Росмерcхольм

Росмер. Как же ты объяснишь то, что случилось с тобой?

Ребекка. Это родовое росмеровское мировоззрение или, во всяком случае, твое мировоззрение заразило мою волю.

Росмер. Заразило?

Ребекка. И заставило ее захиреть. Поработило ее законам, которых я прежде и знать не хотела… Ты… общение с тобой облагородило мою душу…

Росмер. Ах, если бы я мог поверить этому серьезно!

Ребекка. Ты можешь смело поверить. Росмеровское мировоззрение облагораживает. Но… (качая головой) но…

Росмер. Но?.. Что же?

Ребекка. …но убивает счастье.

Росмер. Ты так думаешь, Ребекка?

Ребекка. Для меня это, по крайней мере, так.

Росмер. Но разве ты так уверена в этом? Что если бы я теперь опять спросил тебя?.. Стал просить тебя, умолять…

Ребекка. Милый… никогда больше не заговаривай об этом. Это невозможно!.. Потому что… – да, надо тебе узнать и это, Росмер, – потому что… у меня есть прошлое.

Росмер. Еще что-нибудь кроме того, о чем ты рассказывала?

Ребекка. Да. Еще кое-что… посерьезнее…

Росмер(слабо улыбаясь). Не странно ли, Ребекка? Подумай, у меня иногда мелькало такое подозрение.

Ребекка. Да? И ты все-таки?.. Все-таки!..

Росмер. Я никогда не давал ему веры. Так, только играл с ним… мысленно, понимаешь.

Ребекка. Если ты требуешь, я сейчас же открою тебе и это.

Росмер(делая отстраняющий жест рукой). Нет, нет. Не хочу слышать ни слова. Что бы там ни было… я все могу предать забвению.

Ребекка. А я не могу.

Росмер. О, Ребекка!..

Ребекка. Да, видишь, – вот в этом-то весь и ужас: теперь, когда жизнь подносит мне полную чашу счастья… я стала такой, что мое собственное прошлое становится мне поперек дороги.

Росмер. Твое прошлое умерло, Ребекка. Оно не имеет больше власти над тобой… никакой связи с тобой – такой, какой ты теперь стала.

Ребекка. Ах, милый, это ведь все одни разговоры. А свободная от вины совесть? Откуда мне ее взять?

Росмер(удрученно). Да, да… свободная от вины совесть.

Ребекка. В ней счастье и радость. Вот то учение, которому ты хотел придать жизнь, наполнив им радостных, благородных людей будущего…

Росмер. Ах, не напоминай мне об этом. То была только неясная мечта, Ребекка. Мимолетная фантазия, в которую я сам не верю больше. Люди, видно, не облагораживаются извне, внешней силой.

Ребекка(тихо). Даже силой беззаветной любви?

Росмер(задумчиво). Да, – вот это было бы великое дело. Чуть ли не самое прекрасное в жизни, мне кажется. Будь это так. (В сильном волнении.) Но как мне разобраться в этом вопросе? Вполне выяснить себе правду?

Ребекка. Ты не веришь мне, Росмер?

Росмер. Ах, Ребекка! Как же я могу вполне верить тебе? Тебе, раз ты все время так скрытничала, столько затаивала в себе!.. Теперь ты открываешь мне это новое. Если и за этим скрывается что-нибудь, так скажи мне лучше прямо. Быть может, ты желаешь чего-нибудь добиться этим? Я ведь так охотно сделаю для тебя все, что только в моих силах.

Ребекка(ломая руки). Ах, это убийственное сомнение!.. Росмер!.. Росмер!..

Росмер. Да, не ужасно ли это? Но я ничего не могу поделать. Мне никогда уж не избавиться от сомнения. Никогда не убедиться, что принадлежишь мне в силу чистой, беспредельной любви.

Ребекка. Да разве в тебе самом ничто не говорит, не свидетельствует, что со мной действительно совершился перелом? И что перелом этот вызван тобой… одним тобой!

Росмер. Ах, не верю я больше в свою способность переделывать людей. Не верю в себя ни в каком смысле. Ни в себя, ни в тебя.

Ребекка(мрачно глядит на него). Как же ты будешь жить после этого?

Росмер. Сам не знаю… не понимаю. Не думаю, что смогу… и не знаю ничего такого на свете, для чего стоило бы жить.

Ребекка. О-о, жизнь – в ней самой обновление. Будем твердо держаться за нее. Проститься с нею всегда успеем.

Росмер(вскакивая в волнении). Так верни мне веру! Веру в тебя, Ребекка! Веру в твою любовь! Доказательство! Дай мне доказательство!

Ребекка. Доказательство? Какое же я могу дать тебе доказательство?..

Росмер. А надо! (Бродит по комнате.) Я не вынесу этой пустоты… этой ужасной пустоты… этой… этой…

Раздается резкий стук в дверь передней.

Ребекка(вскакивая со стула). А!.. Ты слышал? Дверь отворяется, и входит Ульрик Брендель. Он в крахмальной рубашке, черном сюртуке и крепких, хороших сапогах, в которые заправлены брюки. Остальной костюм тот же, что в первый раз. Вид у него какой-то растерянный.

Росмер. А, это вы, господин Брендель!

Брендель. Йуханнес, мой мальчик… привет тебе… и прости!

Росмер. Куда вы так поздно?

Брендель. Вниз, под гору.

Росмер. Как?

Брендель. Домой, мой дражайший ученик. Я стосковался по великом «ничто».

Росмер. С вами что-то случилось, господин Брендель! Что такое?