Волчьи тропы

– Я еще раз прощу тебя, дверг, – кузнец вздрогнул, сбрасывая облако уносящих его далеко мыслей, и едва не отшатнулся от викинга, – самый последний раз за незнание наших законов, но если ты еще хоть единожды сделаешь нечто подобное в отношении любого из раумов, можешь заранее готовить погребальную лодку, – дверг не шевелился, внимательно следя за губами северянина. – Меч, это твоя душа, меч – это то, что отличает тебя от любого другого, созданного в Мидгарде более слабым, меч – это даже больше, чем символ воина и свободного человека. Чтобы заслужить опоясывание мечом, тебе еще нужно доказать, что ты мужчина и боец. Только воин, погибший в битве с мечом в руке, попадает к Одноглазому Одину в палаты Вальхаллы, где пятьсот сорок дверей. Меч – это больше, чем твой побратим – это часть самого тебя, рожденная в железе. Ты можешь иметь хоть три автомата и быть отличным воином, но именно оплаченный кровью меч поднимает тебя над всеми лучшими воинами этого мира. Его не обнажают без нужды, его не дают посмотреть для праздного любопытства. Так верили наши предки, так верим и мы. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Миха кивнул, прочищая пересохшее горло, а Харальд, удовлетворенный произведенным эффектом, улыбнулся. На соседних с раумсдальскими землями ярмарках даже любой умственно отсталый давно знал, что не стоит просить у северянина рассмотреть его странное оружие.

– Только потому, что ты кузнец, – сказал он и в один миг, едва замеченный двергом, вырвал из ножен сверкающий меч. Крутанул, разрубая воздух, перевернул, осторожно и бережно придерживая пальцами за клинок, и протянул Михаилу. Медленно, с едва сдерживаемым благоговением, тот принял оружие, внимательно рассматривая конструкцию.

Меч был недлинным, не более семидесяти сантиметров, широкий у основания и практически не сужавшийся к шпицу. Короткий гард-крестовина, короткая одноручная рукоять, оплетенная кожей, и массивное навершие-голова, составленная из трех полусфер на единой платформе. Заточка отменная, не та, наверняка, что была у настоящих мечей, какими брони крушили. Пока кузнец разглядывал покрывающий почти все лезвие дол-кровосток, Харальд сказал:

– Это реконструкция настоящего скандинавского меча девятого века, как и у каждого из нас. Единственное, что отличает его от своих древних братьев, так это лишь технология изготовления, – слушая северянина, Миха не отрывал взгляда от меча. Хорошая работа, очень хорошая. Слои закалки, заточка, выдержка, правка зазубрин, посадка съемных частей, баланс и общий вес. Делал мастер. Он перевернул клинок, рассматривая странные письмена, покрывавшие его на обратной стороне, и приготовился спросить, но Харальд уже требовательно протягивал руку к мечу. Словно и минуту простоять без него не мог…

Миха протянул оружие хозяину, тот осторожно обтер клинок краем рубахи и спрятал в ножны. А уж сколько дрались этим мечом! Не раз. И даже не сто. Кузнец покачал головой, всем своим видом демонстрируя высочайшую оценку меча. Если Рёгин, что был до него, делал такие вещи, обойти его в качестве будет нелегко. Но ведь Рёгин не был мастером-подземником, двергом, как говорят раумы.

– Это будет нелегко, – честно признался он, и Харальд кивнул в ответ, – но я попробую. Меч, это не просто длинный нож… А что такое Вальхалла, Харальд?

– Когда придет час, ты спросишь об этом у конунга, дверг, – странно ответил тот и направился к выходу, – тогда ты получишь ответ даже на те вопросы, которых не задавал. А сейчас идем, я покажу тебе наш арсенал.

Они покинули цеха через другие двери, предварительно погасив свет, поднялись по винтовой лестнице на пару этажей вверх и свернули в направлении центральной башни.

– Личное оружие каждого, как ты видел, хранится в его личном месте, в длинном доме, где, если решит конунг, будешь жить и ты, но склады трофейного или просто запасного мы держим в оружейном сарае. Это вот здесь, подожди на месте, – викинг оставил Миху в коротком коридоре, упирающемся в массивную дверь, а сам прошел вперед, колдуя над пультом доступа, – если тебе будет нужен любой образец, он хранится тут. Все, подходи.

Кузнец прошел вперед и нырнул за Харальдом в проем разошедшейся в стены двери. Над длинными стеллажами автоматически зажглись лампы. Хороший генератор, должно быть, стоял под Ульвборгом.

Говорить, что в оружейном сарае, как его окрестил Харальд, было много оружия, значит не сказать толком ничего. Его было там просто невероятно много. Разложенное по полкам, развешанное по стенам, и просто сваленное в кучи на полу. Тут были самые различные ножи, кожаные сбруи, подобно той, что была у Володьки, топоры и секиры, копья и метательные дротики, арбалеты всех модификаций и луки с полными колчанами стрел, отложенные в отдельное почетное место мечи, целые и пробитые доспехи, кольчуги и шлемы. Каски спецназа, бронежилеты разной длины и мощности, винтовки, автоматы, пара пулеметов, пистолеты и целый стеллаж охотничьего оружия, коробки с патронами, мешки дроби и гильз, несколько деревянных бочек с настоящим черным порохом, защитные наручи и поножи, армированные боевые ботинки. Сумки под боеприпасы, полевые аптечки, противогазы, костюмы радиационной защиты, приборы ночного видения, снайперские прицелы, фонари разных размеров, химические факела, гранаты в фанерных ящиках, промышленная взрывчатка, станковый миномет, демонтированная танковая пушка и ровные ряды снарядов к ней. По полкам были в беспорядке раскиданы даже кастеты, причудливые топоры и наконечники копий отродьев, а также целый арсенал самодельного оружия примерно последних ста зим.

Миха остановился в центре зала, чувствуя как разбегаются глаза, а Харальд замер у порога, скрестив руки на груди и старательно не допуская на лицо улыбку. Такое может выбить из колеи даже боевого генерала…

– Возможно, – сказал он, прислушиваясь к эху собственного голоса, – когда-нибудь ты тоже придешь сюда выбирать оружие и доспехи. Для себя.

Миха кивнул, или ему только показалось, что он кивнул. Оцепенев, он вдруг поймал себя на мысли, что ему вновь неимоверно стыдно за то, с каким трепетом и уважением он рассматривал когда-то контрабандистов Юрика, втайне желая быть похожим на них. А следом пришла другая мысль, на глазах превращающаяся в цель – остаться здесь навсегда, стать таким же, как стоящий за спиной воин, и однажды действительно придти в оружейный сарай, как один из равных. Новый стыд и чувство нереальности мыслей заставили его вернуться в реальный мир и продолжить рассматривание стеллажей, но от внимательно наблюдавшего Харальда не укрылись охватившие дверга переживания. Такое он уже видел…

Кузнец еще немного побродил среди полок, прикасаясь к горам оружия, и прошел к выходу.

– Впечатляет, – сказал он, справляясь с собой.

– Идем, – Харальд пропустил дверга вперед и закрыл дверь, – теперь гараж.

Однообразные коридоры, по которым они шли в северную часть борга, были пустынны, как и все, виденные Михой до этого. Прислушиваясь к царящей в крепости тишине, он спросил:

– Я еще не встретил ни одной собаки? Даже у нас в Убежищах были специальные породы, а тут…

– Собакам не ужиться с более грозными хищниками, – загадочно ответил викинг, – да и не нужно.

– Мы никого не встречаем на пути, сколько же вообще народу живет здесь?

– Почти двадцать дружинников, – Харальд прикинул в уме, – ты видел нас всех в доме конунга, человек двадцать пять прислуги, плюс тюрьма, а это еще примерно десять существ. Считай сам.

– То есть, – кузнец удивленно посмотрел на северянина, – пока вы в стельку напивались на пиру, на сторожевых башнях никого не было?

– Нет.

– И за тюрьмой, за трэлями тоже никто не присматривал?

– Нет.

Миха подавленно замолчал. Как можно выжить в подобном отношении к собственной безопасности, прослыв самыми грозными воинами на север от Зеленого Мыса? А если трэли задумают отпустить этих существ, как сказал Харальд, или пройтись с ножами по спящим викингам? Миха приготовился задать полный негодования вопрос, но воин, казалось, дословно прочел его мысли и опередил с ответом.

– Еще никому из редких желающих не удавалось бежать из борга, пароли доступа в закрытые блоки, вроде тюрьмы, исключительно индивидуальны, любой мятеж трэлей подавляется настолько жестоко, что у выживших вообще пропадает способность думать, а подойти к спящему рауму с ножом просто невозможно. На башнях электронные дозоры, радары, сканеры и снаружи целый ряд систем наблюдения вокруг крепости. Мы не дремлем, дверг.

– Но к пьяному рауму возможно подъехать даже на танке!

– Это так, кузнец, – Харальд немного покраснел и смущенно улыбнулся, – и у нас бывают недостатки… Но запомни – водка, это чистейшая энергия, а зачастую просто нет иной возможности восполнить понесенные за день затраты. Но мы напиваемся крайне незапланированно, так что угадать практически нереально.

– Но…

– Кроме того, оружие всегда под рукой.

– Чего же вы вообще напиваетесь до такой… усрачки?.. Ни разу не попадали врасплох?

– Хорошо, дверг, – Харальд опять остановился, что означало, что Михаилу снова предстоит узнать нечто важное, – вероятно, ты уже готов к новым знаниям… Скажи, ты хочешь спать?

– Да что вы все со своими?.. – Миха осекся на полуслове, невольно внутренним взором осмотрев себя. Да, действительно, северяне как один задают тот же вопрос, но не поиздеваться ведь они решили?.. Усталости не было, словно кузнец спал буквально этой ночью. Холодный рыбий хвост отгадки опять блеснул в заводях разума. Отдохнувшие мышцы, ясный, готовый запоминать и работать мозг. Он не хотел спать. И голос конунга – последний раз ты спал больше суток назад… Теперь уже значительно больше, ну и что?

– Больше ты никогда не уснешь в привычных тебе обстоятельствах, – как новый приговор, – это еще одна особенность «Фенрира», проявившаяся после вторичной мутации сыворотки, лишать нас сна, награждать двойной жизнью и днем и нескончаемой ночью, проживать вдвое больше других. Почти бессмертие, только локальное. Ты можешь дремать, бодрствовать с закрытыми глазами, но погрузиться в обычный сон не волен. В течение суток «Фенрир» проводит полное самообновление клеток крови, что, кстати, исключает и переливание тебе чистой крови в попытке освободиться, создавая эффект обновления всего тела целиком. Вначале ты, конечно, будешь чувствовать легкую усталость, понижение давления, ложную сонливость, и это будет происходить примерно дважды в сутки минут по десять-пятнадцать, но к концу осени адаптируешься полностью, уверяю. Усталость, как таковая, никуда не исчезает, но она больше не станет клонить тебя ко сну. Разумеется, чтобы не сорвать мышцы в иллюзии перегрузки нам всем необходим отдых, расслабление на несколько часов, медитации, если хочешь. Но сон, это лишь еще одна вещь, с которой «Фенрир» заставил тебя проститься… – Харальд пожал плечами.

– В кого же вы меня превратили? – спросил Миха, чувствуя, как увлажняются ладони.

– В супервоина, в человека, способного за сутки пройти восемьдесят километров, отдохнуть пять часов и пойти дальше. В работника, производительность которого возрастает ровно вдвое. В дозорного, не способного задремать и подвести под нож весь хирд. В терпеливого наблюдателя, сидящего в засаде больше сорока часов… Мы знаем, за что заплатили. А пьянки? – Харальд глубоко вздохнул, поднимая глаза к потолку и словно вспоминая. – Это уже наша слабость. Ты вечно бодрствуешь, обманывая тело короткими отдыхами, никому не нужными кроватями и подушками, играми в сон, но так и не можешь отвыкнуть от желания попасть туда, где тебя как такового нет. Где мысли растворяются, словно капля в Мировом Океане, и тебя несет по воле волн. В настоящее сновидение, в мир грез и духов, в забытье, что хоть на несколько часов отнимет у тебя этот жесткий мир, заменив его чарующими образами…

Харальд опустил взгляд, выждал несколько секунд и прыснул, краснея.

– На самом деле это не я такой романтик, это слова конунга… Мы напиваемся, чтобы хоть иногда иметь возможность отключаться, подобно нормальным людям. Пошли, дверг, а то прирастешь к полу, тут конюшня уже в двух шагах.

XI

Северянин провел дверга дальше, к самым северным строениям, миновав склады и холодильные установки, возле которых ненадолго задержался, чтобы дать пояснения. Лестницы, проходы, ряды дверей и ответвления коридора – Харальд явно уменьшил расстояние до гаража. Несколько раз они выходили на воздух, пересекая тесные внутренние дворики крепости, после чего снова уходили в полутемные и сырые коридоры. Солнышко ныряло в огороженные железом карманы, бликуя на воде искусственных водоемов, и старательно прогревало построенные вокруг них скамьи; в одном таком дворе Миха попросился посидеть, с трудом переваривая вываленные на него викингом новости.

Харальд пожал плечами, падая на теплую лавку, и поднял лицо к виднеющемуся среди башенок небу, доставая сигареты. Миха, плеснув в лицо водой из обнесенного камешками декоративного бассейна, присел рядом. Странное щемящее чувство, название которому он дать не мог, захватило его полностью, мешая нормально мыслить; все оттенки отвращения, нереальной отчужденности, бесконечного фатализма и предрешенности его дальнейшей судьбы смешались воедино в безобразное варево, выхода из которого он пока увидеть не мог.

– Это временно, дверг, – втягивая сигаретный дым, качнул головой Харальд, но Миха не слышал его, внимательно всматриваясь внутрь себя, измененного, незнакомого, наполненного чужими прихотями и законами, – не все из тех, кого ты видел, родились в этом борге и по праву рождения вошли в хирд конунга. Вот тот же Орм, например, чуть больше семи зим назад, или Хельги немногим позже. Эти люди попадали сюда по различными причинам, но доказав свой дух, оставались здесь по одной и той же. А очищение крови перед введением «Фенрира» – пустяк. А с тобой даже проще – кровь двергов всегда славилась чистотой… Сначала в отроки, потом опоясывание мечом, потом младший хирд и право заслужить…

– Но они делали это добровольно… – выдохнул Михаил, так и не дослушав важного.

– На все воля Норн, – передернул плечами северянин, косо посматривая на съежившегося рядом кузнеца.

– А вы, рожденные тут, как же вы продолжаете существование? Клонируетесь?

– Осторожнее, отрок, – предостерег Харальд, – твой язык может сослужить дурную службу твоей голове… На нижних этажах подземелья жилые помещения. Там живут жены и наложницы, способные рожать детей…

– Но таким образом вас должно становиться все больше?..