы»! Да, этот пожар устроили именно они, а автором идеи и главным её исполнителем был никто иной, как Владиюг Владиславич Подорожкин.

Это был не первый успех в диверсионной деятельности Владиюга Подорожкина. Уже тогда, когда он посвящал друзей-товарищей в свою идею сожжения судна, он был не единожды прославлен участием в различных нашумевших делах, которые долго волновали и будоражили умы жителей Владивостока, и считался чуть ли не самым активным членом организации. Так что кровь Владиюга кипела, и по этой причине иногда и мозги чересчур перегревались.

В недалеком прошлом, в период советской власти, на протяжении целых тридцати лет, в частности, в 1958—88 годах, Владивосток был закрытым городом. Иностранцы, а также жители других городов Советского Союза, могли попасть туда только по специальному разрешению. Как рассказывали, решение таких вообще-то странных и таинственных мер было принято из-за географического положения города. Все прибывающие-отъезжающие по специальным разрешениям находились под особым и усиленным наблюдением. Выполнять такое ответственное задание исключительно силами владивостокской милиции, разумеется, было невозможно, и поэтому, в отличие от других советских городов, здесь в особом режиме работали службы, ответственные за безопасность государства. Даже сейчас, спустя столько лет после того, как с города официально снят статус «закрытого», говорят, что все-таки ощущается советское наследие в вопросах заботы о безопасности этого города. Правда, Советский Союз распался, но Владивосток попрежнему географически находится на том же месте, где и был, да и соседние страны не изменили своего местоположения и амбиций. И вот поэтому ни для кого не является тайной существование в городе большого количества секретных служб.

Активная деятельность Владиюга не осталась незамеченной для правоохранительных органов. Ведь зачастую акции аборигенов Владивостока, каковыми являлись Владиюг и его единомышленники, были направлены против иностранцев. И поэтому за Владиюгом Подорожниковым уже давно тайно наблюдали, и личностью его интересовались спецслужбы Российской федеральной безопасности. Несмотря на то, что в деятельности организации и, соответственно, самого Владиюга, содержались во множестве действия, явно нарушающие права человека и другие демократические принципы, тем не менее никто и никогда не пытался пресекать весьма радикальные, зачастую даже преступные, мероприятия, осуществляемые «Союзом православных патриотов России». А такая лояльность по отношению к радикализму относится как раз к тем случаям, когда думают, что защита и поощрение поступков, порожденных национально-патриотическим менталитетом, хотя бы за счет нарушений, или, мягко говоря, без учета менталитета и традиций других наций, является законно предпринятым шагом к сохранению самобытности своей собственной нации. И сторонники такой логики приводят множество примеров из мировой истории, опираясь на которые утверждают, что в многонациональном, обладающем богатством национальных традиций мире не может быть демократического интернационализма. Более того, они считают невозможным сформировать полноценную демократию на этом этапе развития цивилизации угнетателей и угнетенных, так как существующий в истинной демократии высокий уровень толерантности исключает саму возможность длительного существования этой демократии. Такая идеология на сто процентов совпадала с психологией и характером большинства русских людей.