Волчьи тропы

– И если усвоение сыворотки у него пойдет ровно, а не как у Эймунда отрока, например. Помнишь, конунг, что в тот раз вышло? – Рерик задумчиво почесал бороду, но в ответ Торбранд лишь уверенно покачал головой.

– Разумеется помню, но четырнадцать процентов за несколько часов…

– Как раз еще не могут ни о чем говорить… – закончил фразу Оттар, потирая длинный нос, – у Эймунда отторжение тканей началось через целых две недели.

– Воля Норн…

Конунг снова кивнул, поймал полный мольбы взгляд дверга, и улыбнулся.

– Хочешь спросить, дверг? – улыбка его застыла, словно вода на морозе. – Хочешь узнать, что все это значит, да? Еще не время, коротышка. Все, что тебе сейчас полагается знать, так это то, что в течение сорока ближайших часов ты либо станешь другим, либо умрешь. И то и другое в моей власти.

Спокойный тон конунга, так неожиданно сменившего отношение к двергу, спокойствия последнему не добавлял. Рёрик поерзал в кресле, с ненавистью бросив взгляд на табличку, запрещающую северянам курить в лаборатории.

– И все же, какова вероятность, что вещество может дать незапрограммированный результат?

– К вашему… или его счастью, именно для дверга это маловероятно вообще, – не оборачиваясь, помотал головой Оттар, продолжая стучать по клавишам, – чистота породы, так сказать, практически полное отсутствие искажений человеческой сути, если не считать особенностей скелета и… – тихонечко прожужжав, принтер выплюнул очередной лист, – вот, готово, – и он протянул бумагу конунгу. Сидящие рядом ярлы склонились к тому с обеих сторон.

Через минуту Торбранд поверх белого листа поднял взгляд на съежившегося на столе дверга.

– А теперь слушай меня, Михаил Жаров из сорок пятого Убежища, – тихо начал он и кузнец захотел мгновенно превратиться в букашку, – сейчас я кое-что объясню тебе, Миша и от того, как ты меня поймешь, будет зависеть как минимум одна жизнь. Знаешь, чья? Объясню как можно проще, как мы всё в этой жизни и привыкли делать, благо сейчас не в святилище находимся. Так что, надеюсь, тебе понятно будет. Но если не догонишь, смело спрашивай. Итак! Для того, чтобы умереть, ты уже видел в девять раз больше нужного, это ясно. Может ты, конечно, кузнец и хороший, но ситуация больно непростая… Все раумы, которых ты видел в Ульвборге, являются своего рода генетическими мутантами в шестом поколении. Вижу твои глаза, дверг, но мы не мутанты в привычном понимании этого слова. Так же, как и любой здравомыслящий человек или дверг, мы готовы без раздумий пускать кровь троллям, альвам, хладнорёбрым или йотунам, которых в родном для тебя мире называют Светящимися или отродьями… Много лет назад нашими предками в целях сохранения генетической целостности и выработки средств защиты от ветров Фимбульветр, что вы называете просто радиацией, была разработана сыворотка, навсегда изменившая нас, как привычных миру людей. Возможно, тебе не преподавали это в Убежище, что так славятся системами сохранения собственной крови, но число незарегистрированных изменений в физиологическом и ментальном развитии по всей Гардарике… хм, России просто зашкаливает за все разумные пределы, объективно изменяя ранее признанные человечеством границы нормы. Потому что тем, кто ставил когда-то эти границы, не приходилось переживать ядерную зиму, спасая себя и собственное потомство…

Торбранд опустил взгляд, словно невольно уносясь в прошлое, но через секунду снова заговорил. Миха почувствовал, как из глубины его души рвется на волю дикий вопль и сжал зубы.

– …Сыворотка представляет собой сверхактивное биологическое вещество на основе чистой крови, полученной еще до Третьей войны, способное к активному размножению при попадании в благоприятную среду и подчинению ее себе. Благоприятной средой для «Фенрира» является любая незараженная кровь любой группы. Это наш дар, благодаря которому мы фактически невосприимчивы к Черным Ветрам и генетическим изменениям, но это же и… наше проклятье. Шесть поколений, Михаил, – конунг горько улыбнулся, – мы не в состоянии что-то изменить, даже если бы и пожелали.

Миха посмотрел на свои побелевшие руки и разжал вцепившиеся в края стола пальцы. Преступление, за которое любого подземника просто заживо сжигали специальные команды чистильщиков, было совершено над ним в течение каких-то двух суток. Быстро и просто, словно выкурить сигарету. Миха понял, что очень хочет покурить, что в условиях Убежища тоже каралось смертью. Торбранд внимательно читал его лицо. Или мысли?

– Ядерные годы, проведенные на поверхности, и Четвертая война дали «Волку», в конечном пике своей активности заменившему нам кровь, совершенно новые и неожиданные возможности, заставив его вторично и третично мутировать прямо в наших предках. Гены были взяты под контроль, дети больше не рождались уродами, а понятие кровосмешения приобрело единственный возможный – мистический оттенок побратимства. Но это же и вызвало к жизни ряд… особенных способностей… – Торбранд поймал взгляд Атли и кивнул, тут же меняя тему. – Теперь для полного контроля над незараженной средой, «Фенриру» необходимо не более девяноста шести часов. Чистота крови ускоряет процесс. Назови это мутацией, назови это болезнью, но мы считаем это Даром. Мы бережем его и чтим. И называем волчьей кровью. Без этого волкам не выжить…

Если бы не введенные Оттаром перед серией тестов препараты, кузнец бы наверняка потерял сознание. Викинги, словно причудливую картинку, с интересом рассматривали бледного, как смерть, подземника.

– Может, – повернулся в сторону Торбранд, – ему еще чего-нибудь вколоть?

– А? – бросил короткий взгляд из-за монитора Отар. – Да ну, пустяк, Торбранд…

– Ну, смотри… – конунг выжидал, наблюдая, как дверг справляется с собой.

Почти тридцать лет, ребенок от первого брака, надежды на жизнь и покой в старости, на почетное пенсионное место в Убежище, где вы все? Миха закрыл глаза, чувствуя, как начинает раскачиваться потолок. Голос конунга пробился через пелену, словно желал добить дверга.

– Приблизительно сорок восемь часов назад ты был, волею Норн, инфицирован «Фенриром». Орм Змееныш, сын Вестейна, невольно смешал свою кровь с твоей, положив начало процессу поглощения. Теперь два момента. Первый – это ты, дверг. Раумсдальцы испокон веков, – это слово так уверенно звучало в устах Торбранда, словно северяне действительно жили на сибирской земле не менее пары веков, – были людьми. И второе – тесты Оттара указывают на стопроцентное усвоение твоей кровью нашей вакцины. Без учета, оборвется нить твоей жизни завтра или нет, так же как и не учитывая твое желание, через сутки ты станешь одним из… – он не стал использовать такой оборот, в последний момент изменив фразу, – станешь таким же, как мы.

Словно не вслушиваясь в смысл сказанных конунгом слов, Атли широко зевнул, почесывая коротко стриженый затылок, а Рёрик потер переносицу, снова сменив позу. Миха прочистил горло, что удалось ему с большим трудом.

– Может… – он вздохнул, как перед спуском в обваленную шахту, – пойдем перекурим?

– О! – Рёрик оживился, привставая в кресле. – Дело говорит ведь, конунг! – складывалось впечатление, что для северян беседа происходит в отвлеченной манере и о вещах вообще второстепенных. Миха вглядывался в иссушенные ветрами лица и не понимал. Управление Убежища при решении подобных вопросов на сутки запиралось в зале совета и попробуй только пикни… А тут он с «покурить» словно в воду глядел.

– Пойдем, покурим, – чинно кивнул Торбранд, вставая, после чего поднялись и ярлы.

Вышли в высокий коридор, отошли к мусорному ведру в дальнем тупиковом конце, и Рёрик раздал сигареты. Хоть Миха и не курил, но качество табака, наверняка выращиваемого северянами самостоятельно, отметил. Хороший, крепкий. Дождавшись, пока прикурят остальные, он забрал у ярла спички и через несколько секунд с долей страха сделал несколько первых, за лет эдак двадцать, затяжек. Что теперь табу на курение тому, чья кровь по законам его дома навсегда испорчена? Кашлянул с непривычки и вспомнил, как тайно, боясь каждого шороха, смолили с дружками на нижних этажах Убежища, когда еще в школу ходил. Викинги неторопливо курили, поглядывая на дверга. Ниже их как минимум на голову, а то и больше, подземник стоял окруженный людьми, ежась от продувающего борг сквозняка и неумело вдыхая дым, в попытке унять дрожь в руках.

– А сам-то чего сказать можешь, дверг? – нарушил молчание Рёрик. – У нас любят, чтоб язык не хуже рук за человека ответить мог.

– Насколько я понимаю, – после недолгого молчания сказал Миха, оглядываясь на всех, – у меня есть два пути. Умереть или присоединиться к вам, – табак сделал свое дело, понизив давление и прогнав предательскую дрожь.

– Последнее непросто, – бросил в воздух Рёрик, – очень непросто…

– А что я теряю, если не смогу? – Миха почувствовал, что к нему возвращается его привычная манера неторопливо и уверенно излагать мысли. От северян это не укрылось и они обменялись снисходительными улыбками.

– Сам чего хочешь? – наконец задал самый непростой вопрос конунг, и глубоко затянулся, сверху вниз рассматривая кузнеца. – Мы ведь тут тоже сейчас выбираем…

Миха открыл рот, приготовившись ответить, но замер на полувздохе. Показалось сейчас, что должна пролететь перед глазами вся жизнь, тридцать с лишком годков, комнаты и коридоры родного Убежища, лица близких, друзей, стареньких родителей, времена детства, возмужания и уверенной взрослой жизни. Пролететь, чтоб выбрать возможность была, но перед глазами только стелился ровный сигаретный дым и ничего более. Прошлое, оставшееся за изгибом реки, словно освобождало его от себя. Он поднял глаза на Торбранда.

– Остаться хочу, – сказал он и тот не ответил.

Вместо этого посмотрел на ярлов и кивнул Атли.

– Отведи его на склады, подберите одежду и обувь. Рёрик, найди… ну, Харальда, что ли. С сегодняшнего дня он присматривает за двергом. Пусть покажет борг и объяснит основы наших законов. На это ему день до вечера, после пусть приводит в длинный дом.

И обернулся к подземнику, наклоняясь, будто к ребенку.

– Слушай меня еще, кузнец Миша. Беру тебя в борг свой отроком, хоть зимами ты и не пацан давно. Помни каждую секунду, что люди, что тебя сейчас окружают, равны тебе лишь по крови, но не по духу, в речах будь краток и осторожен, без спросу или нужды не делай ничего. Придет время и, если такова твоя судьба, постепенно ты узнаешь все, когда-нибудь став равным любому из нас. Не все мы тут в Раумсдале рождены, были и подобные тебе, пришлые, что сами доказывали свои права на наше родство, но как и с ними, остаться ли тебе, или навестить Хель, сейчас покажет только время… и собственное твое желание. Сроков не ставлю, но силу слова моего ты, наверное, уже узнал. Так я решил.

Миха кивнул, жадно запоминая каждое слово. И даже ни одного напоминания о наказании за побег… А такое вообще возможно? А такое вообще нужно? Кузнец почувствовал, что волна исходящей от конунга власти топит его без конца. На лицах стоящих рядом с Торбрандом ярлов отчетливо читались их мнения. Рёрик – в некотором замешательстве, но согласен. На лице Атли – смешанная с безразличием неприязнь.

IX

Рубаха была сшита на руках и, разглядывая намеренно грубые стежки толстой шерстяной нитки, кузнец понял, что это сделано далеко не от отсутствия швейных машин. Просто так было надо.

Он еще раз осмотрел себя, улыбаясь новому виду – зеленая рубаха с широкой черной тесьмой по краю, одевающаяся, как и рубахи остальных, прямо через голову, стандартные армейские штаны черного цвета, кармашки, замочки разные. Кожаный пояс, на котором пока еще ничего не висело, и высокие армейские же ботинки на шнуровке. Тоже черные. Без узора.

Миха нахмурился, вспоминая, как фыркнул презрительно Атли, когда подземник поинтересовался, почему у него не такая же, как у всех в борге обувь. Нужно будет у кого-нибудь посговорчивее узнать… Вспомнил так же и ругань ярла, когда целые тюки белья летели на пол, а тот все лазил без продыху по полкам, пытаясь найти и подобрать нужный размер. Маленький рост, маленькая нога, ушитые в ростовку штаны, но ширина плеч… Миха выпрямился, чувствуя, как предупредительно натянулась на спине рубаха.

За поворотом послышались негромкие шаги и через мгновение в коридоре, посверкивая золотой серьгой, появился Харальд. Меч на поясе похлопывал его по бедру в такт ходьбы. Улыбнулся, разглядывая сидящего на скамье дверга, и подошел.

– Меня зовут Харальд, и моим отцом был Асгейр, – чинно произнес он, внимательно осматривая одежду кузнеца с ног до головы, – значит, конунг все же решил оставить тебя в борге?..

– Меня зовут Ми…

– Тебя зовут – дверг, – резко, но без злобы в голосе перебил северянин, – твоего старого имени больше не существует, как и самого тебя. Пойдем, – приказал он, и подземник безропотно подчинился. Они направились по коридору, что по подсчетам Михаила пролегал на самом близком к поверхности этаже подземелья, – я покажу тебе наш борг и объясню некоторые основные вещи, что бы ты не был убит в первый же вечер. С чего хочешь начать?

– С кузни, – улыбнулся Миха, и Харальд дружелюбно улыбнулся в ответ.

– Я не ожидал другого ответа, – они вышли к широкой лестнице и покинули подземные этажи. Уверенно ориентируясь в железных лабиринтах крепости, викинг вел дверга вперед.

– Все это называется Ульвборг, Волчья Крепость и построена она приблизительно посередине всех земель, контролируемых раумсдальцами в округе…

– Это много?