Сказки Мира

Сказки Мира
Идрис Шах

Это необычайное собрание сказок – результат обширного исследования, которое привело Идриса Шаха к заключению, что существует определенный базовый фонд человеческих небылиц, которые снова и снова всплывают по всему миру то тут то там, ничуть не теряя своего неодолимого очарования. Предлагая эту удивительную коллекцию, Идрис Шах делает нас соучастниками своей внутренней проницательности, давая нам поразительно совпадающие версии сказок, развернутые в самых разных культурах мира.

Идрис Шах

Сказки мира

Благодарности

Особую благодарность издательство выражает людям, чей незаметный труд обычно остается «за кадром» нашего книжного дела:

Валерию Криволапову – за проявленную инициативу сделать эту книгу доступной русскому читателю. Он еще до рождения на свет нашего издательства, ради всего лишь нескольких человек – членов своей семьи и друзей – нашел переводчика и оплатил его труд. После чего самостоятельно выпустил книгу тиражом в 50 экземпляров самиздатовского исполнения;

Сергею Гражданкину – за огромную редакторскую работу, которая требовала столько же труда и времени, как и перевод.

Андрею Воробьеву, настоявшему на том, чтобы качество издания было «по высшему разряду», и оказавшему финансовую поддержку дополнительным усилиям в этом направлении;

Мунире Джасыбаевой, которая, узнав о нашем проекте, взяла на себя типографские расходы.

Возможно, что все эти люди, даже незнакомые друг с другом, даже не вполне отдавая себе отчет, откликнулись на зов самих сказок и, как по мановению волшебной палочки, оказались в правильном месте и в правильное время, чтобы великолепный этот сборник мог воплотиться во всем своем изяществе и очаровании.

И конечно, более всего благодарны мы первым нашим читателям – детям всех инициаторов этого выпуска:

Насте Криволаповой, Саве и Маше Гражданкиным, Иосифу Бенджамину и Елизавете Варваре Арановым, Дарье и Ольге Воробьевым, Рахиму Джасыбаеву

– как вдохновителям и ангелам хранителям этого благодарного дела.

Предисловие

Мы привыкли к собраниям сказок, объединенных по лингвистическому или географическому принципу. «Сказки Бельгии», «Немецкие сказки», «Легенды индейцев» – вероятно, вам не раз попадались такие названия. Выглядит все это вполне солидно, даже по-научному, и действительно, сказки стали предметом научного исследования.

Но чем глубже проникаешь в этот предмет, тем загадочнее, притягательнее и непостижимее он становится. Как получилось, что один и тот же сюжет можно найти в Шотландии и доколумбовой Америке? В самом ли деле сказка о волшебной лампе Аладдина пришла в страны древнего Востока из Уэльса (где ее обнаружили ученые), а если да, то кто и когда привез ее на Восток? В сказках европейских цыган, например, встречается классическое японское сказание – тогда к какой же категории, в смысле национальной принадлежности, следует отнести этот сюжет?

Вашему вниманию я предлагаю составленное мной собрание сказок, из которых, по крайней мере, одна появилась несколько тысяч лет назад в Древнем Египте. Эту сказку я включил в свою коллекцию не затем, чтобы поразить читателя ее древностью; она интересна сама по себе, больше того – хотя фараоны и исчезли много веков назад, сказку эту во всем мире продолжают рассказывать, ничуть не подозревая о том, откуда она взялась. Как явление культуры сказка переживает народы, языки и вероисповедания, отличаясь почти сверхъестественной живучестью и долговечностью, чего мы на современном уровне знания объяснить не в силах. Она постоянно возрождается в различных этнических инкарнациях, которые можно проследить по географической карте, – например, история о смоляном человечке, перекочевавшая из Африки в Америку, или средневековые арабские сказки, принесенные на Сицилию сарацинами и дожившие в Италии до наших дней. Кроме того, время от времени составляются замечательные собрания сказок; они завоевывают необычайную популярность, после чего предаются забвению, а затем вновь возрождаются уже, быть может, в другой культуре, иногда несколько веков спустя, чтобы радовать, притягивать, будоражить и пленять совсем другую аудиторию.

Так случилось с великой «Панчатантрой» («Пять книг»), собранием восточных сказок, предназначенных для воспитания индийских принцев; с «Джатакой» – буддийскими историями о рождениях Будды (рождественскими историями), которые, как полагают, были созданы две с половиной тысячи лет назад; с «Тысячью и одной ночью», называемой «матерью всех сказок». Позже появились собрания Страпаролы, Боккаччо, Чосера, Шекспира и десятка других авторов, произведения которых составляют ныне основу классической литературы Европы и Азии.

В эту книгу включены не только сказки, взятые из всех этих собраний, но и многие другие, поскольку ее цель – показать, что существует основной фонд человеческих выдумок, воплощающихся снова и снова и никогда, наверное, не теряющих своей притягательной силы.

У многих традиционных историй согласно их предназначению есть очевидный смысл, лежащий на поверхности и способствующий нашему облагораживанию (но только в социальном плане), есть также и внутренний, скрытый смысл, исключительно редко осознаваемый, но, тем не менее, сильно воздействующий на наши умы. Сказки, насколько можно судить, всегда использовались и в духовном, и в социальном контексте, а также в качестве притч. Такой подход к сказкам – как к притчам, содержащим более или менее очевидный смысл, – знаком сегодня большинству людей. Но, как утверждает, говоря о мифе, профессор Джеффри Пэрриндер: «…его скрытое значение осознавалось, лишь когда герой попадал в область священного и вечного».

Вероятно, основная задача сказки – это помочь людям обрести надежду, а не сбежать от действительности. Избавление от стереотипов помогает человеку возвратить утерянный им оптимизм и подпитать воображение энергией, которая способствует достижению поставленных им целей – неважно, материальных или моральных. Максим Горький понимал это, когда говорил: «В сказках люди летают по воздуху на ковре-самолете, ходят в сапогах-скороходах, сооружают за одну ночь дворцы; сказки открыли для меня новый мир, где правила какая-то свободная бесстрашная сила, и внушили мне мечту о лучшей жизни».

Когда писатели сравнительно недавнего прошлого – Ханс Кристиан Андерсен, братья Гримм, Перро и другие – составили свои сборники сказок, они хотя и восстановили из мирового фонда историй многие сюжеты, обладающие огромной силой воздействия, однако другие, не менее ценные, оставили без внимания. Парадоксально, но факт – уже сама популярность, которую завоевали истории о Золушке, Коте в Сапогах, Красавице и Чудовище (надо отметить, что сюжеты эти не стали новостью для читателя, все они – очень древние сказки и к тому же были широко известны), заслонила от нас другие замечательные сказки, которым, увы, не нашлось места в собраниях Андерсена или Перро. Многие из них представлены теперь в этой книге.

Проработав тридцать пять лет с письменными и устными источниками, составляющими мировую сокровищницу сказок, нельзя не увидеть их поистине живительную мощь, с особой силой проявившуюся в «базовых» сюжетах – тех, что преодолели самые большие расстояния, попали в наибольшее число собраний и вдохновили великих писателей прошлого и настоящего.

Подобный опыт тесного контакта с кладезем премудрости побуждает услышать голос самих сказаний, как бы заклинающих воплотить их заново, и тогда начинаешь осознавать, что сказка, каким-то неуловимым образом, есть и первоначальная форма, и, одновременно, источник вдохновения. Мысль и манера изложения, образность и достоверность, поучительность и национальная принадлежность – все это уступает место самой сказке, которая, кажется, взывает к человеку, чтобы он возродил ее своими усилиями. И в то же время, каким-то странным образом, подобные усилия оказываются не более чем помощью скромной повивальной бабки, ведь сказка, при своем рождении, сразу же сама завладевает нами.

Никто иной, как Эрскин Колдуэлл, чувствовал, что рассказ обладает именно такой властью, и хорошо понимал его превосходство над построениями философа: «Писатель, – утверждает он (в журнале Atlantic Monthly, июль, 1958), – вовсе не великий ум, не великий мыслитель, не великий философ – это просто рассказчик историй».

    Идрис Шах. Лондон, март 1979

Сказки попугая

Полагают, что «Сказки попугая», которые рассказывались от Индонезии до Италии, восходят к древнему санскритскому сборнику, не дошедшему до наших дней. В XIV веке персидский писатель Нахшаби выпустил книгу «Тути нама» («Книга попугая»), где сказки были собраны по принципу звеньев в цепи. На Востоке это собрание относится к числу самых известных и популярных – истории из него и поныне читают и пересказывают. Существует также книга «Семьдесят попугаев», написанная на санскрите, основой же для нее послужил тот самый, не дошедший до нас первоначальный сборник. Многие истории из этой книги, рассказанные попугаем своей госпоже, чтобы в отсутствие ее мужа отвлечь хозяйку от дурных мыслей, можно обнаружить и в средневековой книге «Семь мудрых мастеров» – в течение ряда веков она неоднократно издавалась в Европе и по популярности могла соперничать только с Библией. Книга эта печаталась на греческом, иврите и других языках. Полагают, что ее первое европейское издание было подготовлено монахом Иоганном во французской епархии Нанси около 1184 г. Сказки распространялись среди жителей Европы странствующими проповедниками. «Таким способом, – утверждает известный ученый Клоустон, – истории, более двух тысяч лет назад родившиеся на Востоке, достигали удаленнейших уголков Европы, так что остроты, от которых сотрясались плечи и бороды важных и праздных жителей Востока, стали широко известны и на Западе – от холодной Швеции до солнечной Италии».

Главный сюжет «Сказок попугая», состоящий из трех сказок, был записан сто лет назад на Сицилии собирателем Джузеппе Питре. Историю эту он услышал от крестьян. В Италии имеет хождение несколько вариантов этой сказки. Приведенная здесь версия, помимо своего развлекательного аспекта, интересна еще и тем, что, в отличие от большинства сказок сходного происхождения, она взята не из промежуточных исламских переводов, таких, как турецкие, арабские и персидские сборники сказок, а непосредственно из санскритского источника. Промежуточная же версия, созданная на основе утерянного санскритского оригинала, в том виде, в каком история эта достигла Европы, до нас не дошла.

I

Жил некогда король.

Его единственная дочь была для него и солнцем, и луною, и звездами. Чего бы она ни пожелала, король тут же исполнял ее прихоть, и не ведала она отказа ни в чем.

Стояла весна. В тот день, с которого берет начало наш рассказ, король и принцесса уселись в карету и поехали кататься. Они долго ехали, любуясь цветами, сплошным ковром устилавшими землю. Наконец, они остановились, немного погуляли, и принцесса набрала целый букет цветов. Снова сели они в карету и отправились домой.

Но, вернувшись во дворец, принцесса, к величайшему своему огорчению, обнаружила, что оставила где-то свою любимую куклу, которая ведь выглядела совсем как живая. От горя принцесса не находила себе места – с этой куклой она не расставалась с самого своего рождения. Ни братьев, ни сестер у нее не было, и кукла заменяла принцессе сестру. Платье на кукле и драгоценности – все было точно такое же, как и на самой принцессе.

И вот принцесса, не долго думая, решила, что при первом же удобном случае она, не говоря ни слова отцу, выберется из дворца и отправится на поиски любимой куклы.

Вскоре, когда король удалился, чтобы сменить платье, она через потайную дверь выскользнула из дворца. Но так как ходить без сопровождения принцесса не привыкла, то очень скоро заблудилась. Когда же она, наконец, набрела на прекраснейший дворец, уже спускалась ночь.

Постучав в дверь, девушка громко спросила:

– Кому принадлежит этот величественный дворец? – Вопрос был задан поистине королевским тоном, и капитан гвардии, охранявший вход, ответил:

– Это дворец великого и прославленного короля Испании, госпожа!

– Я – королевская дочь, – сказала принцесса, и тут же была принята и отведена в покои для гостей. Здесь придворные дамы с надлежащими церемониями сняли с нее одежду и облачили в наряд для сна. Вскоре она крепко уснула, и поскольку знала, что находится в королевском дворце, спала, ничего не опасаясь.

На следующее утро ее отвели к королю Испании.

Король был очарован ее манерами и красотой.

– Живи у меня, дочь моя, и управляй дворцом как своим собственным, – обратился он к ней, ибо дочери у него не было, а жена умерла несколько лет назад.

– Я с радостью останусь здесь, – сказала принцесса, и вскоре ей казалось уже, что она нигде больше и не жила.

Но заволновались придворные. Двенадцать придворных дам покойной жены короля были недовольны, что попали в подчинение незнакомке, явившейся неизвестно откуда.

Придворные сплетничали и плели интриги, и вскоре весь двор разделился на сторонников принцессы и сторонников придворных дам.

– Почему мы должны подчиняться этой молодой девице – ведь она совершенно неопытная, – шептались между собой придворные дамы. – И откуда она взялась? И потом – кто знает, быть может, никакая она и не принцесса? Надо от нее избавиться!

И они пошли к принцессе и, фальшиво улыбаясь и хихикая, сказали:

– О, дорогая принцесса, мы хотим пригласить вас на прогулку. Сами увидите, как много здесь интересного!