Россия и современный мир №3 / 2014

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ЗАГРАНИЧНЫХ ВЫЕЗДОВ ГРАЖДАН УКРАИНЫ ПО ВЕДУЩИМ СТРАНАМ, %

Рассчитано по источнику: Государственная служба статистики Украины // http://www.ukrstat.gov.ua/

В целом на приграничные с Украиной страны СНГ в 2013 г. пришлось 43,2% выезжавших за границу граждан Украины (в 2006 г. – 49%), на приграничные страны ЕС почти столько же – 43,1% (41,6%).

Численность временных трудовых мигрантов Украины трудно поддается оценке и колеблется в пределах 2–4 млн человек ежегодно. Более точные оценки дают денежные поступления от временно или постоянно занятых за рубежом, которые составляют 4–5% от ВВП и примерно равны объему ПИИ [13].

Согласно данным ЦБ РФ, из РФ в 2008 г. через разные системы денежных переводов на Украину было отправлено 1,7 млрд долл., в 2010 г. – 2,2 млрд, в 2012 г. – 2,7 млрд и в 2013 г. – 3,4 млрд долл. Но это деньги не только трудовых мигрантов, но и переводы родственникам, оплата услуг и т.д.

Поток иностранных граждан, въезжающих на Украину, обусловлен разными мотивами: личными, туристическими, служебными, культурно-спортивными, паломническими и включает разные по протяженности поездки от локальных, приграничных до транзитных.

Число посещений Украины иностранными гражданами в 2006–2013 гг. было неравномерным: рост в 2006–2008 гг. с 18,9 млн человек до 25,4 млн человек, затем в 2009 г. спад до 20,8 млн человек и последующий рост в 2013 г. до 24,7 млн человек. Следует отметить, что привлекательность Украины для граждан стран СНГ значительно выше, чем для стран ЕС. В общей численности въездов на Украину иностранных граждан доля соседних стран СНГ за 2006–2013 гг. увеличилась с 61,6 до 77,3%, а соседних стран ЕС сократилась с 31,6 до 13,5% (табл. 10).

Таблица 10

ВЕДУЩИЕ СТРАНЫ ПО ЧИСЛУ ГРАЖДАН ВЪЕЗЖАВШИХ НА УКРАИНУ, %

Рассчитано по источнику: Государственная служба статистики Украины // http://www. ukrstat.gov.ua/

Приезд иностранных граждан приносит немалый доход стране: домохозяйствам, бизнесу и бюджету. Это своего рода внутренний экспорт товаров национального производства и разного вида услуг. Объем доходов, получаемых от иностранных граждан в ходе их пребывания в стране, вероятно, близок к объему средств переводимых трудовыми мигрантами.

В результате произошедших на Украине политических перемен в самые последние годы был сделан однозначный выбор в пользу европейской интеграции. В связи с этим Украина оказалась на пороге больших изменений в структуре своих внешних связей. Это касается всех рассмотренных компонентов: торговли, инвестиций, трансграничного движения населения. Украина фактически вышла из процессов постсоветской интеграции, но пока не вошла в европейскую интеграцию.

Взаимные отношения России и Украины с начала 2014 г. приобрели опасный уровень недоверия и враждебности, что неизбежно сказывается на их экономических связях. Согласно Государственной службе статистики Украины, по итогам первых четырех месяцев 2014 г. взаимная торговля сократилась на 1/4. И это сокращение, скорее всего, в ближайшее время будет увеличиваться. В России будет проводиться акцентированная политика по замене украинских товаров и услуг собственным производством.

Создание институтов интеграции в европейскую политику: Соглашения об ассоциации и углубленной ЗСТ, принятие «дорожной карты» украинских реформ также будут действовать в направлении разрушения существующей комплементарности экономики Украины и России, а также других стран ТС / ЕЭП (Евразийского союза) и формирования новой комплементарности в составе экономики ЕС. Причем процессы разрушения будут, на наш взгляд, идти быстрее, чем процессы образования новой экономики, подчиненной европейским интересам. Экономический спад в стране, расстройство финансовой системы, усугубляемые кризисом в российско-украинских отношениях и гражданской войной, безусловно, действуют в сторону понижения и без того невысокой инвестиционной привлекательности Украины. Спад во внешнеэкономических связях неизбежно усилит спад в экономике в целом. Об этом вполне определенно свидетельствует имеющийся опыт суверенной Украины [3]. Это вызовет расширение потока украинских мигрантов в страны ЕС, увеличение нагрузки на европейский бюджет.

Сможет ли страна заменить утрачиваемую часть российского рынка рынком ЕС, благодаря ассоциации и углубленной ЗСТ, или найти замену российскому газу, покажет время. Судя по тому, что экономическая часть Соглашения об ассоциации с ЕС и ЗСТ будет вводиться после консультаций в формате ЕС – Россия – Украина, в Брюсселе понимают важность российского фактора для экономического развития Украины. Украина будет также стремиться сохранить уровень своих экономических отношений с другими странами СНГ как на двустороннем уровне, так и через ЗСТ в рамках СНГ и расширять торговлю с третьими странами. В целом перемены на Украине – серьезный вызов не только для нее, но и для ее соседей. Но одновременно это и определенный шанс для всех участников данного геополитического процесса для лучшего понимания позиций друг друга и выстраивания на этой основе согласованной политики регионализации.

Литература

1. Бураковский И., Новицкий В. Экономические преобразования в Украине. Политические и экономические преобразования в России и Украине. – М.: «Три квадрата», 2003. – С. 91–98.

2. Вардомский Л.Б., Пылин А.Г. О некоторых особенностях внешнеторгового взаимодействия России и Украины // Мир перемен. – 2014. – № 1.

3. Вардомский Л.Б., Пылин А.Г. Экономическое развитие России и Украины в контексте взаимных отношений // Россия и современный мир. – 2013. – № 3.

4. Вардомский Л.Б., Соколова Т.В. Таможенный союз в двухвекторной политике Украины // Евразийские интеграционные проекты в восприятии постсоветских стран и Китая: Сборник / Под общ. ред. Е.М. Кузьминой. – М.: ИЭ РАН, 2013.

5. Виньков А. «Нас считали немножко сдвинутыми…» // Эксперт. – 2011. – № 42. – С. 34–40.

6. Геец В.М. Формирование и развитие финансового кризиса 2008–2009 гг. на Украине и некоторые выводы для экономической политики 2011–2012 гг. Некоторые вызовы для денежно-кредитной политики в современных условиях. Книга 2. Взгляд из Украины. НАНУ. ИЭНХП. Под редакцией В.М. Гееца и А.А. Гриценко. – Киев, 2012. – С. 180–190.

7. География деятельности и основные рынки российских ИТ-компаний: Отчет НП РУССОФТ. – http://www.russoft.ru/tops/1765

8. Государственная служба статистики Украины // http://www.ukrstat.gov.ua/

9. Гранберг А., Суслов В. Межреспубликанские экономические отношения накануне распада СССР // Региональное развитие и сотрудничество. – М., 1997.

10. Десяк С. Российский капитал вытесняет банки ЕС из банковской системы Украины. 25.03.2013 // www.uaban.org/art-250313html

11. Загнiй O. Энергетична безпека Укра?ни // Нацiональна безпека Укра?ни. – Ки?в, Стилос, 2004. – С. 269.

12. Кузнецов А. Российско-украинские инвестиционные связи // Фонд исторической перспективы «Перспективы». – http://www.perspektivy.info/rus/desk/rossijsko-ukrainskije_ investicionnyje_svazi_2012-08-31.htm

13. Малиновская Е. Трудовые мигранты из Украины в странах ЕС и их переводы на родину в посткризисный период. 2013. – http://mirpal.org/files/files/Malynovska's_report_rus_final_w %20cover.pdf

14. Мониторинг взаимных инвестиций в странах СНГ. Доклад № 15. – СПб.: ЦИИ ЕАБР, 2013. – С. 7.

15. Приграничное сотрудничество России, Беларуси и Украины. ЕАБР. Центр интеграционных исследований. Доклад № 17. – СПб., 2013. – С. 48–49.

16. Шурубович А.В., Ушакова Н.А. Присутствие российского капитала на постсоветском экономическом пространстве // Проблемы постсоветских стран, № 4. Вопросы глобализации и регионализации на пространстве бывшего СССР. – М.: ИМЭПИ РАН, 2002.

17. 10 лет СНГ. Стат. сборник 1991–2000. – М.: МГСК СНГ, 2001.

18. IMF. World Economic Outlook Database, April 2014 // http://www.imf.org/external/

19. Transition report 1999, EBRD. – London, 1999. – P. 281.

Грекокатолицизм как один из компонентов украинского национализма

    В.А. Васильев

Васильев Вячеслав Алексеевич – аспирант кафедры Государственного и муниципального управления Самарского государственного университета.

В украинском кризисе рубежа 2013–2014 гг. и последовавшей гражданской войне все более отчетливо проявляется этнополитическая составляющая. Как известно, киевское правительство во главе с А. Яценюком было сформировано 27 февраля 2014 г. под давлением участников митинга на Майдане, отличающихся приверженностью идеям радикального национализма. Одним из печальных следствий такого положения дел выступили «антитеррористические» операции весны-лета 2014 г. на Юго-Востоке Украины, подогреваемые шовинистическими выступлениями политиков, прежде всего депутатами Рады [16].

Особого внимания заслуживает роль деятелей Украинской грекокатолической церкви (УГКЦ) в затронутых событиях и в развитии украинского национализма в целом. Еще в ноябре 2013 г. глава УГКЦ, архиепископ Святослав (Шевчук), во всеуслышание заявил о солидарности с митингующими [4]. Уже через месяц на Майдане присутствовали порядка 300 служителей УГКЦ, которые оборудовали в солдатской палатке часовню и распространяли буклет «Молитвенник революционера. Пять шагов к достижению духовной победы в Украине», являющийся провокационным материалом, подогревавшим недовольство собравшихся [4]. В этот же период всплыла речь 2010 г. пароха Коломыйско-Черновицкой епархии Михаила Арсенича, отличающаяся такой несдержанностью, что произнесший ее настоятель церкви получил 13 декабря 2013 г. каноническое предупреждение от главы епархии [7].

Описываемые события современности имеют немало откликов в историческом прошлом УГКЦ, наиболее показательной из которых выступает позиция, занятая данной церковью в 1941 г. 30 июня, сразу после ухода РККА из Львова, в городе утвердились отряды Организации украинских националистов (бандеровского движения, ОУН-Б). В этот же день было сформировано «Украинское государственное правление» во главе с Ярославом Стецько, которое получило благословение от самого митрополита УГКЦ Андрея (Шептицкого) [15]. Уже вечером 30 июня во Львове прошло заседание «Народного собрания» под руководством ОУН-Б, среди «делегатов» которого были грекокатолические священники во главе с Иваном Гриньохом, капелланом бандеровского легиона [там же]. Примечательно, что именно тогда была официально утверждена коллаборационистская позиция ОУН-Б, отраженная в пункте 3 принятого «Народным собранием» акта [там же]. Тем не менее в дальнейшем, когда летом 1944 г. советские войска заняли Львов, А. Шептицкий направил руководству СССР послание, начинавшееся словами «Правителю СССР, Главнокомандующему и Великому маршалу непобедимой Красной Армии Иосифу Виссарионовичу Сталину привет и поклон» [4]. И если позицию УГКЦ в период Второй мировой войны еще можно объяснить сосредоточением ее приходов на территории Западной Украины, что обусловило сотрудничество с оккупационными властями, то нынешняя активность УГКЦ может быть трактована лишь как прозелитизм, в котором нельзя исключать присутствие националистического компонента. В итоге, грекокатолицизм в ряде случаев позиционируют даже как основу и отправную точку украинского национализма. Для ответа на вопрос о правомерности подобной оценки грекокатолицизма необходимо выявить его основания и условия возникновения.

Грекокатолицизм – явление во многом уникальное и с философской точки зрения противоречивое, поскольку в его случае форма и содержание, на первый взгляд, рассогласованы: несмотря на юридическое подчинение Папе Римскому и опору на католические догматы, обрядовая сторона данного религиозного течения соответствует византийской, православной, традиции. Однако рассматриваемое несоответствие формы содержанию является мнимым. Поставим вопрос: чем de facto, православием или католицизмом, по крайней мере изначально, являлся грекокатолицизм? Для получения ответа вначале обратимся к рассмотрению места обрядовости в православии и католицизме.

Несомненно, для православия характерно преобладающее значение обряда над догматами, о чем говорят следующие факты. Во-первых, языком богослужения в православии, в частности на территории Украины, был и остается церковнославянский, который вполне мог претендовать на роль национального языка, в то время как католические богослужения велись на латыни, которой в Европе владели лишь немногие. Во-вторых, в противовес проводимой периодически католической мессе для канонического православия характерен суточный богослужебный цикл, предполагающий круглосуточное отправление культа [3]. Наконец, следует обратить внимание на отношение к целибату, который в католицизме был узаконен Папой Григорием VII в XI в. и практически утвердился в XII в. [17, c. 1461]. В православии же целибат практикуется только черным духовенством, в то время как белое духовенство, которое непосредственно контактирует с паствой, обязано иметь семью. Таким образом, справедливо утверждать, что православная конфессия – это одно из средств усиления консолидации населения того или иного государства, и обрядовость православия очень явно свидетельствует о наличии подобной функции данной церкви, которая выступала средством, использовавшимся централизованной властью.

Эти выводы подтверждаются историей распространения христианства и последующей судьбой его конфессий. Так, изначально христианство в качестве государственной религии Римской империи было утверждено при активном участии Константина I на Никейском соборе 325 г. [9, с. 388–392] как мера предотвращения близившегося распада Империи. Далее на созванном по указу Феодосия I Константинопольском соборе 381 г. христианство окончательно укрепляет свои позиции в Восточной Римской империи, причем Константинопольский символ веры, отличный от Никейского символа, дает начало православию [9, с. 395–397]. Характерно, что Феодосий «рекомендовал святым отцам, не увлекаясь догматическими проблемами, заняться устроением церковных дел» [цит. по: 9, с. 396]. Аналогично в Киевской Руси князь Владимир в 988 г. начал декларативное внедрение православия, бравшегося на вооружение государственным аппаратом и насаждавшегося среди населения, которое длительное время не принимало данную религию [12, с. 18].

Католицизм, напротив, выступал одной из основ, на которых строилось западноевропейское общество. После падения Западной Римской империи в 476 г. христианский центр в Риме окончательно лишился поддержки централизованной власти, из-за чего католическая ветвь христианства начала проводить политику усиления собственного суверенитета и централизации. Как следствие Святой Престол сформулировал и легитимизировал доктрину средневекового мироустройства res publica gentium cristianurum (республика христианских народов) [8, с. 78]. Данный компонент католицизма нашел применение в 800 г. при провозглашении Папой Львом III императором Карла Великого, который до этого создал прообраз ядра западной цивилизации, Священной Римской империи [5, с. 161]. Важно, что клерикальный характер суверенитета правителя, наряду с династическим преимуществом в борьбе за власть, составлял основу средневекового мироустройства вплоть до утверждения в 1648 г. светской Вестфальской системы международных отношений [11, c. 16–26].

Итак, можно утверждать, что католицизм в большей степени, чем православие, отделен от населения, но имел значительную привязку к власти, на которую оказывал влияние. Причем в ряде случаев подобные взаимоотношения между католицизмом и властью оказывались жизненно важными обеим сторонам: католицизму – для сохранения контроля над соответствующей территорией, а властным структурам – для дополнительной легитимации своего существования. Наиболее яркими примерами здесь выступают крупные государства климатически благоприятных областей Восточной Европы, Речь Посполитая и Королевство Венгрия, состоявшие из обширных магнатских доменов, что исключало наличие сильной центральной власти. Для Речи Посполитой была характерна шляхетская демократия [14, c. 343–344]. Что касается Королевства Венгрия, то там действовала древняя сословная Конституция, по которой король делил власть с Государственным собранием, состоявшим из делегатов от магнатерии [14, c. 240]. Католицизм же играл важную роль в обоих упомянутых государствах, что находило выражение в присутствии католических епископов в составе Государственного собрания Венгрии и Сената Сейма Речи Посполитой. В итоге католицизм выступал важным основанием хрупкого государственного единства в Польше и Венгрии, благодаря чему в Речи Посполитой реформаторским религиозным течениям в ХVI–XVIII вв. не удалось найти широкой поддержки среди населения: обширные земельные наделы дворянства не предполагали формирования широких экономически и политически независимых слоев общества, а магнаты сохраняли приверженность католицизму и православию [5, с. 170–171]. В Венгрии же Реформация получила значительный ход только после Мохачской битвы 1526 г., когда Королевство Венгрия распалось.

Таким образом, правомерно утверждать, что грекокатолицизм, по крайней мере первоначально, представлял собой лишь формально видоизмененный вариант православия, которое, вследствие сохранения византийской обрядовости, имело несравнимо больший пропагандистский вес и приближенность к пастве, по сравнению с католицизмом. По сути, при наличии византийской обрядовости догматическое содержание отходит на второй план и уступает место функции церкви как консолидатора населения на основе веры. Тем не менее каноническое православие остро нуждается в централизованной власти, поэтому для более детального выявления оснований грекокатолицизма нужно обратиться к рассмотрению политической конъюнктуры, при которой происходило принятие католических догматов и главенства Папы Римского будущими грекокатоликами. В данном случае заслуживает внимания предыстория и сам процесс подписания Брестской унии 1596 г. епископами Киевской митрополии Константинопольского патриархата.

Усиленный нажим со стороны католической церкви западнорусские православные области стали испытывать после заключения Люблинской унии 1569 г., когда в земли Великого княжества Литовского начал активно проникать польский элемент, враждебно настроенный по отношению к православию [5, с. 170]. Светское основание западнорусского православия этого периода отличалось противоречивостью. Со времен Стефана Батория Корона Речи Посполитой выдвигала и утверждала православных епископов. Вследствие этого западнорусский православный епископат чаще всего составляли лица, усиленно старавшиеся служить в угоду Короне [там же], которая, в свою очередь, испытывала сильное влияние со стороны католицизма.

Однако воздействие на православие со стороны патриарха и Короны до определенного момента было, в целом, эпизодическое. В этом отношении важнейшим фактором существования православия выступал институт патроната. Суть его состояла в том, что покровительство над православной церковью взамен отсутствовавшей в Польше и Литве централизованной власти взяли на себя крупные православные магнаты и городские церковные братства. Последние формировались из купцов и мещан для поддержания и устройства церкви. К братствам льнуло обычно и белое духовенство. В конце XVI в. некоторые из братств получили освящение высшей церковной власти от константинопольских патриархов [5, с. 170–171]. Это обстоятельство, с учетом специфики западнорусского православного епископата, приводило к нарастанию конфликта между иерархами и паствой [5, с. 171]. Таким образом, изначальная централизованная светская основа православия (во времена Киевской Руси) в западнорусских областях постепенно сменилась поддержкой и контролем со стороны населения на местах. Такая конъюнктура, по сути, видоизменила православие на территории Речи Посполитой в протестантизм, который также опирается на локальные социальные группы, в интересах которых и существует. В итоге, в Речи Посполитой периода Реформации XVI в. православие выступало как серьезная оппозиция католицизму.

Давление на православие в пределах Речи Посполитой усиливало также каноническое признание в 1589 г. патриархата Московского и всея Руси. Такое положение дел не могло устраивать Корону, опасавшуюся, что через расширение религиозного влияния Москвы на западнорусские территории дело может дойти и до ирредентизма. Очевидно, подобные взгляды усугубляло присутствие на территории Речи Посполитой с 1565 г. иезуитов [5, с. 170].