Венец Прямиславы

– Князь! Ростислав Володаревич! – кричал он, и его серые глаза горели, как два сизых угля. – Да что же это такое делается? Ни сна, ни покоя! Не один год ведь! Не один!

– Ты, Осталец! – Ростислав узнал мужика и наклонился с седла. – Что такое у вас? Горит?

– Горит, батюшка! Ляхи безбожные! Ни стыда, ни совести! Только что помирились, крест целовали, в дружбе клялись – и вот опять на наши головы!

– Да что такое? Что с Вислочем? Рассказывай, не причитай!

– Налетели на нас вчера под вечер! – принялся рассказывать Осталец, безотчетно дергая стремя Ростислава, будто боялся, что тот слушает невнимательно. – Мы и ворота закрыть не успели! Кто же думал? В воротах бились, перед церковью, во дворах бились. Да смяли нас, кого побили, кого скрутили.

– Сколько их?

– Много.

– Ой, видимо-невидимо! – заговорили вслед за Остальцем и два его спутника, мужчина, тоже немолодой, и девушка с косой. – Сотня будет!

– Сотня? – уточнил Звонята, помнивший, что у страха глаза велики. – Не пять десятков?

– Ну, семь-восемь десятков есть, – заверил второй мужчина, приземистый, со светлыми волосами и рыжеватыми усами. – Ночевали у нас, всю ночь гудели, поели-попили, что у нас имелось припасу, утром ушли и людей угнали.

– Всех?

– Нет, стариков и старух просто вытолкали. Те в Излучин побрели, а мы в Добрынев, чтобы через тамошнего воеводу весть тебе подать. А может, и дал бы войско? Еще ведь отобьем людей-то! Недалеко ушли гады!

– Кто воевода у них?

– Не знаю, княже, не видели мы его. Мы-то как уцелели – подались мы с дочкой в лес, а Осталец, стало быть, рыбу ловил, вот в городе и не случилось нас. Тем и спаслись.

– Не сам король Болеслав?

– Нет, старики говорили, молодой больно, никто его в лицо не знает. Да и дружины мало, для короля-то…

– Город ляхи зажгли?

– Да нет вроде, уходили – еще не горело. Просто огонь в печи остался где-то без присмотра, да уголек вылетел. Как оно бывает… Хотя, может, и зажгли.

– Что они, глупые совсем – дымом нам весть подавать! – хмыкнул Звонята. – В Добрыневе увидели бы дым, да и выслали дружину.

– Ладно, ступайте в Добрынев и скажите воеводе Гневуше, чтобы снаряжал дружину и вслед за нами вел, – велел Ростислав беженцам. – Передайте, я приказал. Поторапливайтесь. Успеете вовремя – выручим, кого угнали.

Мужики посторонились с дороги, отряд тронулся дальше. Проезжая, Ростислав скользнул взглядом по лицу девушки: она смотрела на него с надеждой и обожанием, и у него приятно екнуло сердце. Несмотря на все заботы, Ростислав оставался парнем двадцати лет и ни одну девушку не мог миновать, не учинив ей быстрый осмотр. Он знал, что славянским девушкам кажется некрасивым, «слишком половцем», но для этой дочери смерда с пограничья он воплощал защиту, избавление от беды и надежду снова увидеть угнанных в плен подруг и близких. Все равно что святой Георгий с золотым копьем. Или Ярила, коего еще почитают по весям и селам. И не важно, что конь под ним не белый, да и сам смугловат уродился…

Пустив лошадей вскачь, дружина вскоре приблизилась к излучине реки. Вислок здесь делал поворот, и на мысу образовалось удобное место, с трех сторон защищенное рекой и впадавшим в нее безымянным ручьем. На этом мысу два года назад заложили сторожевое укрепление. Занимался его строительством сам Ростислав, поэтому городок получил название Вислоч-Ростиславль. Целую осень под присмотром княжича возили землю и строили вал на мысу, который ограждал поселение со стороны суши, вырубали в лесу бревна, потом зимой свозили их сюда, а весной ставили городни. Ростислав почти весь тот год прожил здесь, лишь изредка наведываясь в Перемышль, так что сам князь Володарь, соскучившись, то и дело приезжал его навестить. В городке Ростислав знал не только каждого человека, но и каждую собаку и корову.

И вот: ворота сорваны, одна створка валяется на земле, а вторая сброшена в Вислок. Что происходит внутри Вислоч-Ростиславля, разглядеть было трудно из-за обилия дыма. Отроки начали чихать и закрывать лица рукавами, у Ростислава от дыма тоже заслезились глаза. Но пламя, к счастью, мелькало сквозь серую душную марь лишь кое-где: горел не весь городец, а на двух-трех дворах.

– Тушить будем? – спросил отрок по прозвищу Чародей. – Ох и горло дерет! Если не потушим, все выгорит. Кабы дождь, а то ведь вон как ясно. И чего цело – сгорит!

– Пока тушить будем, людей до Кракова доведут, – бросил Ростислав. – Черт с ним, пусть горит! Бревна новые привезем, дома построим, если будет для кого! А пустой город мне зачем, где я людей для него возьму? Опять на Владимир за полоном идти?

Население пограничных городков и впрямь какой-то частью состояло из полона, приведенного из других земель. Володарь помогал вынужденным переселенцам, выделял им зерно и кое-что из скота, стараясь, чтобы у них не возникло желания бежать обратно.

– Поехали! – Ростислав повернул коня к тропке на брод. – Догоним.

* * *

Догнать ляхов, ушедших лишь нынешним утром, не составляло труда – тех сильно задерживал пеший полон и медленно бредущая скотина. К тому же лепешки и комки навоза ясно указывали путь, где гнали коров и лошадей.

Когда следы стали совсем свежими, Ростислав остановил дружину и приказал снарядиться: натянуть кольчуги, надеть шлемы, взять щиты.

Впереди показался брод через вторую порубежную реку, Вислоку: за ней лежали земли уже скорее ляшские, чем русские. Над бродом в воде висело широкое пятно взбаламученной грязи, а берег сплошь покрывали следы раздвоенных коровьих копыт и человеческих ног. Поверх них отпечатались следы конницы: значит, конные ляхи идут позади добычи. Часть дружины верхом, вероятно, возглавляет строй, но их следы полностью затоптаны пленниками и скотом.

Проехав брод, Ростислав обернулся и окинул взглядом берег. Спуск к броду был довольно крут, кони одолевали его шагом, очень осторожно. Если что, держать оборону с русского берега будет гораздо удобнее, чем идти здесь на приступ.

За бродом следы свернули: отряд грабителей направлялся на большую Краковскую дорогу, по которой купцы из Руси ездили в Польшу. Но силами столь малого отряда Ростислав не мог воевать с польскими городами, поэтому грабителей необходимо было догнать раньше, чем те до нее доберутся.

– Вон, вон! – закричал от чела строя Ястреб и тут же понизил голос, точно враг мог его услышать: – Вон, Володаревич, из низинки поднимаются! Видишь?

– Вижу!

Впереди открылось довольно широкое пространство – луговина, где паслись коровы и несколько овец. Примерно в полуверсте виднелся отряд, выходящий из ложбины. Как и думал Ростислав, впереди шла часть конницы, за ней – сбившийся в кучу полон, потом – скот и остаток конницы. Дорога огибала лес, и вскоре отряду предстояло скрыться за поворотом. Обоза у поляков не имелось – видимо, пошли налегке, намереваясь взять какую получится добычу и сразу вернуться, пока перемышльский князь не успеет узнать о нападении. Они не могли предвидеть, что сын Володаря окажется совсем рядом.

– Закрыть уши лошадям, – велел Ростислав, обернувшись к ближайшим отрокам. – Как услышите «Вперед!» – бейте задних. Кого сможете, берите живыми. Старший – Звонята.

Он поворотил коня на узкую тропинку, разрезавшую выступ леса насквозь. Большой отряд или повозка пройти здесь не могли, но пешему путнику или одинокому всаднику тропинка позволяла заметно сократить дорогу. Ростислав помчался по ней, торопясь обогнать медленно идущий отряд.

Примерно на полпути княжич остановился, соскочил на землю, вложил коню в уши затычки из пакли и набросил повод на ветку. Умный скакун никуда не уйдет без хозяина, но потом за ним надо будет вернуться – ведь никакого зова он не услышит. А ехать дальше нельзя: в лесу конский топот разносится далеко, а Ростислав не собирался заранее дать ляхам знать о себе.

Дальше он побежал налегке. Кольчугу и шлем оставил с конем – сейчас для него скорость была важнее, да и вступать в бой сразу он не собирался.

А бегал Ростислав хорошо. Не совсем так, как настоящие волки, но всяко лучше деда Боняка, который по степному обычаю даже по нужде на десять шагов от кибитки отъезжал верхом.

Добравшись до опушки и выглянув, Ростислав с облегчением отметил – успел. Отряд находился еще примерно в паре перестрелов. Над группой всадников болтался на длинном древке какой-то стяг, но ветер свернул его, и Ростислав не мог разглядеть изображения. Как и среди всадников, ехавших поблизости от стяга, он не видел знакомых лиц и не мог угадать, кому принадлежит дружина.

Ростислав отдышался. Отряд ляхов уже начал огибать выступ леса: голова находилась уже с этой стороны, а хвост – еще с той, где ждал Звонята с дружиной, не показываясь пока что из зарослей.

Самое подходящее время.

Пора.

Набрав в грудь воздуха, Ростислав поднес руки ко рту и завыл: надрывно, тоскливо, по-волчьи. Многие отроки и охотники умеют подражать волкам, но внук Боняка достиг в этом искусстве невиданных высот. Вой полетел над лесом, над луговиной, и его услышали. Всадники удивленно завертели головами, кони забеспокоились, стали приплясывать, менее вышколенные встали на дыбы.

Ростислав испустил еще один вопль, леденящий душу. Эхо в лесу показалось каким-то уж слишком долгим и ясным, и тут он с изумлением понял, что ему отвечает другой волк, настоящий! Сам он никогда не путал голоса волков с голосами подражающих им людей.

Хищник крылся где-то в лесу, в тех местах, которые ляшский отряд уже проехал. Отряд встал, всадники пытались усмирить коней. В восторге от неожиданной помощи, Ростислав снова завыл, и волк вторил ему, а где-то чуть дальше им ответил третий! Должно быть, серые лесные псы неподалеку расположились на дневку. Ростислав взвыл еще раз, и голоса трех волков слились в один, протяжный и переливчатый поток.

Со стороны отряда раздавались беспокойное конское ржание, ругань и крик. Один жеребец метнулся в сторону и помчался назад, прочь от тревожной песни смерти, потом сразу три-четыре. Надо думать, лошадей напугал не только вой, но и запах близкого хищника, который они уловили своими чуткими ноздрями.

В рядах ляшской дружины началась паника. Не слушая всадников, животные метались туда-сюда, одни рвались вперед, другие назад. Мимо Ростислава, притаившегося на опушке, промчался конь без всадника, за ним другой, на котором человек сидел, вцепившись в гриву, а седло под ним быстро сползало набок. Третьему пришлось еще хуже – он застрял ногой в стремени, и обезумевший жеребец волок за собой по земле тело, уже едва ли живое.