Многомерная психика. Внутренний мир личности

Способ первый – если протяженность пространства в дополнительном(ых) измерении(ях) очень мала, меньше элементарной частицы. Известные нам три измерения (длина, ширина и высота) могут быть очень длинными, в пределе сравнимыми с размерами Вселенной. Четвертое измерение, отходящее от видимых трех в неизвестном нам направлении под углом в 90 градусов, иное, совсем маленькое. Если представить весь наш видимый мир с его четырьмя измерениями как плоскость, например, листок бумаги, то пятое измерение предстанет в виде тончайшего слоя пространства, нанесенного на этот листик. Во все стороны лист бесконечен, а вверх (в 5-е измерение) его протяженность ограничена микроскопической величиной слоя. О. Клейн вычислил, чему может быть равна величина такого слоя, как периметр петель вокруг пятого измерения, используя известное значение элементарного электрического заряда, а также величину гравитационного взаимодействия между частицами. Размер его оказался равным 10

сантиметров, т. е. в 10

раз меньше размера атомного ядра [290]. Да, в такое измерение не то что человеку, даже элементарной частице провалиться невозможно. И увидеть его нельзя. Даже самые сильные микроскопы не помогут.

Способ второй. Протяженность пространства в четвертом измерении может быть как угодно велика (в принципе сравнима с почти бесконечными длиной, шириной и высотой). Однако это пространство «свернуто в исключительно малую окружность». И это свернутое 5-е направление (координатная ось) соединено с видимым нами 4-мерным миром лишь узенькой горловиной, диаметр которой сопоставим с размером описанного выше 5-мерного слоя. «Чтобы обнаружить эту окружность, энергия освещающих ее частиц должна быть достаточна велика. Частицы меньших энергий распределятся по окружности равномерно, и ее нельзя будет обнаружить. Самые мощные ускорители создают пучки частиц, обеспечивающих разрешающую способность 10

см. Если окружность в пятом измерении имеет меньшие размеры, то обнаружить ее пока невозможно» [315, с.30].

Принятие одного из этих положений объясняет ненаблюдаемость дополнительных измерений (кстати, именно поэтому их и называют скрытыми) и почему они никак не влияют на наш мир. Однако, модель типа Калуцы – Клейна – не одна, моделей типа Калуцы – Клейна много. Во-первых, пятое измерение может быть микроскопически малым: во-вторых, большим, но замкнутым в окружность. В-третьих, может быть не одно скрытое измерение, а два (пятое и шестое), а то и три или четыре. В-четвертых, некоторые из этих дополнительных измерений могут быть микроскопически малыми, а другие свернуты в окружность. Наш видимый мир целостен, ибо известные нам измерения (длина, ширина, высота и время) объединены в единый 4-мерный пространственно-временной континуум. Дополнительные измерения могут «включаться» в этот континуум, могут «сворачиваться» в единую многомерную сферу, могут образовать несколько независимых окружностей, связанных между собой исключительно через открывающиеся в наш мир горловины. В-пятых, могут существовать только дополнительные пространственные измерения, а также могут и временные. Наконец, существует концепция расслоенных пространств, которая рассматривает наш мир как принципиально многомерный (подробнее о концепции расслоенных пространств – Розенталь [256]). Расслоенное пространство «представляет совокупность большого числа (как правило, бесконечного множества) пространств, из которых одно, называемое базой, играет особую роль. Каждая точка этого пространства взаимно однозначно связана со своим пространством, называемым слоем над базой» [256, с.29].

Моделей много. С обзором теорий многомерья можно подробнее ознакомиться в работах Ю. С. Владимирова [89]. А ведь истина, наверное, только одна. Необходимо, чтобы выбранная теория объясняла все многообразие наблюдаемых физических явлений, феномены кантовой механики, все типы взаимодействий и т. п., при этом она не должна противоречить ни одному из уже открытых физических законов. У каждой модели (не исключая видимый нами 4-мерный пространственно-временной континуум) есть свои сильные и слабые стороны. И кстати, у модели 4-мерного мира преимуществ не больше, чем у любой другой, а по сравнению с некоторыми даже меньше. Но она наблюдаема, а с очевидным соглашаться проще (сколько трагедий произошло, прежде чем была принята неочевидная гипотеза «Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот»). Однако выбор одной модели – дело физики. Нас же интересует другое – влияние данных физических концепции на психологическую мысль; или так: какое влияние многомерное строение реальности оказывает на особенности психической жизни человека?

К сожалению теориям Калуцы – Клейна в психологии не повезло. Я не встретила ни одной работы по психологии, где использовались бы хоть какие-то элементы многомерных моделей. Более того, многочисленные исследования, относящиеся к восприятию пространства и времени, были выполнены так, как будто бы подобных теорий не существует, а у нашего мира нет и не может быть никаких дополнительных измерений. Это тем более обидно, что объяснительный потенциал других физических концепций достаточно активно используется психологами. Например, в психологии широко представлены: идея объединения пространства и времени в единый континуум (концепция хронотопа), некоторые идеи термодинамики (ряд положений акмеологии [66, 121, 210], представление о равновесных и неравновесных психических процессах [242]) и т. п. Хотя к многомерным теориям пространства, кроме физиков, обращались и представители других естественных наук, в частности В. И. Вернадский, который предполагал, что «физическое пространство не есть геометрическое пространство трех измерений» [87, с.144].

Игнорирование скрытых размерностей психологами, пожалуй, связано с тем, что они не наблюдаемы; мы их не видим, не осознаем и не включаем в наши теоретические изыскания. Физики могут сколько угодно описывать 5-мерные, 6-мерные, 11-мерные модели, но человек как воспринимал, так и воспринимает всего 4 измерения (все те же три пространственных и одно временное). Кроме ненаблюдаемости (мало ли в нашем мире ненаблюдаемых, но существующих явлений) есть и более строгие аргументы «против» существования скрытых размерностей, мы рассмотрели их выше (стабильность атомов, стабильность планетарных орбит, принцип Гюйгенса и т. п.), но это ограничения физики, а не психологии. На них мне, как психологу, хотелось бы возразить чисто психологическим аргументом. Тогда почему мы вообще об этом задумались? Как в голову человека могли прийти эти многомерные пространства, если их нет в окружающей реальности? И можем ли мы придумать, вообразить нечто, чему нет никакого аналога во внешнем мире (до сих пор в качестве такового предлагалось только колесо, да и то ему были аналоги – движущиеся округлые диски – Луна и Солнце).

2. Психика. Цель настоящего обзора – не столько в очередной раз обобщить взгляды исследователей на природу психического, что делалось уже не единожды [240, 264], сколько показать, что независимо от исходной парадигмы, внутреннее пространство может иметь дополнительные измерения.

Вопрос «Что есть психика?» из породы вечных. Он обсуждался в философии, искусстве, в естественных и гуманитарных науках. Многие выдающиеся психологи внесли свой вклад в разработку этого вопроса; он обсуждался В. Гумбольдтом, Ж. Пиаже, С. Л. Рубинштейном, Л. С. Выготским, П. Я. Гальпериным, А. В. Запорожцем, А. Н. Леонтьевым и многими другими. Своим исследованием мы не претендуем на завершающий ответ. Наоборот, мы хотим показать, что идея многомерности внутреннего пространства не противоречит ни одной из существующих концепций психического.

Мы рассмотрим три варианта ответа на этот вопрос о природе психического. Абсолютно материалистический, представители которого ищут (и находят) психику в нервных структурах, а психическое рассматривают как следствие работы мозга. В отечественной науке богатые материалистические тенденции (И. М. Сеченов, И. П. Павлов). Идеально-материалистический, представители которого считают психику нематериальным отображением материального мира. Как писал Я. А. Пономарев, психика не сводима «всецело к идеальному», но и не тождественна «полностью нервному». И последний – абсолютно идеалистический. Идеалисты считают психику особой высшей субстанцией (Душой), принципиально нематериальной, нетелесной. Впервые психику предложил отделять от тела в виде высшей (сотворенной Богом) духовной субстанции Р. Декарт, он же поставил вопрос о соотношении психического и физического как психофизическую проблему.

Торжеством современной научной психологии явилась теория психики как отражения внешнего мира. Представление психики как отражения внешнего мира свойственно как абсолютным материалистам, так и представителям идеально-материалистического направления и даже некоторым идеалистам. В классическом виде определение психики звучит так: «Психика есть свойство живых высокоорганизованных материальных тел, которое заключается в их способности отражать своими состояниями окружающую их, независимо от них существующую действительность – таково наиболее общее материалистическое определение психики. Психические явления – ощущения, представления, понятия – суть более или менее точные и глубокие отображения, образы, снимки действительности; они являются, следовательно, вторичными по отношению к отражаемой ими действительности, которая, наоборот, есть первичное, определяющее» [189, с.35].

Итак, психика суть отражение физического мира в виде образов и знаков. Однако не все так просто. Признание психики отражением еще не определяет ее характер. Существует достаточно много вариантов этой теории, от безудержно идеалистических (теория Дж. Эклса) до строго материалистических (сознание как «светлое пятно» – И. П. Павлов). Но все-таки во многих концепциях психическое отраженное рассматривается как идеальное. С. Л. Рубинштейн, описывая существующие теории психики в философии, справедливо заметил недостатки обоих существующих подходов: онтологического и гносеологического. Сторонники первого, исходя из принципа материализма, выводят психику из процессов, происходящих в нервной системе, утверждают, что «психическое материально». «Онтология, то есть учение о бытии, выдвигает именно это положение как основное. Из него и исходят те, кто все чаще и настойчивее утверждает, что психическое материально. Сторонники этой точки зрения, получившей в последнее время некоторое распространение в нашей философской литературе, замыкаются в онтологическом плане и не дают себе труда соотнести его с гносеологическим». [264, с.8]. А представители гносеологического подхода утверждают, что «психическое – идеально, поскольку оно – образ вещи, а не сама вещь, а ее отражение» [264, с.8]. И оба эти подхода, анализируя лишь часть психической реальности, упускают какие-то ее иные аспекты.

Признавая психику отражением, исследователи расходятся во мнении, что отражается и какова природа отраженного.

Разумеется, большая часть исследователей склоняется к тому, что наша психика – все-таки своеобразное отображение внешнего объектного мира. Тогда появляется вопрос о природе отображения, оно материально или идеально, объективно или субъективно. В школе А. Н. Леонтьева психика рассматривалась как идеальное образование (как образ мира, но не сам мир).

В представлении других авторов, психическое вполне может быть материальным и даже иметь материальный субстрат в виде нервных процессов, протекающих в головном мозге. Как писал Ж. Ламетри: «Если все может быть объяснено тем, что открывает в мозговой ткани анатомия и физиология, то к чему мне еще строить какое-то идеальное существо?» [182, с.87]. В рамках этого подхода психическое является свойством нервной системы. «Что же делает мозг? Он продуцирует ощущение и сознание, управляет движениями, продолжением рода, внутренней регуляцией и активной адаптацией к изменениям внешней физической и социальной среды» [26, с.83]. А как же психика? Чем является она? Отражением внешнего мира, но не просто отражением, а именно отражением в физиолого-биохимических и электрофизиологических реакциях головного мозга. Н. И. Чуприкова каждому психическому переживанию находит соответствие в виде мозгового процесса. «Это значит, что мозговое отображение действительности (не только в зрительной, но и во всех других модальностях) у животных с развитым мозгом и у человека должно представлять собой специфическую для каждого объекта систему нервной активности, образующую специфически неповторимый пространственно-временной паттерн возбужденных и заторможенных нейронов и находящуюся в отношениях подобия с вызвавшим ее воздействием» [328, c.85].

Отметим важнейшее для нашего исследования следствие из этого определения – это возможное соответствие метрики внутреннего пространства пространственно-временным особенностям внешнего мира; а если размерность внешнего мира окажется сложнее, чем это нам на первый взгляд представляется, то и эти сегодня неизвестные особенности мироздания должны быть отображенными в нашей психике. Известный отечественный физиолог Н. А. Бернштейн предполагал, что отображение внешнего пространства обеспечивается реальными механизмами нервной системы. При этом существует несколько уровней такого отображения. На начальных уровнях структура психического пространства является «жестко связанной с системой координат собственного тела, а не с объективированной структурой окружающего евклидового пространства» [59, c.72], она воспроизводит преимущественно положение и направленность тела в поле тяготения. На следующем уровне (уровне пространственного поля) психическое пространство выходит за пределы координат собственного тела и воспроизводит характеристики объективированного физического пространства. Это уровень отображения трехмерности объектов внешнего мира. По мнению Л. М. Веккера, «на нижнем подуровне психических программ этого уровня доминирует точное, доходящее до конгруэнтности воспроизведение расстояний, размеров, т. е. метрических характеристик, а на верхнем подуровне воспроизведение формы и, соответственно, геометрического подобия» [81, с.472]. И наконец на самых высших уровнях иерархии психических программ доминирующей становится их топологическая структура, а не метрическая. Свойства психического пространства этого уровня Н. А. Бернштейн называл «неожиданными и странными», предупреждая будущих исследователей, чтобы они не надеялись «увидеть в головном мозгу что-то вроде очень деформированного фотографического снимка пространства». По мнению Л. П. Гримака, именно такой центральный нервный механизм моделирования пространственных отношений «является средством адекватного отражения внешнего пространства и основой построения так называемого внутреннего психологического пространства личности – субъективного вместилища индивидуального Я, топологические характеристики которого /…/ имеют не только чисто теоретический интерес» [112, с.84].

Нервным концепциям внутреннего мира возражают многие психологи, начиная с Н. Н. Ланге, разработавшего целую концепцию психического мира человека. «Этот психический мир, то есть совокупность всех психических жизней, не представляет, правда, ничего неизменно сохраняющегося, подобного сохранению вещества в физическом мире. В нем мы не находим никакой соответствующей веществу материи сознания» [183, c. 38]. Именно так: никакой материи сознания не существует, значит психика нематериальна. Потому что она – отражение предметов, а не сами предметы; образ мира, а не сам мир. Многие авторы определяли психику (или сознание как высший, человеческий уровень развития психики) через категорию «идеальное». Я. А. Пономарев так характеризует эту точку зрения: «Мы понимаем идеальное как нематериальное, как образ, как отображение материи в сознании человека, в его воображении, то есть как то, что не является объективной реальностью и не существует вне сознания» [240, с.37]. Другое представление о нематериальности психического связано с его субъективностью, т. е. принадлежностью только одному субъекту и принципиальной недоступностью другим субъектам. «Мысль, сознание другого человека для меня непосредственно недоступно и мною не переживается, однако оно тоже нематериально (идеально) и существует совершенно иначе, чем материальные процессы природы» [136, с.129].

Однако, определяя психическое как идеальное, многие авторы, тем не менее остаются на позициях материализма. Наиболее ярко эту позицию сформулировал С. Л. Рубинштейн как сверхзадачу психологии: «Требования эти заключаются в том, чтобы не выводить психическое как идеальное за пределы материального мира, не допускать обособления идеального от материального и внешнего дуалистического противопоставления одного другому» [264, с.8]. Легко сказать: «Не выводить идеальное за пределы материального». А куда же его тогда выводить, в какое невидимое нам измерение реальности. Еще сложнее воплотить это положение в эмпирических исследованиях.

Обычно это делают, расширив понятие «психическое» за пределы нервного. Психика как отображение внешнего мира есть нечто большее, чем мозговой субстрат, в котором она отображается. Действительно, свеча отражается в зеркале, но разве солнечный зайчик – зеркало? Текст отображается на бумаге, но разве содержание текста идентично бумажному листу? Я. А. Пономарев, выразил это в своих работах, как попытку «понять психику как качественно своеобразную объективную реальность, не сводимую всецело к идеальному, но и не тождественную полностью нервному» [240, с.58].

Е. А. Климов, полемизируя с Г. Г. Аракеловым, писал: «Приходится наблюдать, что среди специалистов, воспитанных в духе ценностей естественных наук, все, что не объяснишь «элементами», субсистемами, либо упускается, либо полушутя-полусерьезно категоризуется «для ясности» как нечто ненаучное, «несерьезное, противоестественное», «шаманское» и пр. А оно все-таки существует» [161, с.95]. И даже является предметом психологии как науки, тем более что, согласно другой гипотезе Е. А. Климова, психологи как профессионалы, вообще произошли «от тех членов человеческого сообщества, которые когда-то слыли ведунами, колдунами, ведьмами» [162, с.371].

Однако чем же определяется эта не сводимая к нервному особая реальность? Каковы ее законы? Однако при всем качественном своеобразии это по-прежнему отражение законов внешнего мира. Потому что психика по-прежнему – отраженный образ мира, «характеристика отражения как субъективного образа объективного мира применима в качестве гносеологической характеристики общественного познания (сознания) индивида» [240, с.77]. Наряду с этим психика может рассматриваться и как «носитель отображения», т. е. можно «рассматривать психику как своеобразную модель» [240, с.85]. Модель чего? Мира? А что есть наш мир?

Если психика – отражение мира, а сам мир – многомерен, значит наше психическое также многомерно.

Обобщая развитие представлений о мироздании, Л. П. Гримак предположил, что физическим вместилищем мира является пространство. А Ньютон, разработавший основы небесной механики, в конце концов определил, что пространство (внешнее пространство) – есть реальное абсолютное существо, и что оно есть Бог. «Он находится недалеко от каждого из нас, ибо в нем мы (и все созданные вещи) живем, движемся и существуем» [по 112, с.85]. Идею божественной (или разумной) природы пространства разделяли такие известные философы, как А. Ф. Лосев, Н. А. Бердяев, П. А. Флоренский, и многие русские космисты. «В последующий период становления и развития науки все более настойчиво привлекает внимание тот факт, что почти во всех случаях, когда исследователи принимались за фундаментальное исследование сущностных свойств пространства, они раньше или позже приходили к выводу о наличии у него разумных начал, способности к осмысленной рефлексии» [112, с.85]. Чем же будет в контексте такой модели мира изучаемая нами топология и метрика внутреннего пространства, если рассматривать его, в соответствии с теорией отражения, как психически преломленное отображение пространства внешнего? Вероятно, чем-то более сложным, чем то, что мы рассматривали до сих пор.

Следует также отметить, что принятие гипотезы разумности внешнего пространства не отвергает ни одну из существующих теорий. Психика может остаться психическим отображением внешнего мира (только мир оказывается более сложным, чем ожидалось авторами теории). Отображение внешнего мира вполне может осуществляться нервной системой и кодироваться работой мозга, в частности синаптической системой. Например, согласно экстравагантной гипотезе известного физиолога Дж. Экллза, психика действительно отражение, только нервная система отражает не внешний, материальный мир, а высший, духовный. «Мозг при помощи особой способности входит в связь с духом, обладая свойством «детектора», исключительная чувствительность которого несравнима с детектором какого бы то ни было физического инструмента» [по 135, с.71], таким образом мозг «обнаруживает» дух и отражает его, создавая богатство психической, духовной жизни человека. Так что и идеалистические представления о реальности вполне могут совмещаться с нервным субстратом, если исследователь, конечно, знает сам субстрат.

Итак, мы постепенно переходим от материалистических к идеалистическим концепциям психики. Вообще-то, как ни странно, между ними не оказалось строгой границы. Первые плавно перетекли во вторые. Чисто идеалистические концепции, впрочем, описывая психику, не обращаются к категории «отражение», в них психика рассматривается в прямом значение этого слова, как душа. Психика как душа является нематериальной, духовной субстанцией, созданной Богом. Такое представление души было свойственно первым психологам. «Именно благоговейное отношение к душе и вера в ее бессмертную природу, неподвластную пространственно-временным ограничениям видимого (временного), препятствовали сделать из нее объект исследований. Речь шла лишь об изучении отдельных проявлений психической жизни человека: реакции нервной системы на свет, звук, информационные нагрузки и т. п. Но при этом душа подразумевалась. Она как бы оставалась методологическим началом, призванным приводить разрозненные факты в единое целое» [94, с.6]. «Назад к душе» – провозгласил названием одного из разделов своей книги В. П. Зинченко [144].

Признание психики душой в поисках ее происхождения обращает нас к мифологии. Душа создана Богом и дана человеку. А человек «создан по образу и подобию» того, кто прежде создал весь мир. Что же это означает. Бог создал мир по своему замыслу. Человек, созданный по образу и подобию божьему, несет в себе и образ этого замысла, т. е. божественный план мира. Или образ мира. При этом сей образ закономерно включает в себя и скрытые для современного человека смыслы, т. е. недоступные его пониманию мысли Бога. Мы их не понимаем, но несем в себе, поскольку созданы по образу и подобию. И если Бог создал в этом мире скрытые пространственно-временные измерения для каких-то своих целей, то мы по закону образа и подобия несем их в себе.

Что же получается, независимо от того, какой теории происхождения психики мы придерживаемся, закономерно следует, нет, не отражение мира, а скорее их подобие, подобие психики и мира.

Если психика является отображением макрокосма, то она отражает все пространственно-временные свойства мироздания, в том числе и те, о которых мы пока еще и не подозреваем. Это относится к любым представлениям о пространстве. Чем сложнее устроен мир вокруг нас, тем более сложным является отображение. Если пространство разумно, если существует мир духа. Что ж, тем сложнее будет устроена отраженная реальность, а значит и наша психика. И если в мире духа возможны дополнительные пространственно-временные измерения, то они входят внутрь нашей организации психического. А если психика все же не отображение, а неуловимая высшая субстанция, то, как мы уже отмечали выше, созданный «по образу и подобию» человек изначально несет в себе Высший план строения Вселенной. И разумеется, если этим планом предусмотрены высшие измерения для пространства – времени, человек несет в себе и их.

Если отображение материально, в смысле выражено в форме нейрофизиологических и биохимических реакций ЦНС, и в этом случае существует потенциальная возможность к отображению безмерной сложности мира. Во-первых, потому, что человеческий организм обладает некой избыточностью возможностей по отношению к выполняемым функциям. Прежде всего это относится к наличию избыточных степеней свободы кинестетических цепей человеческого тела. Как известно, костно-мышечная система человеческого организма имеет очень большое количество степеней (свыше 100), в то время как всего лишь 6 степеней свободы предопределяют всю безграничную свободу движений в известном нам 3-мерном пространстве [85, 251]. Человеку требуется всего лишь 6 степеней свободы для осуществления всех его перемещений до самых сложнейших (от охоты до танца), однако в его организме заложено таковых более сотни. Аналогичная избыточность отражения присутствует и при формировании чувственного образа. Как известно, чувственный (и конкретно-зрительный) образ формируется путем «преодоления избыточных и неадекватных вариантов отображения одного и того же объекта» [251, с.47]. Человек отражает огромное количество зрительной информации о предмете (перемещениях, цвете, расположении), которая будет проигнорирована при формировании доступного для осознания зрительного образа. Именно это качество зрительного образа и называют константностью образа или свойством постоянства. «Другие нервные механизмы позволяют нам, рассматривая предмет с разных сторон, воспринимать его пространственную форму как одну и ту же, хотя его изображения на сетчатке нашего глаза имеют самые различные формы» [198, с.253]. Возможно, избыточность начинается уже с нервной системы, ведь мы так мало знаем о работе мозга, и настолько распространена популярная точка зрения, что мы используем (точнее, что мы знаем о том, как используем) лишь несколько процентов мозга. Неправда, что остальные отделы мозга ничего не делают (во всей нервной системе нет места, где не протекали бы биохимические реакции, не существовали бы синапсы и не генерировались бы потенциалы), просто мы не знаем, какую функцию выполняют данные нервные структуры. Возможно, уже в самой нервной системе заложена избыточность физиологических функций. Обычно этот факт интерпретируют так: мы используем только 10 (или 5, или 30 %) мозга, вот если бы активировать остальные… На самом деле, я думаю, мозг использует свои возможности с КПД, равным другим биологическим системам, просто мы не знаем, не осознаем, что еще делает наш мозг, кроме того, что видит, слышит и осязает видимый мир.

Если психика является идеальным, в смысле – нематериальным, отображением внешнего мира, то возможностей у такого отображения, не ограниченного рамками материального, еще больше. Любое зеркало двумерно, но способно отразить трехмерные предметы, как и за абсолютно плоским экраном телевизора существует объемный мир; и если немного постараться, то показываемые пейзажи могут приобрести глубину.