Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Открытие Индии (сборник)

Год написания книги
2012
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 17 >>
На страницу:
5 из 17
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
А в будущем, как и ожидалось, стали обнаруживаться любопытные документы. Сперва всплыло слово ИНДИЯ. Затем семь томов официальных папок под грифом «Особо секретно», озаглавленных «Первая советская Индийская полярная экспедиция» и ворох рукописных и печатных раритетов различного возраста, разной степени сохранности, где присутствовали даже египетские папирусы. Выяснилось, что в подготовке «Первой Индийской» участвовали не только путешественники, военные и учёные, но и практикующие мистики, шаманы, религиозные деятели. С 1934 года её возглавлял С. М. Костров, для всего остального мира павший жертвой террора.

12 августа 1937 года с аэродрома Щелково стартовал 4-х моторный самолет И-209. Экипаж возглавлял Герой Советского Союза Леваневский. Объявлено было, что самолет совершает трансполярный перелет, цель которого – США. Но цель была – ИНДИЯ. Вскоре связь с самолетом прервалась. Никто и никогда не узнал, достиг ли И-209 ИНДИИ, или погиб уже там.

В отличие, по-видимому, от американской экспедиции 1944 года, возглавляемой полковником ВВС Уинстоном Фростом; ибо США – там, в будущем – процветали прямо-таки бесстыдно.

Данными папок решено было воспользоваться. Во «фрамугу» пошёл автоматический летательный аппарат, способный передавать на расстояние изображение, звук, параметры окружающей среды. На треугольной раме в его шаровидном брюхе был распят рыжий кот Чубайс. Все металлические части зонда, имеющие площадь поверхности более трех с половиной квадратных дециметров, при вхождении во «фрамугу» испарились, а Чубайс обнаружился сидящим на ледяном торосе в сорока километрах западнее, дрожащим, но, тем не менее, преспокойно вылизывающим свои тестикулы. Смертельные раны, произведённые на его теле малокалиберным пистолетом с радиоуправляемым спуском, пропали без следа.

Второй зонд почти не содержал металлов; вместо кота Чубайса полетел морской свин Баб. «Фрамуга» была преодолена успешно, но сигнал прервался, едва начавшись. После расшифровки «обрывка» выяснилось, что он является чрезвычайно плотно сжатым пакетом информации, передаваемой зондом в течение нескольких суток; и означало следующее: время в ИНДИИ движется в тысячи раз быстрее, чем на Земле. А «фрамуга» вдруг катастрофическими темпами принялась сжиматься.

– …Когда меня отправляли сюда, она была уже с мышиный глазок, – сказала Инге…

ГБ совместно с НИИ проблем времени, понимая, что терять в случае неудачи уже нечего, а приобрести в случае успеха можно весь мир, осуществили заброску в прошлое массированного десанта спецов и безопасников. Материализовался десант в сентябре-октябре 1937-го. Джаггернаутов, ставший к тому времени вторым человеком в проекте после Кострова (на предыдущего заместителя быстренько свесили всех собак и, почти не мучая, шлепнули), посодействовал приему новых сотрудников. Ценных тем более, что многие из них прибывали не с пустыми руками…

В этот момент тетраэдр исчез, и в глаза Черемше ударило солнце. «Альбатрос» летел – низко-низко, двести метров по альтиметру – над ядовито-зелёным, сплошным лесом, кажется, тропическим. Черемша взял вверх. Самолет послушно задрал кургузое рыло к изумрудному небу. Спустя десять минут они летели кверху поплавками над точно такими же джунглями, а недавняя земля превратилась в зелёный небосвод. Валерий осторожно перевернул самолет. Альтиметр, плясавший только что без всякого толку, вновь показал двести метров. Инге захохотала. Валерий её веселья не разделял, но улыбнулся тоже.

Впереди блеснуло крошечное озерцо. Доверившись отменным лётным качествам «Альбатроса», своим чутью и опыту, Черемша повёл самолет на посадку.

* * *

Видимо, это было как раз то, что они искали. С трёх сторон озеро окружали растущие прямо из воды гигантские деревья, богато опушенные густой сочной листвой, а четвёртая манила широким галечно-песчаным пляжем. На пляже возвышались какие-то сооружения. Валерий лихо, с разворотом, подогнал самолёт вплотную к берегу, зарулив левым поплавком прямо на прибрежную гальку.

Винты ещё не успели полностью остановиться, когда аппарель откинулась, и по ней, сгибаясь под тяжестью длинного тюка, упакованного в чёрную клеёнку, побежал Толедо.

* * *

Черемша, отключив питание, вышел в грузовой отсек. Работа кипела. Костров, обнаженный по пояс, потный, таскал грузы наравне с Толедо. Труп Шамсутдинова куда-то исчез, как и кровавые знаки на стенах.

– Присоединяйся, Валера, – сказала Инге, поднимая за один конец связку тонких труб.

Черемша ухватился за другой конец. Трубы оказались на редкость легкими. Очевидно, тоже не металлические, мельком подумал Черемша.

Сооружений на пляже оказалось три. Они стояли как бы в вершинах равнобедренного треугольника со сторонами длиной восемь-девять шагов. Ближе всех к самолету находилась внушительная кровать красного дерева, опирающаяся на шесть золотых звериных лап, застеленная белоснежной овчиной. Затем, если совершать обход посолонь, следовал низенький столик с лежащими на нём: небольшой грифельной доской, тонким заостренным мелком и затейливо изукрашенным резьбою деревянным с золотом абаком. Последней была вросшая колесами в землю боевая колесница, отдаленно похожая на увеличенное в несколько раз инвалидное кресло Джаггернаутова из сна (или, может, не сна?) Черемши.

Любовь. Деньги. Война. То, что движет миром с начала времен.

Сергей Миронович и Толедо без раздумий устремились к колеснице и принялись возводить на ней знакомый каркас распятия.

– Так я и думала, – горько сказала Инге. – Валера, мы обязаны их остановить! Нельзя отдавать мир во власть военных! Лучше уж, как американцы – банкирам… Постойте! – она побежала к колеснице, увязая в рыхлом мокром песке. – Постойте!

* * *

Потомки продолжали ругаться и жестикулировать, не забывая попутно заниматься своими странными делами. Валерий же, пораженный внезапно полнейшей апатией ко всему, бродил босиком по теплой воде, и серебристые шустрые мальки принимались щекотать ноги, стоило ему остановиться. В зеленом небе, точно над головой, блестело круглое серебряное окошечко. Наверное, такое же озерцо. Местное светило, висящее точно посередине между зелеными небом и землей, заметно раскачивалось вправо-влево. Одуряюще пахло цветами.

Валерий наступил на что-то острое, наклонился, пошарил в донном песке, подняв облачко мути, привлекшее целые полчища мальков. Выпрямился. В руке его лежал потрясающей работы каменный, полупрозрачный – кажется, нефритовый – обоюдоострый нож с рукояткой в виде злобно ощерившегося пернатого змея. Валерий сунул нож за пройму подвернутых до колена подштанников, потуже обмотал ее вокруг ноги и застегнул на выщербленную пуговицу. Все остальное полярное обмундирование он давно уже сбросил – жарко! «А мы ребята-ёжики, за голенищем но-жи-ки», – фальшиво спел он вполголоса.

Гавкнул выстрел. Другой.

Валерий поморщившись оглянулся на круто, до стрельбы, повздоривших потомков. Толедо раз за разом палил Инге под ноги, вынуждая ее пятиться к самолету. Она взвизгивала после каждого выстрела, вздымающего султанчики песка, и громко ругалась, сопровождая слова непристойными жестами.

Черемша, раздраженно сплюнув, побежал разбираться.

Когда он наконец добрался до вершителей мировых судеб, Костров стоял на колеснице, распростертый внутри смонтированной из труб рамы, как бы стремящийся обнять этот крошечный мирок, и громко хохотал. Толедо возился с бежево-серым прибором на треноге, провода от которого тянулись к раме с привязанным Сергеем Мироновичем. Инге плакала, зажимая рукою кровоточащее плечо. Завидев Валерия, Толедо молча бросил ему медицинский пакет. Черемша принялся перевязывать девушку, чья нежная кожа чуть повыше верхней головки левого бицепса была глубоко расцарапана – по-видимому, срикошетившей пулей или камушком.

Раздался оглушительный треск. Костров заорал. В голосе его слышалась невыносимая мука. Валерий непроизвольно оторвал взгляд от бинтуемой раны. Сергей Миронович полыхал ярким белым огнем, колеса боевой повозки, выбрасывая в воздух фонтаны щебня, крутились, Валерию на миг почудилось, что перед нею гарцует огромный крылатый конь вороной масти, крик пылающего Кострова сорвался на почти ультразвуковой визг, и колесница, увлекаемая призрачным скакуном, сорвалась с места, круто забирая в гору – в воздух… Чудовищный громовой раскат сотряс пространство.

– Ну вот и все, – сказал устало Толедо, тщетно пытаясь отыскать взглядом быстро исчезнувшую, растворившуюся в зеленом небе метафизическую упряжку, – наша взяла. П…ц америкашкам!.. Валерий, помоги разобрать оборудование, когда закончишь перевязку.

Черемша затянул концы бинта, подошел к Толедо и ударил его кулаком в висок.

* * *

Толедо мычал и извивался. Огромный кляп, изготовленный из вязаного подшлемника, не позволял ему внятно говорить, а жестоко стянутые лентами из располосованной ножом нательной рубахи конечности – полноценно двигаться. Валерий и Инге уже второй час упоенно занимались любовью на потрясающе мягкой овчине, в несколько слоев устилающей львинолапую кровать – символ и алтарь Любви Всемирной. Инге таким образом намеревалась изменить судьбу мироздания, а Валерий… Валерия привлекал сам процесс.

Наконец Толедо изловчился и избавился от кляпа. Отплевавшись и откашлявшись, он прохрипел:

– Кончайте дурака валять! Без триоконтура и инициации один хрен ничего не добьетесь. Развяжите меня. Обещаю не дергаться.

Они, словно послушавшись совета, слаженно кончили. Валерий, отдышавшись и смахнув пот с лица, подошел к Толедо. Однако узлы затянулись так сильно, что развязать их нечего было и думать. Черемша вернулся к ложу, прихватил нефритовый кинжал, который, по словам эрудированной Инге, являлся ритуальным орудием не то ацтеков, не то тольтеков, предназначенным для принесения человеческих жертв, и несколькими небрежными взмахами освободил пленника от пут. Толедо, послюнявив свежие царапины и недобро зыркнув на любовников, взялся за привычное дело – монтаж рамы из трубок. Черемша стерег его с взведенным револьвером наготове, покуривая козью ножку, набитую туркестанским табачком.

* * *

Солнце било в лицо. Не спасали и плотно сжатые веки. Рот был забит распирающе-колючим, шершаво-мокрым, омерзительным на вкус, словно несвежая портянка. Собственно, это и оказалась портянка – зимняя, тонкой шинельной ткани, да не одна. Подлец Толедо воспользовался поразившим Валерия сном с наибольшей для себя выгодой. Воротил, так сказать, должок. Конечности, варварски завернутые за спину и онемевшие, не слушались Черемшу. Кроме того, были они крепко связаны – между собой и, вдобавок, верхние с нижними. Валерий замычал, с немалым трудом орудуя преимущественно головой и плечами, перекатился на другой бок и открыл глаза. В них тут же попал песок, поэтому за дальнейшими событиями Валерий наблюдал урывками, сквозь обильные слезы и частое моргание.

– Эй, товарищ пилот, – весело проорал Толедо, заметив, что Черемша очнулся. – Хотел бы ты подержаться за штурвал, который управляет миром? Да? Ну, так обломайся! Потому что рулить я буду! А ты отдыхай!

Инге билась на раме триоконтура, расположенной на сей раз горизонтально, – так бьется птица, попавшая в силок. Толедо с отвратительным слюнявым вожделением лизал и гладил ее обнаженное тело. Затем отлучился на минуту, произвел краткие манипуляции со своим бежевым ящиком на треноге и вернулся. Пока он карабкался на кровать, контур начал искрить голубым и белым. Девушка молчала. Когтистые золотые лапы, держащие ложе, вдруг разъехались, шевельнулись, точно живые, и потянулись к людям. Толедо словно метлой смело. Лапы ухватили края овчин и сомкнулись над телом Инге огромным белоснежным бутоном.

– Запомни, Валерий, – донесся до Черемши звонкий голос, наполненный неземной радостью, – миром – да правит! – ЛЮБОВЬ!

Ложе засверкало ослепительно, запредельно – солнцем, сверхновой звездой, а может – Божественным светом первого дня творения и – пропало…

* * *

– Постарайтесь понять, – говорил Толедо, направив на освобожденного Черемшу ствол револьвера, – возвращаться нет никакого резона. По крайней мере, для меня. Как бы ни повернулась ситуация на Большой Земле, каким бы раем или адом ни стал наш мир, я этого не увижу все равно. Для открытия «фрамуги» требуется человеческая жертва. Поскольку управлять самолетом я не умею, принести в жертву вас не представляется возможным. Принести в жертву себя не представляется возможным вдвойне, что более чем очевидно. Я остаюсь. Благо, климат здесь воистину курортный, а жратва, – он проследил взглядом медлительный полет над озером парочки упитанных утиц, – водится в избытке. Возможно, я соберусь вести дневник. Робинзон Толедо… Хотите стать моим Пятницей, Валерий Павлович?

– Нет, не хочу. Для этого, помнится, нужно быть чуточку людоедом. Но я, кажется, нашел себе замену. Обернитесь, товарищ Робинзон.

Из леса выходили люди. Десятки миниатюрных коричневых человечков с заваленными вперед узкими плечами, выпирающими животами и болезненно раздутыми суставами. Их черные волосы были связаны в неряшливые пучки, безбородые лица с правильными, очень крупными чертами напоминали неподвижностью маски. Срамные места выходцев из леса прикрывали скудные изжелта-белые тряпочки. Это были, кажется, одни только мужчины, и в руках они сжимали чертовски хищно выглядящие сабельки с изогнутыми, расширяющимися к концу клинками. Возглавляла дикарское воинство голая старуха, восседающая на крупном снежно-белом тигре. Старуха была седа, почти лыса, изо рта ее торчала, густо дымя, трубка с длинным прямым чубуком, украшенным цветными перьями. Высохшие лохмотья старухиных грудей свисали едва не до хребта тигра, а нечеловеческой длины руки волочились по земле, оставляя за собой заметные бороздки.

Толедо, медленно пятясь к самолету, выдохнул: «Б…дь!», и Черемша вынужден был с ним согласиться. Именно так!

Престарелая блудница выкрикнула длинную нечленораздельную фразу. Увы, Инге, специалиста по вымершим языкам, не было рядом, и смысл фразы остался загадкой для путешественников. Аборигены же определенно его поняли и разом вскинули сабельки над головами, пронзительно завизжав.

Толедо не стал дожидаться дальнейшего развития событий, пал на одно колено, выставил вперед сцепленные руки, в которых блеснул револьвер, и выстрелил. Стрелял он превосходно. Старуха всплеснула многосуставчатыми руками и ткнулась лицом в шкуру тигра.

– Валерий Павлович, – отрывисто бросил Толедо, – поспешите в самолет. Нам пора драпать.

Черемша, оглядываясь, двинулся к «Альбатросу». Подстреленная ведьма вдруг выпрямилась, выхватила изо рта трубку и протянула ее вперед. Валерию показалось, что дымящаяся чашечка вот-вот пронзит ему грудь. Человечки молча бросились в атаку, тигр грозно зарычал – так, что по воде пошла рябь, – а Толедо принялся стрелять с невообразимой скоростью.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 17 >>
На страницу:
5 из 17