Конопляный рай

Конопляный рай
Дмитрий Глебович Ефремов

Повесть о том времени, когда дети умели играть, но эта игра по особым правилам, на грани жизни и смерти, где герои уже не дети, но ещё не взрослые, и готовы идти войной на мир, который их взрастил и воспитал. "Конопляный рай" – это не только заброшенная нанайская деревня посреди нетронутой тайги, куда вели невидимые тропы искателей приключений и бродяг, но и "место силы", древнее и загадочное, где встречаются добро и зло, о чём автор поймёт через много лет, осознав, что столкнулся с миром неизвестным и даже страшным…Рисунок на обложке: художник Олег Лелюх. Собственность автора.

Посвящается моему брату.

Машина лихо проносилась по крутым поворотам, выкидывая из-под тяжелых колес придорожную гальку. Окутав себя едким дымом, она карабкалась в затяжные подъемы и проваливалась в такие же бесконечные спуски. Володька, водитель КамАЗа, уверенно ведет своего «малыша» по хорошо знакомой дороге.

Не так часто задумываешься о том, что же такое дорога. Скорее всего, это общее понятие. Дорога жизни, дорога в будущее, да мало ли у человека дорог. А Володька говорит по-своему – трасса, и не вкладывает, как мне кажется, в это слово никакого особого смысла.

Знаю я Володьку всего сутки. Невысокий парень приятной наружности, приветливый, легко смотрит в глаза и улыбается. Он уверено рулит. Руки у него крепкие, с закатанными рукавами, на правой руке из-под рубашки проглядывает наколка, наверное, с армии. Странно, но я тоже мечтал в армии что-нибудь «нарисовать», но руки не дошли, и слава богу.

Володька перевозит мои вещи и меня на новое место. Я переезжаю. Кто-то сказал, что один переезд равен двум пожарам. Похоже на правду. А может, я сам это придумал? Вообще-то, у меня это уже второй переезд, и мало приятного, срываться с насиженного места, оставлять друзей, часть себя в погоне за лучшей жизнью. Я пока не знаю, прав ли в своём решении, наверное, время покажет. А пока, все мои мысли заняты дорогой, и лишь Володькины короткие рассказы отвлекают меня от окна. Незаметно, я пытаюсь разглядеть рисунок на его руке.

– Нравится? – без всякого смущения спрашивает Володька. —На службе дело было. Дурак. Теперь вот на всю жизнь.

Длинный шестиметровый кузов набит доверху моим добром. Ухабы, резкие повороты, наверное, превратят его в салат, а грязь и пыль хорошо сдобрят его в дороге. Я уже свыкся с этой мыслью, но иногда все же поглядываю в заднее стекло: есть вещи, которые мне дороги. Жаль будет, если дорога их испортит.

Уходящая вперёд лента завораживает. Быстро пролетают редкие поселки, люди словно застывают за окном нашей кабины, оставаясь далеко позади. У них своя жизнь, свои проблемы, и что им до нас.

Володя ругается, посылая тысячу проклятий в адрес рулевого управления.

– Тяги ни к черту. Совсем разболтались, – словно оправдывается он, закуривая очередную сигарету. Устранить в дороге такую неполадку нелегко, да и время дорого. – Ничего, – успокаивает он, – как-нибудь дотянем. На трассе в беде не оставят.

У Володьки, и вправду, приятная улыбка, как-то располагающая. Может из-за усов? Хорошие у Володьки усы, не сказать что большие, но с ними он кажется надёжным, таким парням почему-то хочется доверять. Лицо у Володьки мягкое, круглое, как мячик. На вид он моего возраста. С ним легко.

Не заметили, как скатилось солнце. Сквозь вершины деревьев оно словно бежит за нами, касаясь своими огненными краями сопок. Горы красивые, воздушные, и как будто прозрачные. Столпившиеся у дороги кедры уже завесили нас плотной тенью. Мрачно. Мимо проносятся такие же большегрузы, обстреливая кабину мелкой дробью камней. Кто-то уже включил габаритные огни. Так спокойнее. Иногда они сигналят фарами. Володька улыбается и отвечает тем же. На сотни километров ни души. Я представляю нашу машину с высоты. Она как муравей среди травы, ползущая по тоненькой извилистой ленточке букашка. Эта мысль до глубины души волнует меня, однако маленький «мир» Вовкиной кабины, обклеенный приветливыми девчонками, отвлекает от нелепых мыслей и успокаивает. В кабине тепло и уютно, как дома. Впрочем, на предстоящие сутки это и есть мой дом. Чтобы не спать, задаю разные глупые вопросы. Непросто с незнакомым человеком в одной упряжке.

– А вдруг сломается в дороге?

Володька смотрит на меня. На каждый вопрос он всегда поворачивается и долго смотрит, забыв о дороге, словно машина – трамвай и идёт по рельсам сама.

– Всяко бывает. Трасса. Иной раз и без лобового стекла приезжаешь. Ладно, летом, а зимой!.. Зимой без стекла худо.

Я делаю умное лицо, киваю, мол, понятно.

… – А что зимой… Дальше едешь. Варежки надел, и вперед. Не стоять же. Замерзнешь – остановишься. Соляры сольешь – факелок соорудишь. Руки погрел и дальше.

–Володька посмеивается, словно дело пустяковое – в магазин через дорогу сбегать.

Когда появляется встречная машина, он переключается на ближний свет. Ругается, на чем свет стоит, если пролетевшая мимо машина не делает этого.

– Чтоб твоя тёща сто лет прожила, – недовольно ворчит Володька в адрес негодяя. – Думаешь, мне его дальний мешает? Бровку видать, и ладно. Мешает, конечно, но это ерунда. За рулём надо думать только о дороге. А он размечтается или еще хуже – уснет за баранкой. А когда мигнул, переключился, ясно – не спит. Знаешь, сколько таких мечтателей лбами встретились. Если в этот раз не увидели аварии, считай, повезло.

Про «дальний» я как-то не думал раньше. Мудро и просто. Да и куда мне, ведь это мое первое путешествие на колесах. Хотя про аварии я от своих друзей кое-что слышал.

Володька начал зевать и заразил этим меня.

– Самое мерзкое время. Ни день, ни ночь. Держи ухо востро. Однако паря, скоро жилье, село будем проезжать.

Незаметно начинаю привыкать к его обращению – паря. Там, в деревне, где я буду жить, все так и обращаются. Паря. Особенный народ, эти Столбовские.

Без движений уже стала побаливать спина, да и задница от долгого сидения уже задубела. Привычки нет.

…– Раньше в этом месте гравийка была. Место гнусное. Вокруг болотина сплошная, мари на сто вёрст. – Володька зевает, смотрит по сторонам, вглядываясь в сумеречный пейзаж, и в который раз успокаивает меня. —Ничего, соляра есть, доедем. Дорога хорошая.

Асфальт выглядит уже далеко не новым, и на старых заплатах нас трясёт, как на стиральной доске. Я вспоминаю о своих вещах и не скрываю своего разочарования.

Вовка ухмыляется:

– Бывает во сто раз хуже, а этому асфальту всего десять лет. Сделали, конечно, ужасно, наскоряк, а нам вот мучиться.

Я задумался:

– Десять лет? А сколько же ты тогда ездишь?

Вовка почему-то смолк. Мне показалось, что он провалился куда-то. За стеклом, вокруг яркого луча света автомобильных фар уже стояла непроглядная тьма, машина послушно неслась на встречу неизвестности, а я всё ждал, когда он вернётся из своего прошлого и ответит на мой, наверное, нескромный вопрос.

– Двадцать, – с нескрываемым удивлением произнес Володька.

– Ты что, с яслей за баранкой?

– Почему с яслей? С армии. Как дембельнулся, так и верчу, наматываю мили на кардан и мчусь навстречу проводам, как там, у тезки. Я, паря, уже с двумя подругами успел развестись. Первый сын – сам скоро в армию пойдёт. Не выдерживают бабы долгих командировок. А я без дороги уже не могу. Тебе не понять, ты не ездил.

– Наверно.

– Давай-ка, учитель, чайку хлебнём, сон разгоним. Где там твой термосок? Наливай, что ли.

– Прямо на ходу?

– А куда она из колеи денется! – смеётся Володя.

Проскочили очередную деревню. В окнах домишек горит свет, разный, сквозь занавески угадываются абажуры, яркие люстры, мерцающие экраны телевизоров. Обожаю свет в окнах. Тепло на душе становится, когда видишь в незнакомых окнах свет. Странное чувство. Ты и представить не можешь, что там, в этих окнах, но почему-то на душе становиться тепло, хотя, вместе с тем и тоскливо. Свой дом одновременно вспоминаю. Вовка сбросил газ и тихо покатил на нейтралке.

–Чего шуметь? Им хватает и без того. Да и дураков пьяных хватает, не заметишь, как он под колесами окажется.

– Сбивал?

– Слава богу, нет. Постучи по дереву. И сплюнь три раза.

Я сидел в метре от человека, который был старше меня лет на десять, и удивлялся, все больше и больше, его спокойствию, его манере уверенно везти машину, иногда бросая руль, легкости в общении и немногословности. А машина всё катилась маленькой букашкой, освещая впереди себя путь, среди неухоженных селений и нетронутой тайги, где уже трудно было отличить верхушки великанов кедров от неба. Но мне было спокойно и хорошо.

– Лидогу проехали, – разрушил он долгое молчание. – Еще немного потерпеть, и опять хорошая дорога пойдет. Там будет легче.

– Представляю, что значит немного.

Володька с пониманием оглядывает меня и вздыхает:

– У тебя паря привычки нет. Ты, небось, и седла настоящего не знаешь?