На заре

– Не понимаю, парни, почему вы тупо не можете списать домашку с интернета, – с набитым печеньем ртом спросил нас Лаптев. – Если поискать, то всегда можно найти нужный номер.

– Если б в интернете были эти номера, то давно списали бы, – огрызнулся в ответ Дима. Он терпеть не мог, когда ему с важным видом говорили что – то очевидное. Особенно такие легкомысленные люди, как Саша Лаптев.

Я тут же заметил, что Сашу обидели эти слова Димы. Он же просто помочь хотел, не более.

– Знаешь, Димон, сказать никогда лишним не бывает, – ответил он Кулагину. – Тем более, тебе.

Дима, поняв, что его только что аккуратно назвали недалеким, начал уже приподниматься, но я взял его за кисть, потянув обратно. Шесть минут до урока, а нам ещё 2 графика срисовывать.

Саша, не без легкого испуга увидев эту сценку, довольно улыбнулся (насколько ему позволял его набитый печеньем рот) и, закрыв глаза, закинул последние пару штук в рот. Да уж, не знаю человека, более легко относящегося к жизни. Вкусная еда да компьютерные игры – вот и всё что занимало голову нашего Лаптева.

– Я всё, – сказал мне Дима. Он закончил списывать и уже клал свою тетрадь в рюкзак. Я тоже уже почти закончил.

Закончив с едой и домашкой, мы втроём поднялись со скамьи и направились к выходу из столовой. До звонка осталось три минуты, так что мы не спешили. В столовой было почти что пусто. Группа малышей, наверно, 2-классников уплетали свой обед, состоящий из супа, пюре и куриной котлеты. Через пару столов от них сидели старшаки, 11-классники. Пили газировку и о чём – то бурно болтали. Должно быть, обсуждали, кто как отдохнул на прошлых выходных. Проходя мимо, я поймал на себе взгляд Дубкова Ильи. Я кивнул ему в ответ. С Ильёй мы жили недалеко друг от друга. Друзьями не были, но приятели из нас более чем сносные. После школы мы частенько пересекались на брусьях. Он был спортсменом до мозга костей. Я же ходил туда, лишь когда у меня было настроение позаниматься.

Выйдя из столовой, мы начали подниматься по лестнице. Математика проходила в кабинете на 2-м этаже. По дороге Саша завел речь о том, какой же, блин, классный всё–таки геймлей у 3-го «F.E.A.R.3», чем немало разозлил Диму. Даже мне это не понравилось – сами – то узнать об этом мы сможем не раньше чем на новогодних каникулах. Лаптеву же родители помогли прокачать комп ещё летом. Уверен, сказал он это не со зла – ну откуда ему было знать, что компы у нас с Димой так себе, а игрой сполна насладиться мы сможем лишь достойно окончив полугодие, за что родаки, напомню вам, друзья, в 1000-ый раз, обещали нам новое «железо».

Но Дима всё равно разозлился. Да, Сашку он на дух не переносил, это правда. С улыбкой взглянув на Диму, я вошел 1-ым из нас троих в класс. Поблагодарив Лапетва за помощь, я сел с Димой, пока его соседка, Аня, отсутствовала. Боевая девочка, скажу я вам. Настоящий, блин, лидер нашего небольшого классного коллектива. Бойкая, смекалистая, инициативная. Сколько раз Дима мне жаловался на то, как она его прессует. Мол, сделай то, сделай это. Причем самый мрак приходится на момент, когда выпадала их очередь дежурить по классу. Вот тогда наступает Армагеддон, по признанию Димы.

Благо мне повезло с соседкой. Таня и близко меня так не грузит. Повезло и Диме, потому что Аня заболела и сейчас дома. Редкие дни отдыха для ушей моего друга.

Едва усевшись, в мою спину что – то мягко врезалось. Уже понимая, в чём дело, я лениво повернулся.

На меня в упор смотрел Женя. Это он бросил в меня свой ластик. Промахнуться он не мог, так как бросал со своего места – а место его учебное приходилось аккурат позади Димы. К слову, к Диме Женя относился сносно, пускай тот и дружил со мной. Со мной же у него были какие – то непонятные мне счеты, как я вам уже рассказывал.

Соседом Жени по парте был Витя. Витяй, как мы его называли в классе. Тот ещё лох. Возомнил Женю самым крутым в классе и довольствуется ролью его приспешника. Мол, раз я зависаю с крутым челом, то и я крутой. Да уж, ничего не скажешь! Логика у парня что надо. В его почти 17 лет.

Едва ластик попал мне в спину, лицо Жени Ротова, в связи с этим, расплылось в широкой улыбке, Витяй же разразился смехом. Гулким, басистым, до жути неприятным смехом. Ну а что, надо же поддержать своего босса.

– Че, Максон, как тренировка вчерашняя прошла? – спросил меня Женя, всё ещё скалясь. – Небось опять с детьми боксировал. Выиграл хоть?

Витяй, смех которого ещё звенел в наших ушах, лишь ещё сильнее заржал. Да, именно заржал.

– Да неплохо, – решил признаться я Ротову. – Спарриговали. Приходи как-нибудь и сам. Побоксируем.

И пускай уголки рта Жени лишь слегка дернулись, едва я озвучил ему своё предложение, я понял, что услышанное ему по душе не пришлось. Витяй наконец умолк и любопытно поглядывал на своего босса, ожидая, чем тот ответит. Отвечать Женя не спешил.

Слева от себя весело хмыкнул Дима. Происходящее ему явно нравилось.

И только Ротов решил открыть рот, как раздался звонок, и в класс вошла Вера Сергеевна своей уверенной выверенной походкой. Я приподнялся со стула и пошёл к своему месту. Дима проводил меня одобряющим взглядом. Мол, хорошо сказал. Теперь подумает дважды, прежде чем рот открывать. На самом же деле ответил я машинально. Не было у меня никакого желания бить Женю в нашем зале. Просто так сказал, чтобы припугнуть. И вроде как вышло.

9. Домой!

Вера Сергеевна ничего не заподозрила. Проведя свой регулярный обход по классу, в целях проверки «домашки», она, просмотрев мою тетрадь, лишь одобрительно хмыкнула и перевела взгляд на тетрадь Тани. Фух, пронесло! Как только она, закончив обход, вернулась к доске объяснять новую тему, Дима взглядом показал мне, что его она тоже не «спалила». Славненько.

Урок прошёл сносно. Проходили переменные. Задали немного, так что я был доволен. Что ж, осталась литература, последний урок на сегодня. Напомню, мы проходили творчество Есенина, и на дом нам поручили выучить любое его стихотворение. Буду сегодня рассказывать «ты меня не любишь, не жалеешь…».

Едва войдя в класс под звуки звонка, наш препод, Владимир Михайлович (мы звали его просто «Михалыч) объявил, что сейчас будем слушать стихи. В нашем исполнении. Усевшись, он потянулся к журналу. Лишь бы не спрашивал по алфавиту!

Ой, я до сих пор не сказал вам? Я Агеев. Максим Агеев. Так что в моих интересах, если наш препод и, по совместительству, классный руководитель, начнет свой опрос не в алфавитном порядке.

Владимир Михайлович был нашим «классным» с 5-го класса. Вел он русский язык и литературу. Наш класс был редким исключением, так как мало кому в нашей школе выпало, чтоб их классруком был мужик. Говорили, что нам несказанно повезло.

Оно, может, знаете, действительно так. Сравнивать было нам не с чем, но с Михалычем нам было, по крайней мере, легко, это точно. Он был, так сказать, на одной волне с нами. Не совсем старый, с приличным чувством юмора. Словом, с «классным» нам, пожалуй, и впрямь повезло.

Пробегая глазами строчки стихотворения, поглядываю искоса на Диму. Дрожит, бедолага! На перемене он обмолвился, что «забил» на стих и ничего дома не учил. Надеялся, что сегодня его не спросят.

Таня же выучила «сукиного сына». Сейчас вовсю повторяет про себя слова. Да уж, не представляю себе, что со мной было, сиди со мной не она, а Аня Кретова. Бедный Дима.

С улыбкой вернувшись к своему стихотворению, боязливо поглядываю на Владимира Михайловича, мысленно моля, чтобы сперва он не вызвал именно меня. А лучше вообще не вызывал бы меня сегодня. «Литры» до вторника не будет, так что я бы выиграл себе пару дней времени. Чтобы ещё лучше выучить и как следует рассказать.

– Рудова! – громоподобно возвестил Михалыч. Я аж подпрыгнул. Таня, ничуть не смутившись, приподнялась с места и уверенной походкой пошла к доске. Не дрейфит, думаю я.

Остановившись у доски и повернувшись к нам всем лицом, Таня объявила, что читать сейчас будет «сукиного сына». Михалыч, услышав это, предложил ей начать. Мы же умолкли, давая ей слово.

Как я уже вам рассказывал, Таня была знайкой, «заучем», «ботаном», ну, или как там ещё называют всех тех, кто до боли прилежно относится к учёбе. Круглой отличницей она не была, но усердия прилагала немерено. Всего пара четверок. Одна или две.

Девушка она, опять же, красивая, и поэтому девочки её недолюбливали. Не все, конечно, но большинство. Не круто, да? Тебе завидуют из-за твоей внешности и почти что отличной успеваемости. Впрочем, были у неё и недостатки. Вернее, один, недостаток. Списывать не давала. Вот ни в какую. Говорила что-то вроде «решать надо самим, это ж вам потом пригодится». Ханжа, одним словом. И, тем не менее, пацаны в ней души не чаяли. Всё по той же причине – Таня была красавицей. Она многим ребятам нравилась. Тому же Диме. Тот от неё прямо слюни пускал. Да подойти не мог – духу не хватало, как я его не подначивал. Он всегда отмахивался от меня со словами «Отвали, Макс!».

Что было точно ясно, так это то, что Тане Женя нравился. Да, Ротов. Какая ирония, правда? Диме нравится Таня, которая, в свою очередь, влюблена в Женю, которому нравится Агибалова Настя, что вроде как сохнет по мне. Прямо-таки Санта-Барбара, друзья! Может, тоже влюбиться в кого-либо из одноклассников. Чтобы увеличить эту и без того длинную цепочку любви. Ха!

Пока я обо всем этом думал, Таня справилась на ура. Ни разу не запнувшись, она четко и с выражением рассказала нам, как герой стихотворения полюбил «девушку в голубом». Михалыч похвалил Таню и усадил её со словами «пять». Чуть покраснев, Таня вернулась своё место, рядом со мной. Как это мило, а. Она смущена похвалой учителя. Как будто к ним ещё не привыкла. Какая прелесть!

Разобравшись с Таней, Владимир Михайлович вернулся к журналу. Господи, думаю я, пусть он обойдет меня стороной. Я в себе сегодня не уверен. Пускай я отвечу в следующий раз!

– Кулагин! – звонко произнёс он. Дима вздрогнул и приподнялся с места. Михалыч испытующе посмотрел на него. Да, Диму он давно недолюбливал. У этих двоих была своя история отношений.

Как я вам уже рассказывал, Дима перевелся к нам в школу всего год назад, в 9-м классе. И почти сразу же не поладил с Михалычем. По словам моего друга, тот цеплялся к нему по поводу и без. Я сам был свидетелем того, как после уроков, наш классный на достаточно повышенном тоне требовал от Димы одеваться в школу соответствующим образом. Нет, опять же, школьной формы у нас не было – все могли одеваться, как хотят. В пределах разумного, конечно. У Димы же эти пределы были свои. Видите ли, он страшно любил толстовки. Причем носил их даже в школу, чем страшно злил учителей. Мол, мы все носили достаточно строгую одежду самых разных тонов, когда как Дима любил нацепить яркую-преяркую худи с откидным капюшоном. Мы с ним не раз говорили на тему того, почему он одевается не как большинство в классе. Говорит: «Мне так удобно». Что ж, каждому своё.

Признаюсь вам, я разделял негодование учителей. Дима и на наш выпускной год назад пришёл в одной из своих толстовок. Когда как мы, зная, что нас будут фоткать, что мы пришли на праздничное мероприятие, оделись строго и соответствующе. Очень сильно, знаете ли, бросалось в глаза, глядя на те фотографии с вручения аттестата, когда мы всем классом стоим перед объективом, все, такие, нарядные, праздничные, а среди нас стоит Дима в своей излюбленной малиновой кофте. Такое себе, зрелище, скажу я вам.

Причем, нет, были у него и рубашки белоснежные, и пиджаки с костюмами. Всё это у него было. Просто одеваться человек любил по-своему, не подчиняясь дресс-коду мероприятий и мест, которые посещал. Ставил свои интересы выше интересов прочих. Вот так вот.

Впрочем, учителя, во главе с нашим Михалычем, не любили Мишу не только за его пренебрежительное отношение к тому, как следует одеваться в школу и на её мероприятиях. Была тут и другая причина. А именно его лень.

Как вы, должно быть, уже поняли, Дима учился очень так себе. Помимо проблем с русским языком и «литрой», у него были неважные оценки по физике, химии, биологии и математике. Вера Сергеевна, так же, как и меня, считала его тем, кому математика не дана от природы. И если я свою четверку выбивал потом и трудом, то Дима просто спустил предмет на самотек. Говорил, что она, математика, ему в жизни не шибко и понадобится. Ведь после школы он хочет поступить в МГИМО и стать послом в другие страны от РФ. Да уж, фантазии у пацана было с избытком!

Словом, отношения с учителями (преимущественно с Михалычем) у Димы сложились весьма натянутыми. Огня добавляло и то, что друг мой был ещё и достаточно вспыльчивым человеком. Да, я думаю, вы это уже поняли по случаю в столовой, когда Дима был уже готов наброситься на Лаптева с кулаками за то, что тот позволил себе усомниться в его умственных способностях. Так что да, Дима огрызался с учителями. Всегда. Твердил, что может одеваться, как хочет, в силу того, что форму школа не предусматривала.

Что ж, вернемся к уроку литературы. Михалыч вызвал Диму. Дима приподнялся и негромко признался в том, что никакого стихотворения он сегодня не подготовил. Одет он сегодня был строго: светлая водолазка, темные брюки. Редкий день, когда он не в одной из своих толстовок.

Владимир Михайлович не стал его расспрашивать, почему тот не подготовился к уроку. Не в первый раз Дима «забивает» на его предмет. Он просто объявил Кулагину «садись, два» и сделал какую-то запись в журнале. Ручкой. Бедный Димон. Обошла его сегодня удача.

Когда он сел, я посмотрел на него. Он поймал мой взгляд и, чуть улыбнувшись, подмигнул мне. Оценки его не заботили. А «родакам» он всегда знал, что ответить на вопросы о его успеваемости. Умел найти нужные слова.

«Агеев!» – вдруг объявил Михалыч. Господи, я аж вздрогнул. В классе повисла тишина. На меня стали оборачиваться. Я сижу и надеюсь, что, мало ли, может, мне послышалось, или ещё что. Но нет, Таня толкает меня плечом и вполголоса твердит выходить. Медленно приподнимаюсь, стараясь на ходу пробежать глазами хоть пару строк, прежде чем выйти. Михалыч вперил в меня глаза и ждёт. Медленно идя к доске, прокручиваю в голове строки «… не смотря в лицо, от страсти млеешь, мне на плечи руки опустив…». Эх, может, сразу сказать, что я не до конца готов и попроситься ответить на следующем уроке? А, к черту, я уже вышел! Да и у Михалыча настроение, похоже, не очень сегодня – вон как Димку усадил с парой. Так что да, вряд ли он сегодня мне навстречу пойдет.

Дойдя до доски, оборачиваюсь к классу. Лица почти всех устремлены на меня. Не сказать, что все они за меня сейчас переживают – просто ждут, когда я отстреляюсь. С надеждой ждут, ведь, может, я на сегодня последний. И тем не менее, не все здесь оптимисты – кое-кто, не отрываясь от книги и телефона, вовсю повторяет или даже учит стихи. Вдруг они следующие на очереди.