Веслом по разным местам

Веслом по разным местам
Александр Данковский

Главный герой отправляется с группой молодежи в байдарочный поход. Молодежь, правда, не самая заурядная – ролевики, обожающие творчество Толкиена и верящие в магию. Из-за этого или по какой другой причине, но на участников похода обрушиваются все новые и не всегда объяснимые несчастья: то нападет стадо коров, то – шайка хулиганов, то река оказывается почти непроходимой стараниями урагана и местных бобров, то вовсе неизвестно куда исчезает одна из лодок вместе с экипажем… А потом выясняется, что группа разделена на две неравные части, одна из которых люто ненавидит другую.

Александр Данковский

Веслом по разным местам

«Мадам, а вас никогда не били веслом по…»

    Из старого дурацкого анекдота

Краткое предисловие

Я написал это пять лет назад – тогда наш мир был другим. Например, тогда Северский Донец представлялся мирной спокойной речкой. Это теперь он стал линией разделения… Но менять я ничего не стал: роман есть роман, начнешь переделывать – не остановишься, и не факт, что получится лучше, чем было. Герои в нем такие, какими родились, со всеми своими хорошими и не очень чертами.

Да, никакой реки Склочь в Украине нет, это вымысел, как и другие географические названия в тексте. Вот байдарки «Таймень» в самом деле существуют, и автору немало довелось на них походить. Словом, многие технические подробности в тексте достоверны. Но, конечно, не все – иначе это была бы документальная книга, а не фантастика. Впрочем, я уже сам сомневаюсь, что там правда, а что вымысел.

    А. Данковский

Папенькин сынок

Едва я поднес трубку к уху, как из динамика ухнуло:

– Ромк, есть дело!

Ну вот, так всегда. В этом весь Витька – ни тебе «здрасьте», ни «как дела», ни даже традиционного «а можешь сейчас говорить?». А уж его манера представляться, вернее, не представляться… Вдруг у меня его номер не определяется?

– У кого? – невинно поинтересовался я.

– Что «у кого»?

Кажется, мне удалось сбить его с толку. Уже хлеб.

– У кого есть дело? – приятно все-таки иногда прикинуться идиотом, чем я и занимаюсь с большим удовольствием.

– Ну, у меня.

– Так это не новость.

– Чего не новость?

– Для меня не новость, что у тебя есть дело, – теперь я говорил противно-вежливым тоном, как препод, в пятый раз объясняющий тупому студиозусу закон Ома для участка цепи. – Ты ж у нас бизнесмен. А «бизнес» в переводе с так и не выученного тобой английского языка – «дело». Если у тебя до сих пор есть бизнес, стало быть, и дело есть. Значит, ты не прогорел. Мои поздравления. Я рад за тебя – по крайней мере, в этот исторический период.

– Да ну тя в баню.

– Спасибо, я там недавно был. Очень полезная процедура, зря не ходишь. Могу порекомендовать, куда именно.

– Короче, заходи, есть разговор и кое-что к разговору.

– Вот это другое дело. И другой бизнес.

Витька чем хорош? Его больше чем на пару минут не собьешь. И ежели ему чего от кого-нибудь надо, он не слезет. Тем же он и плох.

Ладно, работы все равно нету, а Витькин, с позволения сказать, офис от моего места приложения усилий лежит всего в паре остановок на древнем троллейбусе или более современной, хотя и более дорогой маршрутке.

Я глянул в окно. Солнышко сияет, лужи подсыхают, птички исступленно завывают. Можно прогулять часть рабочего дня и прогуляться, причем пешочком. Ибо слушать птичек приятнее, чем дребезг старых троллейбусных костей.

– Шеф, я выскочу на полчаса, – крикнул я, проходя мимо приоткрытой двери начальничьего кабинета.

– Знаю я твои полчаса, – беззлобно ответствовал шеф. – Ладно, иди уж.

А чего ему? Сам сидит, бездельем мается. Даже дураков по экрану гонять перестал – наигрался за две недели. А если вдруг (ну, случаются же чудеса) появится срочный заказ и нужно будет, задрав штаны, бежать к очередному клиенту и объяснять ему, как пользоваться нашей немудрящей софтиной, то всегда можно будет затянуть на моем горлышке тугую петлю вездесущей мобильной связи.

И я пошел, наслаждаясь пейзажем и стараясь не думать о том, что подобное безделье на рабочем месте сулит пустоту в кошельке. Хотя червячок и сосал потихоньку внутренности.

* * *

– Привет, Ромка!

На меня уставились хитрющие глаза поверх щегольской черной бородищи, буйной, но ухоженной, из-под краешков которой выглядывали румяные, просто-таки пышущие здоровьем Витькины щеки.

– И тебе здравствовать, пан украинец во втором поколении.

– Сам такой.

Обменялись рукопожатием.

Мы знакомы уже лет, наверное, тридцать. Еще наши родители дружили в глубоко советские времена. И Витькин папа в своем кругу интелей-вольнодумцев хвастался совершенно невероятным паспортом, полученным уж совсем неведомо какими правдами и неправдами. Для тех, кто помоложе, напомню – в советском «серпастом и молоткастом» присутствовала пресловутая пятая графа: «национальность». Так вот, в документе фигурировало «Сергей Исаакович Розенкнопп, украинец». Что служило основанием для невероятного количества баек и шуток. Розенкнопп-старший был личностью незаурядной, чрезвычайно языкастой и склонной шокировать окружающих интеллигентов (что, возможно, и уберегло его от обидного прозвища «Кнопка»). Мог выдать, например, за именинным столом:

– Ну, беру я это говно…

– Сережа… – укоризненно прерывала его какая-нибудь дама бальзаковского возраста, вся такая интеллигентная и утонченная, что спасу нет.

– Пардон, мадам, беру я эти фекальные массы…

Витька уродился в папашу – такой же неуемный, безбашенный и говорливый. А как бороду отпустил – стал ну просто копией предка, так что мне приходилось следить за собой, чтоб не назвать его «дядей Сережей». Детские воспоминания – они такие, привязчивые и прилипчивые.

Молодость Сергея Исааковича прошла «под солнцем сталинской конституции», так что большинство своих талантов он расточал на капустники, турпоходы, изготовление домашних напитков из ворованного медицинского спирта и честно добытых апельсиновых корочек, на переделку радиоприемников, чтоб ловили «голоса», и на прочую сравнительно безвредную самодеятельность. И хотя он считался вольнодумцем, в никаких серьезных диссидентских делах не участвовал. Разве что анекдоты травил про «дорогого Леонида Ильича». Впрочем, про Абрама и Сару тоже травил. И про Василий Иваныча и Петьку. Но за это тогда уже не сажали.

Виктору Сергеевичу повезло больше – Союз распался, когда ему было около двадцати, и он со всем пылом молодости и национальной горячностью кинулся осваивать свободную экономику и дикий рынок. Торговал всем подряд, от турецких трусов до французского медицинского оборудования сомнительной современности. Мотался то в Польшу, то в Израиль, то в Штаты. Прогорал бессчетное количество раз. Чудом избежал тюрьмы. Причем, нимало не стесняясь, рассказывал об этом всем желающим, неизменно добавляя, что всякое чудо должно быть хорошо оплачено. Промотал родительскую квартирку в сталинском доме, чем едва не довел стариков до инфаркта (они, дабы сыночке было удобнее, к тому времени переселились в малогабаритную хрущевку – и тут такой реприманд). Влез в долевое участие в строительстве шикарной новостройки, хотя компания ее возводила более чем мутная – и сумел-таки получить там две квартиры, в одну из которых перевез предков, а в другую вселился сам. Следующий проект той же компании стал всенародно известен, ибо она благополучно кинула дольщиков – но Витька-то в число пострадавших не попал! В промежутках между этими перипетиями он успел жениться, развестись, снова жениться и снова развестись – и не растерять оптимизма.

Теперь нам с ним под сорок. «Почти восемьдесят на двоих», как пошутил, кажется, я (он уверяет, что он) на какой-то вечеринке. Пора бы остепениться. А его время от времени швыряет в очередные авантюры. Так что его «есть дело» меня вовсе не радует. Пугает, скорее. Я к нему зашел, зная, что плохого коньяка Витька не пьет. Либо хороший, либо, ввиду отсутствия такового, приличную водочку. Но, вот если он попросит взаймы «немного, тысяч десять зелени» – пошлю подальше, не взирая на количество звездочек на этикетке. Ибо Витя мне до сих пор «торчит»… Не будем уточнять, сколько именно.

Правда, пару раз не без его участия мне удавалось заработать вполне достойные деньги – так что я о том долге помалкиваю. Но он же меня пару раз подписал на «шабашки», после которых приходилось уносить ноги и отсиживаться на тестевой даче по три месяца, отключив мобильный и претворяясь глухонемым таджиком. Так что фиг его знает, что будет, если подвести «итого» под финансовой составляющей наших отношений.

– Коньяк будешь?

– А то!