Проходящий сквозь стены

Достойным апогеем кошмарной бондианы стала встреча с мягко стелющейся по ковру гадиной. Да не какой-нибудь безвредной медянкой, а самой настоящей двухметровой гюрзой. И я растерялся. Вместо того чтобы немедленно обернуться предметом интерьера, мимо которого она бы спокойно проползла, я замер, вмиг покрывшись пупырышками гусиной кожи с головы до ног. И каждый пупырышек был размерами как волдырь от ожога крапивой, и каждый чесался, как укус слепня. Но не это было самой большой бедой. Главное, я вдруг совершенно забыл, как следует при встрече со змеёй поступать – то ли смотреть ей прямо в глаза, то ли наоборот, не смотреть ни в коем случае. Твёрдо помнилось лишь одно: нельзя делать резких движений. Впрочем, у меня это великолепно получилось само собой. От страха я попросту окостенел.

Гюрза неспешно приближалась, пробуя раздвоенным языком воздух. Её упорный взгляд, направленный точно мне в переносицу, был настолько выразителен, что почти осязаем. Он всё прочнее сковывал члены, всё пуще леденил кровь. Он не оставлял никаких сомнений – тварь уже решила для себя ближайшую участь встреченного ею дрожащего голенького человечка. До приведения приговора в исполнение оставалось несколько изгибов такого совершенного и прекрасного, такого смертоносного тела.

В эту кульминационную секунду где-то неподалёку хлопнула дверь. Коридор наполнили резкие голоса охранников, продолжающих скандалить из-за своего драгоценного препарата. Змея недовольно дёрнула плоской головой, а я, моментально высвободившись из пут её мертвящего гипнотизма, прянул в ближайшую стену.

За стеной оказался бар-холодильник с витражными дверцами толстого стекла. Сквозь мозаичное изображение Кецалькоатля я разглядел знакомый платиновый парик Джулии. Не было счастья, да несчастье помогло. Аллилуйя!

Внутри бара оставаться, разумеется, не стоило. Во-первых, холодно, во-вторых, высокие договаривающиеся стороны непременно захотят чего-нибудь хлебнуть в процессе беседы. А уж спрыснуть удачную сделку – наверняка. Обнаружение среди бутылок постороннего молодого человека, слегка примороженного и отбивающего зубами частую дробь, вряд ли здорово их обрадует. Могут и осерчать.

Я осторожно приблизил лицо к стеклу.

Мне продолжало везти. В противоположном углу кабинета находился вместительный стеклянный садок с живописным нагромождением камней, какой-то зеленью, лужицей воды и десятком разнокалиберных черепах – обладательниц всей этой роскоши. Я решил, что моя скромная мордочка в сумраке вон того грота будет совсем незаметна.

Перемещение на новый плацдарм заняло порядка минуты. К счастью, в коридоре не обнаружилось и следа гюрзы.

Пристроив подбородок на сладко спящую в прохладе пещерки тортилу, я начал наблюдение.

Кроме Джулии, Сю Линя и черепах в кабинете не наблюдалось ни единой живой души. Не такая, видно, китаец значительная фигура, чтобы привлекать для контактов с ним кого-то более важного, чем конферансье. За время моих блужданий Сю Линь успел уже хорошенько завестись. Надо думать, сообразил, что его не только не боятся, но даже не уважают ни капельки. Трансвеститу было, похоже, всё по барабану. Он чувствовал безусловную собственную правоту – хоть по закону, хоть по понятиям. Оттого и не психовал.

Собеседников разделял высокий стол, покрытый богатой парчовой скатертью с кистями. Из-за этой скатерти мне были видны только плечи да голова Джулии. Он вольготно развалился на диванчике и, щурясь, покуривал тонкую длинную папиросу. А вот китайчонка я видел целиком. Он беспорядочно и стремительно перемещался по помещению, свирепо обмахиваясь на бегу веером. Веер был разрисован худощавыми драконами, из чьих вывернутых ноздрей вылетали струи пара. Сам Сю Линь кипел не хуже тех драконов. Кипел он на родном языке – непонятно, но очень эмоционально. На все его выкрики Джулия реагировал наигранно-доброй улыбкой и покачиванием унизанной перстнями руки. Дескать, спокойней, китайский товарищ, умерьте пыл.

Кунфуиста его ухмылочка только сильней бесила.

Может, Джулия того и добивался.

Лисий племянник, чьё представление об эффективных методах воздействия на ход экономических переговоров сложилось, похоже, исключительно во время просмотра дешёвых боевиков «про каратистов», вдруг остановился. Пронзительно выкрикнул в лучших традициях своей страны тридцать третье категорическое, последнее серьёзное китайское предупреждение – и шарахнул ребром ладони по столу. Столешница, однако, оказалась прочной. Ожидаемая демонстрация разбивания твердых предметов голой рукой обернулась мало впечатляющим стуком.

Дипломат Джулия, решив загладить конфуз гостя, поднялся с дивана, отпер бар, достал бутылку шампанского и два фужера. Демонстрируя знание родного языка Сю Линя, заговорил мирным тоном. Он был по-прежнему безмятежен. Так мог бы вести себя боксёр-тяжеловес, советующий в подворотне мелкой шпане отказаться от вздорной идеи выбить из него тумаками курево.

Вылетевшая с громким хлопком пробка приземлилась в какой-то пяди от кончика моего носа, скатилась по склону в черепаший водоем.

Облившийся (уж не нарочно ли?) Джулия высоко взвизгнул, рассмеялся.

Одна капля попала на красную рубаху китайца.

Капля эта оказалась последней. Чаша терпения Сю Линя ею переполнилась. Развязался мешок с кулаками. Издав неприятный металлический звук, веер Сю Линя выбросил из спиц узкие блестящие острия. Убийственное шёлковое крыло затрепетало в воздухе, готовое распустить шкуру Джулии на тысячу тонких полосок.

Сделавшего почти неуловимый выпад Сю Линя встретил длинный чешуйчатый хвост. Обернулся вокруг его торса множеством толстых, украшенных зигзагами колец, оторвал от пола и перевернул вниз головой. Через мгновение кольца сжались. Китаец, почувствовавший, как трещат его рёбра (это и я услыхал), из последних сил прошептал какие-то слова. Потом лицо его покраснело, глаза стали круглыми, точно у презираемых им европейцев. Он широко открыл рот и начал быстро и страшно молотить в воздухе ногами. Перед смертью, говорят, не надышишься. Несчастный Сю Линь сполна испытал справедливость этой истины на себе.

С разинутым ртом он и умер.

Из-за стола, раскачиваясь в такт движению, появился Джулия. Он стал значительно меньше ростом – голова возвышалась над паркетом на неполный метр. Платье завернулось, обнажив нижнюю часть тела. Примерно от подвздошной области начинался тот самый мускулистый удавий хвост, которым Джулия столь жестоко и мастерски расправился с китайцем. Змеечеловек с некоторой натугой поднял обвисшее тело Сю Линя выше и бросил на стол. Бокалы, так и оставшиеся пустыми, опрокинулись. Звякнув лезвиями, упал на пол сложившийся веер. Голова китайца свесилась вниз. Один глаз закрылся; другой, по-прежнему распахнутый, закатившийся, был розов от сетки лопнувших сосудов. Изо рта вывалился неестественно тёмный язык. Казалось, мертвец кривляется – подмигивает и дразнится. На серебряных штанах расплывалось отвратительного цвета мокрое пятно.

Merde![7 - Дерьмо (фр.).] Джулия был ламией. Сволочь Сулейман, говоря о репутации трансвеститов, утаил от меня самое важное. То, почему она у них такая, и каким змеям в случае чего я пойду на корм.

Как видно, совершенно не страдающий брезгливостью Джулия отсалютовал себе бутылкой, тихонько хохотнул и, запрокинув башку, стал хлебать пузырящееся шампанское прямо из горлышка. Платиновый парик свалился. Череп монстра отливал синевой, был гол, пятнист и перепоясан сплетением варикозных вен.

В этот самый момент чёрт дернул меня снова икнуть.

«Приплыли!» – подумал я. Оставалась лишь зыбкая надежда, что предательский звук будет принят аспидом за шум опорожняемого черепахой кишечника.

Джулия насторожился, высоко поднялся на хвосте и вперил подозрительный взгляд в террариум.

Надежда моя разбилась об этот взгляд вдребезги.

Не двигаться, уговаривал я себя. Только не двигаться! Свет падает так, что разглядеть меня без фонарика практически невозможно. Для того чтобы заподозрить человеческое присутствие в этом крошечном гроте, нужно обладать совсем уж больным воображением, заклиненным на мании преследования. Следовательно, я в безопасности. В полной.

Бе-зо-пас-но-сти, – громогласно стучала в ушах кровь. Пол-ной, – подергивалась левая щека. Мертвый Сю Линь, казалось, глумливо подмигивал мне, далеко высунув толстый чёрный язык: скоро встретимся, братка! Я был близок к обмороку.

Змей рывком приблизился. Перехватил бутылку, как гранату. Характерным движением близорукого человека, оставшегося без очков, оттянул кожу в уголке глаза к виску и вперился в каменную горку немигающим взглядом. В древние времена ламии завлекали жертву к своему логовищу нежным свистом. Противиться зову могли только выдающиеся личности. Герои и полубоги. Остальные становились закуской. Если повадки не изменились и чудовище засвистит…

Джулия вытянул губы трубочкой.

– Кто там? – спросил он ласково. – Выходи, негодный.

Закусив губу, я молчал. Только бы не икнуть.

Джулия шумно дышал и понемногу подбирал напряженные кольца под платье.

Наверно, я даже не успею заметить, когда он бросится.

Прошла долгая-долгая минута. Или две. За это время я успел великолепно понять старенького Пастернака, чей день длился дольше века, а также глубочайший философский смысл пошловатой, казалось бы, фразы: «ох-ох, что ж я маленьким не сдох?».

– Показалось, – пробормотал змей неожиданно для меня. – Кому там быть? – И, неуловимым движением развернувшись, пополз назад.

«Какая хитрая гадина, – подумал я с ненавистью, – купить меня хочет, как последнего кретина».

Но, похоже, я всё-таки ошибся. Джулия демонстрировал высшую степень беззаботности. Он завалился на диванчик, раскатал хвост по полу и продолжил пировать, время от времени обращаясь к удавленнику с какими-то тарабарскими высказываниями. Наверное, древних китайских мыслителей цитировал на языке оригинала. Что-нибудь вроде: «Опустошение – это то, что приносит пользу».

Прикончив шампузо, Джулия со вкусом зевнул и сунул руку за корсет. Достал малюсенькую мобилу, потыкал в кнопочки, поднес к морде, сказал:

– Я. Угу. Как мы и полагали. Угу, в силе. Целую нежно.

Небрежно отшвырнув трубку, он полез в бар за новой бутылкой.

Пока он там орудовал, гремя стеклом, читая вслух этикетки и комментируя самому себе прочтённое, я смылся.

Оказавшись в своей кабинке, первым делом привёл в порядок шланги, быстренько оделся и вывалился наружу.

Здрасьте! На меня изумлённо таращился зверовидный кавалер рыжей щучки. Сколько же он тут торчит, хотелось бы знать?

– Пиво, – доверительным тоном нечаянного собутыльника сообщил я ему, застёгивая штаны. – Выпьешь глоток, а течёт потом, как из ломовой кобылы.

Взгляд громилы озарила радость понимания и восхищение животной мощью моего организма.

– Пойду, ещё накачу, – насколько мог жизнерадостно сказал я, моя руки. – А чего не накатить, место-то освободилось.

* * *