Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии
Василий Олегович Авченко

Мы до сих пор не знаем, что такое Дальний Восток. Можем ли мы использовать это странное обозначение, соединившее чукотскую тундру и приморские субтропики, якутский полюс холода и курильский бамбук? В чём уникальность этой территории особого назначения, подлинной границы Европы и Азии, стыка материка и океана, малонаселённой провинции?

На все эти вопросы пытается ответить писатель и журналист Василий Авченко, обращаясь к тем, кто торил первые тропы, осваивал и отстаивал, жил на Дальнем Востоке.

Это не учебник истории и не краеведение. Скорее – геолирика, попытка расшифровать иероглиф пространства, понять феномен территории и человека, живущего на ней.

Василий Олегович Авченко

Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

Мало создавать города – надо создавать людей.

    Вера Кетлинская

Есть вещи, которые для тебя означают всё, а для другого – лишь слова на бумаге. У меня, например, при слове «Магдагачи» или «Курумкан» мурашки по хребту ползут. Вот и охота поделиться. Мурашками.

    Михаил Тарковский

© Авченко В.О., 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Геолирическое вступление

Ужели вам не наскучило слышать и читать, что пишут о Европе и из Европы?

    Иван Гончаров. Фрегат «Паллада»

– У меня есть хороший тост, – встала Женя. – Предлагаю выпить за наш Дальний Восток, за самый глубокий тыл, который в любой час может превратиться в передний край. Пусть товарищ москвич попробует не выпить!

    Василий Ажаев. Далеко от Москвы

Это никакое не краеведение – у краеведения иные задачи.

Это попытка расшифровать иероглиф пространства. Объяснить человека в его движении.

Сказать обо всём невозможно, да и не нужно: это не учебник и не диссертация. Нет смысла опрокидывать айсберг, обнажая его необъятную подводную часть – на то она и подводная.

Сенсаций не будет. Все факты в wiki-век общеизвестны и общедоступны. В информационную и бесцензурную эпоху фильтрация, отбор и осмысление данных становятся важнее их обнаружения.

Выбор личностей и событий субъективен, но неслучаен. Каждая и каждое достойны романов и фильмов, которых, за немногими исключениями, не появилось. А ведь мы узнаём историю именно по книгам и кино, оставляя архивы и документы специалистам, круг которых узок.

Многое кануло навсегда.

Кажется, новые поколения живут так, словно до них ничего не было.

До нас было многое.

После нас тоже должно быть.

Каждая территория – загадка. Есть смыслы, которые пространство передаёт нам, и смыслы, которыми мы сами пытаемся его наделить.

Когда русские пришли осваивать Дальний Восток, сама эта земля освоила пришельцев. Мы её русифицировали – она нас одальневосточила, тихоокеанизировала. Думая, что подчиняем территорию себе, мы не заметили, как она подчинила себе нас.

Кто мог знать век назад, что Приамурье удобно для размещения космодрома, в Якутии обнаружатся алмазы, а на шельфе Ледовитого будут добывать газ?

Возможно, наши предки не представляли, чем станет для России Дальний Восток. Но чувствовали: его надо осваивать.

Слово «освоение» в нашем повествовании – одно из ключевых: присоединить – ещё не значит освоить.

«Русская бессмысленная и бесполезная великая глубина», – заметил однажды Андрей Тарковский о литературе. То же можно сказать о русской территориальной бесконечности (лишь на первый взгляд бесполезной), отражающейся в бездонной русской словесности.

Кому-то гигантские дальневосточные пустыни кажутся ненужными, лишними…

Ничего лишнего у нас нет.

«Каждый день, каждый час вливаются в армию выносливые, крепкие, привыкшие к зимним невзгодам сибирские полки, блестяще показавшие себя в последних боях», – писал в репортаже с Первой мировой Алексей Толстой.

На следующей мировой комбат Высоцкого оттолкнётся ногой не только от Урала, но и от тихоокеанских берегов.

Знаменитые «сибирские дивизии», спасавшие безнадёжное, казалось бы, положение под Москвой в конце 1941 года, по большей части были именно дальневосточными: 107-я мотострелковая, 32-я Краснознамённая стрелковая, 78-я, 239-я и 413-я стрелковые, 58-я и 112-я танковые, 62-я, 64-я, 71-я, 82-я морские бригады… Их держали на востоке, опасаясь нападения Японии. Когда полыхнуло на западе, командующий Дальневосточным фронтом Апанасенко[1 - Апанасенко Иосиф Родионович (1890–1943) – кавалер трёх Георгиевских крестов и трёх орденов Красного Знамени, генерал армии. Погиб под Белгородом. Здесь и далее – примечания автора.] начал отправку эшелонов через всю страну, стремительно формируя новые части взамен убывающих. Только с июля 1941-го по июнь 1942-го с Дальнего Востока ушло в бой двадцать две дивизии, не считая других соединений. Сибирскими их могли называть потому, что они шли со стороны Сибири, да и Дальний Восток вплоть до советских времён не вычленяли из Восточной Сибири – расквартированные в Приамурье и Приморье части именовались сибирскими.

Под Москвой бились солдаты со всего Союза. Бессмысленны попытки калькулировать и акцентировать вклад какого-то одного народа или региона. Страна воевала вся, включая, естественно, сибиряков – железных людей, олицетворяемых для меня снайпером-«шаманом» Номоконовым и лётчиком Покрышкиным, каждый из которых истребил врагов, как добрая воинская часть. Да и в тех самых дальневосточных дивизиях служили, разумеется, бойцы и командиры со всей страны.

И всё-таки мне кажется это глубоко символичным: в страшный час под Москву приходят солдаты с Дальнего Востока, и этот засадный полк спасает страну от гибели.

В последние годы Дальний Восток, кажется, снова вошёл в моду: саммит АТЭС, Восточный форум, территории опережающего развития, переориентация с «западных партнёров» на Азию… С другой стороны, ревизию «европейского пути» тормозит наш консерватизм – проклятый и благословенный (если правда, что Россия движется не вперёд, а по кругу, то этот круг может быть спасательным, спасительным). Дальневосточье доныне остаётся территорией, открытой лишь наполовину. Порой о Дальнем Востоке рассуждают почти как о Марсе. Сегодня и ежедневно говорит Москва, восточная же периферия корчится безъязыкая, потому что в Петропавловске-Камчатском – вечная полночь.

Юрий Рытхэу однажды сказал, что его писательской задачей было показать: чукчи – такие же люди, как все.

Этот тезис применим к дальневосточникам вообще.

Однако, если назвать Владивосток обычным российским городом, будет неинтересно. Хочется экзотики: крабы, киты, пираты, тигры, браконьеры…

Всё это, конечно, есть. Но это ли главное?

Дальний Восток – провинция в кубе. По дальневосточным меркам Поволжье и Урал – почти Подмосковье. ДВ-фобию подметил ещё Чехов на каторжном Сахалине, констатировав предубеждение против места. Каторги давно нет – предубеждение осталось. Непросто поверить, что Дальний Восток – такое же наше, как Волга или Вологда, что здесь можно просто жить, а не выживать, бороться, покорять, нести вахту.

Можно попробовать понять Дальний Восток через стихии: суша, море, тайга, воздух, огонь, слово… «Стихи» неслучайно созвучны со «стихией». Мысли, образы, мелодии – эфирная, невесомая стихия, составляющая ту самую ноосферу, которую прозрел Владимир Вернадский[2 - Вернадский Владимир Иванович (1863–1945) – учёный необычайно широких интересов, человек удивительной судьбы: геолог, философ, космист, один из отцов геохимии, действительный статский советник, член партии кадетов, товарищ министра во Временном правительстве, лауреат Сталинской премии, кавалер царских и советских орденов, отец философа-евразийца, эмигранта-врангелевца Георгия Вернадского, родственник писателя Короленко и т. д.], – главный и высший результат человеческого существования.

Если определять Дальний Восток двумя словами, можно взять «полигон» и «передовая».

Это территория двойного, специального назначения.

Представив Россию организмом, где у каждой части – от казачье-кавказского Юга до европейского Петербурга и горнозаводского Урала – своё предназначение, мы увидим Дальний Восток не просто телесной периферией империи, но землёй особой, незаменимой.

Среднюю Азию называли подбрюшьем Советского Союза. Приморье на карте напоминает аппендикс, что вызывает тревогу: надо – не надо, отрежут – не отрежут… Или же не аппендикс, а крюк, которым Россия заякорилась в настоящей, азиатской Азии?