– Так что до будущего года можешь нас не опасаться, – смеясь, подхватила Леля.
– И вообще, слухи о какой-то опасности, чуть ли не кровожадности Макошевых отроковиц сильно преувеличены, – сказала Лада, нарочито грустя.
– На самом деле мы кроткие и нежные, – потупившись, сказала Леля.
– В большинстве случаев, – дополнила её сестра.
«До чего самоуверенные барышни, – думал я восторженно, слушая их щебет. – Они, похоже, и вправду верят, что способны напугать. Я уже люблю этих девочек!»
– Это что же получается? – шутливо хмурясь, спросил я. – Вы нас с Жераром на сообразительность испытывали?
– Ах, вот как, значит, его зовут, – вместо ответа сказала Леля. – Ну а тебя?
Пришлось признаться, что меня зовут Полем, но можно и Павлом; что да, француз, хоть и очень мало. Что здесь – скорей по делу, но встрече с ними по-настоящему рад, так как совсем растерялся и не знаю, куда приткнуться. А также, что нужен мне вообще-то VIP-зал, да только где же он, чёрт возьми?
Я показал им билет.
– Странно, – сказала Лада.
Сначала я различал их в основном по прическам – до того они были похожи, почти как близняшки. Лада обладала роскошной косой в пояс, Леля – двумя, заплетёнными по бокам головы в забавные толстенькие рожки с хохолками на концах. Но постепенно понял, что они очень разные. Командовала в тандеме Лада, однако её младшая сестра нравилась мне гораздо сильнее.
– Тебя должны были с этой красивой бумажкой до места проводить. Ты что, не дал на чай швейцару?
– Этому бархатному викингу? Дал.
– А тому, что внутри? Седому, в золотых очочках.
– И бородка клинышком?
– И бородка клинышком.
– Бли-ин, – протянул я. – То-то он всё мне кланялся, каналья. Слушайте, так неудобно было, всё-таки пожилой человек. Я и удрал от него поскорее. Ну да ладно. Начхать. Зато вас встретил. А это, между прочим, дорогого стоит. Давайте выпьем за знакомство.
Мы выпили за знакомство по какому-то сладкому и не сильно крепкому коктейлю, сложно пахнущему земляникой, малиной и травами. Потом немного потанцевали, потом, хоть и без того были на «ты», выпили на брудершафт и с удовольствием расцеловались – уже в губы. Мне совсем расхотелось присматривать за каким-то там дураком-китаёзой, которого неведомо где носит, а захотелось мне и дальше выпивать, танцевать и целоваться… но тут-то вся малина-земляника кончилась. Потому что, совсем как тот нечистый из пословицы, которого только вспомни – мигом является, явился и мой подопечный Сю Линь. Модный до безобразия. Был он в узкой красной рубахе, узких серебристых штанах и с коротким жёлтым «ирокезом» на макушке. В руке у него был сложенный веер, а в зубах чёрная сигарета. Он тут же принялся выламываться под музыку, и делал это классно, ничего не скажешь, а я посмотрел на часы. Близилась полночь.
По словам шефа, встреча Сю Линя с трансвеститами должна состояться в VIP-зале, а уж оттуда они двинутся в кабинет управляющего.
– Лапушки, – сказал я, становясь невыносимо серьёзным. – Чудовищно жаль, но придется нам ненадолго разбежаться. Вас не затруднит показать мне, где зал для важных особ?
– Меняешь нас на голых итальянок? – насмешливо спросила Лада.
Я в ответ выпятил нижнюю губу и задиристо промолчал в том смысле, что да, меняю, – и что?..
– Ладно, не дуйся, – сказала она примирительно. – Пойдем, провожу. Лелька, а ты останься, столик стереги.
* * *
В VIP-зале оказалось чуток спокойней, чем в зале общем. Музыка душевней, свет мягче. Змеи в террариумах были крупные и, как следствие, ленивые. Да и публика подобралась солидная, пришедшая не задницами толкаться и конечностями среди дискотечной давки дрыгать, а культурно провести вечерок в компании «Римских любовниц». Лысеющие мужчины в дорогих костюмах, многие – в сопровождении увешанных драгоценностями дам. Мужчины обратили на меня внимания чуть меньше, чем на обслугу. Женщины были значительно благосклоннее. Особенно одна, ярко-рыжая, со щучьим лицом записной стервочки. В общем-то, к ней можно было, наверное, и подсесть – сугубо для маскировки – но в спутниках у неё был такой жуткий тип, что не приведи господь свести знакомство. И уж тем более оспаривать у него право на самку.
Игнорируя пылкие взгляды огненноволосой щучки, я прошествовал к бару, где и пристроился, вооружившись бокалом сангрии.
Кажется, «патрицианские ночи» ещё не начинались. На сцене, оборудованной несколькими блестящими шестами, по которым так здорово умеют скользить обнаженным телом иные фемины, печально пела по-французски про любовь худенькая девица с прической а-ля Мирей Матье. Я косил то на неё, то на гологрудых официанток (негритянка среди них обнаружилась всего одна и та не слишком привлекательная), то на щучку, которая вполне могла доставить неприятностей – не расхлебаешь, то на входную дверь. Где же китаец?
Певичка закончила грустить о своем разбитом сердце и под жиденькие, точно утренний супчик язвенника хлопки (публика окончательно извелась в ожидании стриптиза) удалилась. На сцене появился трансвестит в сверкающем платье с многоярусным кринолином до пола. Был трансвестит очень высок, мускулист и хоть усеян блестками, накрашен и в парике, но на женщину не походил совершенно. А походил он больше всего на вставшего на дыбы призового жеребца, обряжённого для потехи в парик и платье. Впрочем, двигался он грациозно.
«Джулия, где же девочки?» – закричали из зала.
Трансвестит, приложив руки к полной и высокой поддельной груди, насквозь фальшивым контральто выпустил в зал длинную очередь многословных путаных извинений. После чего перевел дух – будто затвор передёрнул – и деловито и лаконично шмальнул контрольный:
– Девочки сейчас будут.
Зал заметно оживился.
Вскоре появились девочки.
Были они настолько хороши, что сангрии мне сделалось мало. Я проглотил единым махом то, что от неё осталось, и потребовал виски со льдом, подумав мимоходом, что лёд стоило бы заказать ещё и отдельно. В штаны засунуть. М-мерзавки, что же они вытворяют, а! Я энергично заколотил опустевшим стаканом об стойку. Бармен был вышколен на совесть и второй вискарь набулькал мне незамедлительно. Хлопнув и его, я засвистал.
Опомнился возле сцены – оттого, что мне крепко заехали локтем под вздох. Музыка рыдала. Девицы извивались. Зал безумствовал. В руках у меня был развернутый павлиний хвост дензнаков, которые я секунду назад пытался засунуть одной из «патрицианок» за чулочную резинку, одновременно отпихивая какого-то нахала, стремящегося сделать то же самое вместо меня. Нахал к моему большому огорчению оказался проворней.
Да и как иначе, ведь был это великий мастер кулачного боя, продвинутый китаец Сю Линь собственной персоной. Мой подопечный. Я резко протрезвел и тихо-тихо уполз в сторонку, придерживая ноющие ребра.
Как я ненавидел в тот миг всех на свете азиатов!
Да только и Сю Линю не пришлось насладиться благосклонностью нагой римлянки. Откуда ни возьмись, возле него появился трансвестит – тот самый, который Джулия, и поманил за собой. Разочарованный столь крутым обломом китаец едва не накинулся на него с побоями, но вовремя одумался. Видимо, кое-какие мозги в его черепушке все-таки водились. Он в раздражении хлопнул своим дурацким веером об сцену и смирно пошагал за Джулией.
Я шмыгнул следом.
Они свернули под неприметную арочную дверь. Рядом с ней возвышался чудовищной комплекции мордоворот с явственными признаками акромегалии[5 - Эндокринное заболевание, обусловленное избыточной продукцией гормона роста. Признаки: увеличение конечностей, нижней челюсти и т. д.] на физиономии, поэтому я двинулся чуть левей. Туда, откуда густо несло освежителем воздуха и несколько слабее – табачным дымом.
Сортир пребывал в запустении. Только из крайней кабинки слышалось сдавленное пыхтение и кряхтение, перемежаемое неразборчивым шепотком. Не то ширяется кто-то, не то онанирует, не то с запором борется. Ну и пусть себе. В любом случае, кряхтун был так увлечён собственными проблемами, что вряд ли способен заметить чье-либо присутствие.
Для скрытного погружения в толщу строительных конструкций лучше всего подходила дальняя кабинка. Трусцой преодолев остаток дистанции, я вихрем ворвался в неё, словно мне и в самом деле было уже невмоготу. Дверцы у здешних кабин были основательными – от пола до потолка и вполне надёжно запирались. Я повернул задвижку и принялся быстро раздеваться, толкая одежду в специально заготовленный пакет. Набросал на пол побольше туалетной бумаги, разулся. Одежда, как и прочие предметы материальной культуры, к сожалению, не обладает моими способностями, а просачиваться ещё и сквозь неё – это уже полное пижонство. Mauvais ton[6 - Моветон. Дурной тон (фр.).]. Выдрав из сливного бачка подводящий шланг, я направил его в унитаз. Тут же тоненько, но жизнеутверждающе зажурчало. Простонав восторженно: «Зашибись!.. Понеслась моча по трубам…», я приник телом к влажноватой кафельной стене. Было холодно и противно. Кафель размягчался нехотя. Делался прозрачным не сразу весь, а кусками. Кирпич под ним лежал неровно, раствор был переполнен каким-то сором – нитками и как будто даже обрезками ногтей или волосами. Прямо напротив моего рта приклеился изжёванный папиросный окурок. Я неожиданно икнул.
Зря я столько пил.
Тот, из крайней кабинки, кряхтящий и пыхтящий, вдруг закричал, захлёбываясь от восторга. Крик сопровождался звуками самого тошнотворного характера, а, кроме того, страшной вонью.
Я икнул вторично – с отчетливым позывом к рвоте.
Нет, при моей-то брезгливости пора отсюда исчезать, и как можно скорее, понял я. Иначе расклеюсь окончательно. По привычке помянув шёпотом кривую, обязанную меня вывезти, я рывком углубился в стену.
* * *
Приблизительный план «Скарапеи», набросанный Сулейманом, оказался очень уж приблизительным. Чувствуя себя пилотом, летящим не по карте, а по пачке «Беломорканала», я плутал в лабиринтах коридоров и тыкался в кабинеты, ежеминутно рискуя столкнуться со здешними секьюрити-переростками, прислугой или ещё шут знает, с кем. В результате мне поневоле пришлось стать свидетелем бездарного совращения малолетних и очевидцем талантливого карточного жульничества. Я побывал в раздевалке «Римских любовниц» (которую правильнее назвать «одевалкой», поскольку раздевались девушки в другом месте) и наблюдал шокирующую сцену ссоры двух сторожевых акромегаликов из-за пропавшей упаковки синтетического гормона роста. Я узнал, откуда растут ноги у некоторых скандальных слухов и чем на самом деле пахнут большие деньги.
В коридорах было тепло и влажно, зато кондиционирование большинства апартаментов включено на полную катушку. Меня (напомню, странствовал я нагишом) бросало то в жар, то в холод. Мои беззвучные проклятия в адрес Сулеймана, оборотней, трансвеститов и Сю Линя перемежались участившейся звонкой икотой.
Похоже, начинались нервы.