Абсолютное зло

Схватив девку за теплое плечо, Кошатник пихнул ее к черной пасти подъезда. Девка уперлась. Здоровая. На полголовы выше Кошатника.

– А ну пошла! – свирепо зашипел Кошатник.– Хочешь, чтоб нос отрезал?

Лезвие коснулось переносицы девки, и та обмякла. Кошатник любил гнуть именно таких, здоровых. Таких, что и в школе, и в путяге глядели сквозь него, как через пустое место: болтается, мол, что-то такое, плюгавенькое, плевка не достойное. Здесь, в пустынном переулке, все меняется. А сейчас вообще будет что-то особенное. Раньше Кошатник просто пугал их: затаскивал в подъезд, подкалывал ножичком, стращал, пока в трусы не напустят. Возбуждался от этого дико, просто сразу кончал. Кончал и отпускал дур. Знал, что в ментовку не побегут: не порезаны, не изнасилованы, а трусы и постирать можно.

Ментов Кошатник все же побаивался. Вон, брательник старший пятый год мотает, и еще три осталось. Были бы бабки, уже вышел бы… А может, хорошо, что сидит. Пока с ними жил, лупил Кошатника каждый день за упрямый характер. С ментами небось драться не стал. Пришли, руки выкрутили, пошел, как миленький. Как эта дура-девка.

Кошатник затолкал ее в подъезд, стал лапать левой рукой. Девка передергивалась, но терпела, потому что в правой руке у Кошатника нож, и нож этот упирался ей в живот.

Кошатник чуял, как она потеет от страха и тоже дрожал. От возбуждения. И от того, что решил: кончу – зарежу. А Сатана сделает так, чтоб никто Кошатника не поймал. Вон Николай, он…

Где-то наверху хлопнула дверь. Раздались мужские голоса, быстрая чечетка каблуков по ступенькам. Кошатник втиснул девку поглубже в угол. Подъезд темный, их не заметят.

– Пикни только – кишки выпущу! – посулил он, нажимая острием на девкин живот.

Шаги смолкли. Щелкнула зажигалка, бледный огонек вспыхнул на площадке первого этажа. Тут нервы Кошатника не выдержали – он шарахнулся от девки и пулей вылетел на улицу.

Прикурившие парни вышли секунд через десять, когда юного сатаниста уже и след простыл. Любку они не заметили. Она еще минуты три простояла, прислонясь к стене и борясь с дурнотой, а когда вышла из подъезда и побрела домой, то уже точно знала, что никому, никогда, ничего не расскажет.

Глава седьмая

Поговорив с Логутенковым, Онищенко смотался в пригород забрать мобильник и доверенность. Потолковали с Шиловым, сходили выкупались и расслабились немного. Так что, когда Онищенко вернулся домой, то услышал в свой адрес немало неприятных слов. На жену Павел не обижался: он ее любил и знал, что бедняжке и так несладко приходится. Наверное, она даже понимает: непьющих ментов не бывает. Работа такая. Но есть еще теща, которая прямо не скажет, но будет пилить и зудеть, допекая Машу, чтобы та «воздействовала на пьяницу».

Онищенко сунул под кран лысеющую голову, слегка взбодрился, покушал, выполнил отцовский долг, сыграв с сыном в лото (дочка уже спала), чмокнул его в макушку, подумал: «Завтра приду пораньше» – и завалился спать. Засыпая, слышал, как жена возится в ванной… Чудо, а не баба! Попробуй найди такую где-нибудь в Европе-Америке!

На следующий день Онищенко первым делом наведался на квартиру Суржина (естественно, никто не открыл), затем посетил место жительства Куролестова – с аналогичным результатом. Решил зайти еще раз, попозже. Суржин-то – бобыль, а с Куролестовым прописаны жена и дочка. Кто-то должен быть.

На работе Онищенко опять вызвал начальник. Поинтересовался, где капитана черти носят. Онищенко ответил. Майор потребовал доложить, что наработано по Суржину. Онищенко доложил. Начальник пожевал губами: возможно, хотел похвалить, но хвалить подчиненных не привык, и добрые слова где-то потерялись.

Вместо этого сказал:

– Кренов звонил. Депутат твой.

– Хочет что-то сообщить? – заинтересовался Онищенко.

– Нет. Интересовался, что нового. Просил держать в курсе. Ты, это… проинформируй его, что и как. Человек весомый.

– Да? Может, ему план розыскных мероприятий на утверждение дать? – съехидничал Онищенко.

Начальник пожевал губами… И вдруг взъярился:

– Ты мне тут этого не надо, понял! По закону строго чтобы! Но информируй, как положено!

Онищенко хотелось сострить: кем положено, на что и где это положение? Но удержался. Тем более, что были у начальника и… хм… положительные стороны.

Майор посопел грозно, но поскольку опер молчал, то смягчился.

– Ладно,– буркнул.– Иди. Работай.

– Ну, Пал Ефимыч, не тяни кота за хвост, выкладывай! – нетерпеливо проговорил Логутенков.– Что у тебя есть?

– Ну, есть немножко,– Онищенко вздохнул.– Гражданин Куролестов Петр Дмитриевич, друг Суржина и номинальный хозяин «Нивы», работающий старшим мастером в АОЗТ «Мальта», тоже пропал. На работе не появлялся, начальство об отлучке не предупредил, чего прежде за ним не замечалось. Куролестов на хорошем счету, да и работа из тех, которыми не разбрасываются: зарабатывает старший мастер поболе иного директора.

– А чем эта «Мальта» занимается?

– Фурнитура, электрооборудование, сельскохозяйственный инвентарь, скобяные изделия. Много чего. Криминала за ними не числится, «крыша» у них – «Богатырь». Нормальная «крыша», не бандитская. А что?

– Так, ничего. Продолжай.

– Нет, погоди. Ты ведь Суржина хорошо знаешь? Что их может связывать с этим Куролестовым, кроме того, что оба на нашей земле проживают? Социальная среда – разная, круг общения… Чиновник мэрии и старший мастер мелкой фирмочки… Понимаешь?

– В школе они вместе учились,– ответил следователь.– Ты продолжай.

– Связался с матерью Куролестова. Относительно местонахождения сына, невестки и внучки ей ничего не известно. Уговорил ее подать заявление на розыск. Хочу на законном основании осмотреть квартиру.

– Есть смысл?

– Есть. Бабульки у подъезда видели, как Куролестов и Суржин в четверг, около девятнадцати, вместе уехали на той самой «Ниве». Объяснения я, кстати, у бабулек взял, в материале есть.

– Вот это интересно! – Логутенков встал и принялся описывать круги по кабинету.– А жена Куролестова?

– А тут, Генадьич, вообще полная ерунда. Мамаша Куролестова показывает, что отношения у супругов ой как далеки от идеала.

– Ну да, спросил свекровь про невестку!

– Как раз наоборот! Свекровь с невесткой нормально общаются, хотя невестка уже с полгода с супругом не живет и вот-вот на развод подаст. Мадам Куролестова, кстати, нынче пребывает в Форосе, в санатории. Она там каждый год отдыхает и пару дней назад оттуда свекрови звонила. По межгороду.

– Ага,– сказал Логутенков.– Идеальное алиби. Снимаешь трубку, набираешь восьмерку, затем код. Привет из Фороса! Нет, Паша, ты уж сделай все как следует. И за город хорошо бы тебе еще раз съездить, место осмотреть, где машину нашли.

– Отработаю. В Форос позвоню и справочку оформлю. Исключительно для тебя. А ты, Генадьич, раз такой умный версии выдвигать, тем более Суржин – твой кореш, завтра в качестве практической помощи мне что-нибудь подкинь. Суржин у меня не единственная потеряшка, а за город туда ехать, чтоб ты знал, в один конец сорок минут на электричке.

– Это ты насчет машины намекаешь? – догадался Логутенков.

– Ага. Я вчера на своих двоих за город таскался. А время у меня – не резиновое.

– Машину свою дать не могу,– покачал головой следователь.– Самому нужна. Но… Знаешь что, Паша: у меня тут студент с юрфака стажируется. С колесами. Я его попрошу. Согласится – получишь машину с шофером.

– Премного благодарен, ваша честь!

После ухода опера Логутенков закурил, взял стул и сел у окна. Он любил курить и думать, глядя на зеленую листву или, в холодное время, на голые лапы веток. За окном было непривычно пусто. Старый тополь спилили неделю назад. Глухая стена дома напротив не способствовала размышлениям, но привычка осталась. Если бы он не проявил инициативу, можно поклясться: никто бы палец о палец не ударил. Подумаешь, брошенная машина! Была б заперта – вообще бы до зимы стояла. Не объявляется хозяин – это его проблемы. И не повод считать, что хозяин мертв. А может, он в Эфиопию репатриировался? Как прямой потомок Пушкина… Нет, ты, Логутенков, все сделал как надо.. И очень удачно, что розыск поручили цепкому и хитрому Онищенко. Очень, очень удачно!

Фамилию «Куролестов» Логутенков от Степы слышал, хотя самого Куролестова никогда не видел и круга его интересов не представлял. Впрочем, это не имело значения. Как не имело значения, за что убили Степу. В том, что его убили, Логутенков был почти уверен. Он хорошо знал Суржина. Живой, тот непременно объявился бы. А версию о похищении Логутенков даже не рассматривал. Он точно знал: Степа не играл с большими деньгами, а с небольшими обращался очень осторожно. Куролестов, Куролестов… Или все-таки политика? Господин депутат – чистый политический деляга. Насколько знал Логутенков, у Кренова – свои игры, у Степы – свои. Может быть, Суржин что-то громкое нарыл? Или увидел то, что видеть не положено? Возможно. Но маловероятно. Степа ведь не руками-ногами шарил, а факты анализировал. Анализировал и использовал. А получал факты от других. Например, от него, от Логутенкова. Неплохо бы узнать, от кого еще. Старший следователь догадывался, что некто, посадивший Суржина на его зампредседательское место, тоже может заинтересоваться его пропажей. И этот некто – определенно не Кренов. Депутата, скорее всего, попросили возглавить комиссию, и он не отказал. Но не факт, что вышеупомянутый некто по сей день продолжал контролировать своего ставленника. Кто их разберет, эти политические игры?

Краем уха Логутенков слыхал о какой-то общественной организации, с которой его друг был крепко связан, но, как назло, ее название вылетело из головы. Ничего, вспомнится. Черт! Жаль, если Степку действительно убили!

Из докладной записки первого заместителя председателя Специальной комиссии С. В. Суржина, представленной Федеральному Комитету по обеспечению конституционных прав (ФККП):

«…В последнее время на территории Санкт-Петербурга и Ленинградской области активизировал свою деятельность ряд псевдорелигиозных организаций сатанинской направленности. Первичный анализ имеющихся материалов дает основание рассматривать некоторые из этих организаций как крайне опасное социальное явление. Идеологической базой сатанизма являются лозунги „Смерть всему живому!“, „Война христианству!“, „Бог христиан мертв!“, „Слава Сатане!“ и тому подобное. Есть основания полагать, что поклонение Сатане включает ритуальные убийства и человеческие жертвоприношения. А также растление малолетних, осквернение могил, издевательства над животными, употребление и распространение наркотиков, сексуальные оргии, извращения, осквернение храмов. Не исключена возможность создания на базе сатанинских групп вооруженных формирований и проведение террористических актов…»