Волчьи тропы

– Подожди, Харальд, – широкими шагами ярл подошел, кладя свою руку поверх ладони высокого северянина, – это отдельный разговор. Пусть постоит в стороне коротышка, после объясню, а нужны если трэли, так в борг сбегай.

И Миха, непослушными губами успевший поблагодарить ярла, невольно проследил его небрежный машинальный жест. Взглянул и замер. Мимо худого воина, что носил меч и не носил украшений, мимо деревянной дороги, уходившей к берегу. И захотелось хлопнуть себя по лбу, проклиная, что сразу же в урагане впечатлений не заметил такого, а потом упасть на мокрые бревна, закрывая голову в суеверном и всеохватывающем ужасе.

Крепость стояла на берегу, железными башнями словно нависая над самой водой, вцепившись в пологий широкий холм казематами, стенами и ответвлениями сооружений. Совершенно неправильной геометрической формы, без единого намека на общую идею строительства, будто бы сложенная и сваренная несколькими бригадами рабочих в совершенно различные годы. Переплетения корней-построек, врывшихся в холм, затем единый ствол, сотканный из нескольких жмущихся друг к другу практически в упор башен, и ветвистая, нависающая над всем этим крона из башенок поменьше, мостков и уходящих в стороны переходов. Вся из железа, лишь фундамент основной цитадели каменный и грубый, серая, тускло посверкивающая на солнце и красующаяся следами ржи на огромных боках.

Складывалось ощущение, что возвели сначала саму цитадель – башню метров двадцати, а после – то в эту сторону, то в ту побежали от нее пристройки – казематы, склады, кузни. Словно корни причудливого неживого дерева расползлись по холму они, спускаясь к воде и причалу, обнося холм и кусок берега невысокой стеной, а кое-где и в несколько рядов. Потом крепость рванулась вверх и в стороны, обрастая новыми башенками. Маленькие и не очень, что повыше первой цитадельной, что пониже, словно лапа звериная в небо нацелились, хаосом постройки навевая страх. Похожая на огромный морской коралл, что кузнец видел в музее Убежища, крепость и холм высились над рекой метров на тридцать, увенчанные красно-черным стягом, узкими бойницами внимательно разглядывая подошедший к пирсу корабль.

Миха конечно в постройках толк понимал, видел форты Миссионеров, поверхностные надстройки Убежищ и берлоги отродьев, но подобное предстало его взору впервые. Такое чувство возникало при первом взгляде на борг северян, что не для уюта и жилья был выстроен тут этот металлический колосс, а исключительно для войны и устрашения. Причем давно и лишь надстраивался с течением лет. Причем опять же, хмыкнул подземник, людьми, в постройках не соображающих вовсе. Еще, подумал он, такое может напомнить космическую станцию прошлого. Но впечатляло… По самым скромным подсчетам, поселение могло смело вместить несколько сотен человек, причем тесно не было бы никому, а уж в обороне такое – лучше просто обойти стороной. То тут, то там башенки щетинились стволами мелкокалиберных пушек и пулеметов.

Над Волчьей Крепостью вились темные ниточки дымов, а наверху, на крышах башен, кузнец разглядел тарелку радара и несколько антенн.

И снова пришла чужая мысль, убежав, прежде чем он успел испугаться. Мой фьорд.

Раумсдальцы нагрузили контрабандистов самыми ценными вещами, остальные трофеи оставив прямо на пристани, и неторопливо двинулись к крепости, сами взяв из привезенного лишь совсем немногое. Например, Рёрик взвалил на плечо пузатую, как и он сам, початую десятилитровую бутыль самогона. Вернувшиеся из похода воины сразу же показались Михе расслабленными, словно стряхнувшими с себя напряжение долгих дней, какими-то вальяжными даже и медлительными. Особенно Хальвдан, который в одну минуту из подтянутого воина стал похож на недопитый бурдюк с пивом. Так возвращаются домой.

Три десятка шагов пирса привели их в тень крепости, навалившейся сверху черным пятном. Стоя на восточном берегу Оби, сейчас она спрятала всходившее солнце, бросив в лицо запах железа, сырости и неволи. Миха бросил взгляд по сторонам, где стены борга входили в воду, отгораживая немалый кусок пляжа с развешанными на нем для просушки рыболовными сетями. Сколько, интересно, глаз следит с башен за окрестностями? Потом дорога неожиданно уперлась в основание холма, прячась в прикрытый козырьком навес, и кузнец понял, что это речной вход в сам борг. Справа, где укрепленный деревом и металлом холм был вручную срезан и тонул в воде, высились двустворчатые ворота корабельного гаража. Скоро корабль разгрузят до конца, осмотрят, завесят брезентом оскалившуюся морду на носу, чтобы не пугала охраняющих дом духов, и бережно заведут в гаражи, давать ремонт и заправлять.

Шедший впереди молчаливый викинг, имени которого Миха еще не знал, остановился у массивных ворот в глубине под козырьком, что-то набрал на настенном пульте и приложил к индикатору висящую на шее вещь. Мигнули лампы, с шипением дверь разломилась и расползлась в стороны, демонстрируя кузнецу полуметровую толщину. Внутрь скользнул Рёрик, еще двое, затем втолкнули трэлей, кузнеца, прошли остальные, и Харальд, вошедший последним, закрыл толстые створки.

Оказавшись в невысоком металлическом коридоре, Миха сразу почувствовал себя увереннее. Как мореход определяет глубину и течение по вкусу и цвету воды, так и подземник, очутившись под землей, каким-то шестым чувством мог уловить это в любой миг. Коридор был широким, метров шесть, с заоваленным потолком и ровными жестяными стенами. Желтые светильники, через равные интервалы установленные по всему коридору, давали достаточно света, даже если бы кто-нибудь из них сейчас сел читать. Но читать, вероятно, никто не собирался. Подталкивая пленников по коридору, начавшему спуск в глубину холма, викинги не переставали шутить и улыбаться.

– А Орм что, на крючок оделся, когда рыбу ловил? – Харальд хохотнул, немедленно краснея, как делал после каждой шутки. Атли подхватил, приближаясь.

– Нет, это он в носу скрамасаксом поковырялся неудачно… Вот и плечо раскорябал.

Рёрик, Атли и Хальвдан немедленно рассмеялись, рождая глухое эхо, а Орм ответил, даже не изменившись в лице, негромко, как всегда говорил.

– Я, Атли, плечо проткнул, когда кровь за ярла проливал в битвах неравных и отчаянных, а ты, рожа, все по наложницам Рёриковым мотался, да ел вкусно, что теперь голова в шлем не пролезет…

Они прошли несколько своротов, лестниц, ведущих как вверх, так и вниз. В одном месте миновали лифтовые двери.

– Точно, – Харальд на всякий случай отодвинулся от Атли, отставая, – точно! Щеки у него еще сильнее отросли – вчера в шлемах бились, так он свой еле натянул!

Орм улыбнулся, незаметно морщась от боли, Атли возмущенно открыл рот, Харальд прыснул, а угрюмый викинг, шедший впереди, вдруг захохотал. Рёрик не дал Атли ответить.

– Это что ж такое, а?! Ты в вик уходишь, а он тут твоих теток щупает?! Ну, берегись, сын Асбьёрна, пересчитаю ребрышки! – и Рёрик медленно протянул к ускользающему Атли кулак.

– Что за п-п-оклёп?! – Атли, казалось, был возмущен до предела, задохнулся и от волнения начал заикаться, но улыбка так и раздвигала губы. – Что за наглые н-н-аговоры? Да чтобы я много ел и шастал на нижние этажи по н-наложницам?!

– Да! – едва ли не в один голос ответили северяне, и одновременно захохотали. А Атли еще некоторое время шел, возмущенно бурча себе под нос и с улыбкой поглядывая на улыбающегося Орма.

Миха не понимал. Они шутили, конечно, бросаясь фразами, что поострее ножей подчас будут, и это уже далеко не в первый раз – еще на борту корабля такое слышал. Говорили серьезно, подчас с угрозой или нахмурив брови, словно за меч сейчас ухватятся. И тут же хохотали над собственными глупостями, словно не рабовладельцы перед подземником были, а детишки малые… Миха слушал, пытаясь уловить, запомнить интонации и смысл, но не понимал.

Неожиданно в наступившей тишине коридора ожила рация.

– …Сигурд, прием… – помехи, создаваемые стенами, шипящим эхом накрыли идущих. Нелюдимый викинг вынул из-за пояса передатчик, поднес к лицу.

– Прием, прибыли они, да, все нормально…

– Поднимайтесь.

– Сейчас мы трэлей по кабинам и наверх, так что тащите пиво, – он хитро улыбнулся и подмигнул ярлу Рёрику, убирая прямоугольник рации за пояс.

У следующего отворота направо группа остановилась. Рёрик, быстро оглядев всех, сказал:

– Сигурд и Харальд, трэлей в камеры, двергу отдельную. Хельги, поможешь им добро на склад сбросить. Хлёдвиг, возьми пару человек, соберите остальное с пирса, и найди Бьёрна, пусть поставит дракку в сарай. Через половину часа в длинном доме. Давайте оружие подброшу наверх, чтоб сподручнее было, – на его протянутую руку один за другим одели автоматы и две снайперские винтовки.

Миха последний раз глянул на Рёрика, Атли, Орма и Хальвдана, направляющихся к заметным в конце коридора лифтам и, подталкиваемый Сигурдом, нырнул в сырой тоннель.

VI

Камера была квадратной, метра три на три, с обтесанными каменными стенами, потолком и полом. Естественно без окон, с узкой трубкой вентиляции в углу и заплетенной в решетку лампой, включать и выключать которую мог сам заключенный. Узкая кровать вдоль стены, стул, столик. Отхожее место в углу. Солома на полу, матрас, тюфяк. Все.

Миха сидел на топчане, притянув ноги к груди, и осматривал свое новое жилье. Было прохладно, как это всегда бывает под землей, и он вдруг подумал, что контрабандисту Юрику будет нелегко отвыкнуть от солнца. А для него? Ну, по большому счету, чем не Убежище? Привстав на кровати, Миха осторожно втянул носом воздух из вентиляционного отверстия. Глубина, прикинул он, не меньше десяти-пятнадцати метров. Сырость шла от реки, катившей совсем рядом, так что прогреть эти казематы практически нереально. Люди-рабы тут наверняка долго не живут…

Он в очередной раз удивился пустоте, наполнявшей его вместо необходимой ярости, гнева за порабощение или стремления вырваться на свободу. Как там сказал Юрик? Сам поверишь в то, что Хеймдалль родил тебя трэлем? Кузнец встал, подходя к столу, наполнил мутный стакан водой из пластиковой бутыли, глотнул. Не так давно их покормили, тщательно перевязали, рассадили по камерам и забыли. До поры. В то время как наверху… Пенилось опрокидываемое в рога пиво и дымились жареные бараны, немногочисленные прислужники трэли торопливо расставляли по столам чистую посуду и затаскивали в дом бочки. Падали на скамьи теплые шкуры и мечи занимали почетные места на гвоздях…

Хоть пытай, он не знал, как приходит знание. Наваливалось, топя в волне света и приносило: то мысль, словно жил с ней с малых лет, то образ, как будто издавна знакомый. Миха не понимал, откуда приходят картинки, не знал, верить ли им или считать последствиями ранения, промелькивающими перед воспаленным воображением. Может, посидеть ему, подземнику, поразмыслить пару деньков в тиши, так повезет и придет мысль какая… Плечо, к слову сказать, продолжало гореть и пульсировать, словно гарпун все еще торчал в нем. А картины приходили – яркие и насыщенные, словно видеоизображение, и не собирались отпускать. Очередной бред?

Вот Рёрик прошел в зал, поклонившись на пороге и радостно осматривая дом, покинутый две недели назад. Улыбнулся, приветствуя сидевших за столами, ответил объятиями на объятия стоящего у дверей воина, прошел дальше, где в незамкнутом прямоугольнике трех длинных столов на полу, выложенный камнями, ровно горел очаг. И остановился, глядя на возвышение.

Торбранд конунг сидел за коротким столом, во главе очага, у дальней, торцовой стены длинного дома. Свечи на столбах, подпирающих массивный стул правителя, горели неестественно ярко, наброшенный на плечи плащ серебрился меховой оторочкой. Конунг кивнул Рёрику и, приветствуя, поднес к губам кубок. Пригубил, улыбаясь и рассматривая родные лица. Следом за Рёриком в комнату вошли остальные прибывшие из похода воины, а зал тут же наполнился шумными приветствиями. Северяне вскакивали с мест, бросались к прибывшим, и обнимались, словно не виделись несколько лет. Не одну минуту шум и смех царили под высокими сводами, а от похлопываний трещали кости. Затем все понемногу расселись, строго соблюдая свои места, и Рёрик, опустившийся за короткий стол справа от конунга, поднял руку, призывая к тишине.

Миха словно парил, совершенно не чувствуя собственного убогого и раненого тела. Было очень похоже на сон, когда витаешь в воздухе, незаметный другим людям, но стоило моргнуть, как сквозь картинку длинного бревенчатого зала проступали каменные стены камеры и тусклый свет лампы. Подземник снова расслабил взгляд, возвращаясь в видение. Перевернувшись в воздухе и пользуясь неожиданной свободой передвижения, что так щедро дарует сон, кузнец двинулся над столами, осматриваясь.

Прямоугольник залы метров пять на пятнадцать, вход в которую располагался в противоположном возвышению торце, невысокие стены без окон, почти сразу же переходящие в крышу, были сложены из бревен и кузнец удивился, прикидывая, где это за пределами борга в таком срубе могли собраться викинги? Видение… Крутая двускатная крыша, покрытая то ли мхом, то ли дерном и подпираемая не менее чем десятком массивных резных столбов, сходилась в семи метрах над полом, а над длинным очагом в ней находилось дымовое отверстие. Массивная дверь, круглые напольные лампы дневного света в беспорядке наставленные по всему дому.

Вдоль стен, отмеряя равные промежутки, установлены деревянные перегородки, образуя за спиной каждого сидящего как бы индивидуальную клеть. В них находились лавки-лежаки с набросанными поверх шкурами зверей, полки, ящики. Дальше к центру зала стояли широкие лавки, на которые в случае необходимости можно было и улечься, а потом и узкие столы – два длинных, друг напротив друга через очаг, и короткий стол конунга на небольшом возвышении, за которым уже не на скамьях, а на креслах сидели он и его ярлы. Сейчас там находились Рёрик, конунг, по левую руку от него Атли, и дальше невероятных размеров детина в ярко-красной рубахе, лицом очень похожий на дебила. За их спинами, отгороженные занавесью, располагались отдельные спальные места.

Хотя в зале за столами Миха насчитал не меньше двадцати человек, как минимум штук шесть мест и клетей определенно пустовали. Женщин среди сидящих не было, хотя среди неприметных серых теней, разносящих по столам еду и напитки, кузнец и углядел несколько наложниц. Разнесли, разлили и мигом спрятались, затаившись в посыпанном соломой углу подле двери.

Стоп!.. Взглядом возвращаясь к столу, Миха неожиданно различил среди сидящих по правую руку от конунга единственное женское лицо. Точно, так и есть – женщина. Хоть во все мужское и одетая, но определенно – женщина. Зим тридцати отроду, симпатичная, хоть и не совсем в Михином вкусе. Нет, под мужика не косит, скорее даже наоборот с удовольствием сменила бы простую и грубую одежду на нормальное платье… Длинные темные волосы заплетены в косу, браслеты на руках потоньше да поизящнее, чем у других, колечки на пальцах. Воительница сидела между мрачным на вид Сигурдом и широкоплечим бородатым силачом, о чем-то с последним споря и заразительно смеясь.

Кузнец взглянул на стены и подумал, что если бы бесплотные видения могли падать в обморок, он бы рухнул. Прямо на стол конунга.

Стены были увешаны оружием. Не только стены, но и столбы, подпирающие крышу и перегородки клетей, все это буквально ломилось от висящих на них военных сокровищ, подобно тому, как ломился от еды стол конунга Торбранда. Тут были мечи, которые каждый садящийся на лавку вешал над своим местом, были топоры – настоящие боевые секиры, словно пришедшие из прошлого, длинные ножи-скрамасаксы в изукрашенных жестью ножнах, прислоненные к стенам копья-рогатины, с которыми и по сей день деревенский люд по дичь ходит. Были щиты, причем не бутафорские, а боевые, порубленные, посеченные, тоже над каждым сидящим. Короткий широкий меч и небольшой щит висел так же и над местом девы-воина. Кольчуги и набранные из пластин доспехи были любовно развешаны по стенам, чаще всего красуясь поверх волчьих шкур, которых в доме было преизрядно, на полатях лежали тяжелые шлемы.

Рядом с доспехами на стенах висели бронежилеты, во многих местах усиленные стальными пластинами и сплошь расчерченные охранными знаками. Рядом с мечами на деревянных гвоздях – автоматические винтовки, возле железных шлемов и кевларовых касок – пояса с запасными магазинами; над Ормом, Хлёдвигом и еще одним усатым воином снайперские винтовки, над невероятно толстым бородачом в очках – пулемет. А подле детины за коротким столом конунга, сидящего по левую руку от Атли, неброско отсвечивал раструбом короткий гранатомет.

Миха видел за столом Харальда и молчаливого Сигурда, тут находились Хальвдан и Хельги. Воины были в одних рубахах, только конунг в плаще, с непокрытыми головами, многие не подпоясаны. Сидели, накладывая дымящееся мясо в плоские тарелки, готовясь орудовать руками и ножом, что был у каждого. Но вот Рёрик поднял руку и все замерли.

– Рад вам, ближники, – его раскатистый голос был слышен по всему залу, – рад возвращению, рад дом снова увидеть, рад, что уцелели все и не придется сегодня плакать женам. Клянусь Тюром, славный был поход, а уж что привезли и кого привезли, мой конунг, так не было такого давно! Много добычи, еды взяли, торговали славно, бились самую малость, – при этих словах люди Рёрика, что были с ним в походе, начали улыбаться, зашевелившись на своих местах, – новых работников привезли. На юг ходили, почти до самого Города дошли, – Рёрик вышел из-за своего места и поднял в правой руке длинный рог, до краев наполненный густым темным пивом, спустился с возвышения, подходя к очагу. – Славься, очаг! – по часовой стрелке он провел над углями рогом, немного выплескивая в огонь. – Славься, Раумсдаль! Славься, конунг Торбранд! Скъёль!

– Скъёль! – вразнобой повторили за ярлом все сидящие за столами и сделали по несколько глотков. Рёрик вернулся за свое место, когда все уже начали трапезу, оживленно общаясь между собой. Сел, придвигая тарелку.

Начали есть, обмениваясь короткими репликами, жадно глотали пиво, раз за разом наполняя рога, зал наполнился смехом и шорохом ног под столами, громкими фразами и стуком посуды. Помогая себе ножами, северяне прямо руками ели дымящуюся баранину, заедая ее зеленью с овощами и запивая пивом из рогов, кружек и железных кубков. Прибывшие с Рёриком викинги мгновенно оказались в центре внимания, на разных концах стола рассказывая об одном и том же, размахивая руками и что-то ожесточенно показывая на пальцах. Периодически то здесь, то там раздавались приступы хохота.

– …и вот мы стоим втроем: я, Рёрик и Хельги, – Орм, как всегда в своей манере, говорил спокойно и даже меланхолично, словно намеренно не замечая соседей, валящихся от смеха на лавки. Расчистил место перед собой на столешнице, кончиком ножа чертя картинку прямо на досках, – перегородили тропу, заняли холмик, значит, ждем…