Инволюция

– Уходи, – раздраженно бросает девушка ворону. Тот не улетает, продолжая изучать глазами-бусинками разгромленное помещение. – Сегодня я заварю целый лепесток Сомнамбулины. Лягу в кровать и просплю весь день. Если бы я была верующей, то помолилась бы, чтобы этот день мне только приснился.

Будто старая кляча, ворон разражается хриплым карканьем. Он не прекращается и когда птица поднимается в воздух. Скребущийся смех затихает, сливаясь с завыванием поднимающегося ветра.

Ещё немного посидев на полу, Агата принимается за уборку кухни. Разбитое окно приходится заколачивать оторванными ставнями. В щели засовывается старое тряпьё, оставленное в шкафах бывшего хозяина. Тело устало ноет. Голова смутно соображает. Агата решает, что уберёт осколки посуды после хорошего сна. Нетерпеливо дожидаясь закипающего чайника, она бросает лепесток в чашку. «После сегодняшнего я заслужила полноценный отдых».

К большому разочарованию Агаты заснуть ей не удаётся. Обещанного эффекта мгновенного сна не происходит. Голову наводняют тревожные мысли. Всё накопленное за день рвётся быть услышанным. Перевернувшись на спину, Агата поднимает руки и невольно морщится от отвращения. Бледные, с длинными пальцами, их пронизывает сеточка почти чёрных кровяных сосудов. След, оставленный экспериментальным препаратом даже после полного выведения из организма. Непоправимое нарушение в теле, которое будет напоминать о случившемся до конца дней. Чем не клеймо преступника?

– Уильям…

Её единственный друг. Однажды она спросила его: «Как ты меня терпишь?». Он ответил: «Тебя нужно не терпеть, а любить». Конечно, они потом долго смеялись над этой шуткой. Уилл был единственным, кто понимал Агату. Никто, даже родители, не были настолько близки ей.

Противные пальцы сгибаются и разгибаются. Словно чужие. Не её. С выступающими костяшками, натянутой белой кожей и чёрной кровью. Руки мертвеца. Руки убийцы. Агата всем сердце хочет верить, что с ним всё хорошо. Внутренности сжимаются от фантомной боли при мысли о страшном. «Не стоило его втягивать в это», – бубнит разум. Но что сделано, то сделано.

– Уилл… выжил.

Голос звучит предательски слабо и неуверенно. Все, даже самые незначительные, проекты отправились на проверку комиссии. Кроме одного. Цена сохранённой тайны оказалась намного больше, чем она могла себе представить. Её руки. Его тело. Но лишиться многолетних трудов было куда страшнее. «Жертва Уильяма была ненапрасной», – в очередной раз убеждает себя Агата. Сейчас препарат у неё. Спрятан в надежном месте. Но что, если проверяющие догадались? Нашли улики в учинённом ею погроме или документы, не успевшие попасть под шредер. Один волосок, потный отпечаток пальца, или высохшая капля слюны, и её искаженная, на тот момент, ДНК станет решающим доказательством в деле запрещённых Нюрнбергским Процессом экспериментов. Мать точно пойдет с ней за решетку, ведь она предоставляла материал для опытов. Отец, с его «убийственными» тёмными делишками— туда же. Больше никакой науки. Вся семья МакГрегори дружно отправится отбывать пожизненный срок.

Нет. Нельзя дать подобным мыслям взять верх. Может быть, сейчас настал именно тот момент, когда она ничего не можешь сделать с надвигающейся судьбой. Но это не значит, что нужно опускать руки. Уилл выздоровеет. Они вернутся в лабораторию и снова будут работать. Как раньше. Вместе.

Он не простит

Агата подрывается в кровати. Чужой голос разносится за окном. Отражаясь от стен и пустых улиц, он растворяется в сгущающихся сумерках. Она снова в своей комнате. Дома. Здесь прошла половина её жизни. Вторая – в лабораторных помещениях. Нередко ей приходилось там ночевать. Знакомые полки с книгами, зеркало в углу, ковер, пианино. Почему же у неё такое тревожное чувство?

Нет пути назад

Вечный друг человека, солнце, скрываясь за облачными стенами, в последний раз осыпает город лучами света. Но вместо нежной пастели небосвод застилает густой красный оттенок. Он стекает по стенам, ползет по тротуарам, стучится в двери. Навстречу ему из домов выползают массы слепленных друг с другом трупов. Птицы, звери, люди. Их препарированные тела срослись в единую массу. Страдающие от боли и отчаянья, они ползут по тротуарам, сплетаются с другими бесформенными телами. Уродливые. Жалкие.

Как много крови ты пролила?

Снова этот голос. Не переставая вертеть головой в поисках источника, Агата нервно восклицает:

– Это цена науки. Нельзя добиться высоких результатов, ничем не жертвуя! Уильям это понимал. Всю свою жизнь он и я отдали на благо открытиям. Когда он вернется, мы снова…

Хватит оправдываться!

В углу комнаты стоит фигура. Не узнать её невозможно. Коротко остриженные волосы. Элегантное платье. Туфли на высокой шпильке.

– Ты… ты… Это твоя вина! Если бы ты не вмешалась, то ничего бы не произошло. Ненавижу!

Срываясь с места, девушка бросается к тени и бьет по миловидному лицу. Однако вместо нежной кожи кулак встречается с твёрдой поверхностью. Осколки стекла осыпают ошарашенную Агату, едва успевшую прикрыть голову. Вместо ненавистного врага на неё взирают собственные отражения среди осколков зеркала. По комнате эхом разносится противный смех. Он смешивается с воем существа, сотканного из сотни рук, лап, крыльев, зубов и глаз. Вместе они образуют звучание, ужасно похожее на дребезжание скрипок. Мерзко вереща, они берут фальшивые ноты, перебивая друг друга и воспевая безумный хаос, невыносимо терзаемый слухом, всё громче и громче.

– Я не хотела, слышишь! Уйди! Оставь меня в покое!

Сердце бешено отсчитывает удары в груди, в голове пусто, а в ушах звенит монотонное эхо крика, полного отчаяния и бессилия. Оно терзает тело и разум, в который раз вороша пыльные полки воспоминаний. Не в силах его терпеть, девушка закрывает уши руками. Под дьявольскую какофонию с потолка и стен, из окон и дверей, внутрь врываются кровавые потоки воды. Они вмиг наполняют собой комнату. Мощное течение сбивает Агату с ног. Лёгкие не успевают набрать воздух. Над головой смыкается кровавое месиво. Вязкая жидкость сковывает тело. Горы трупов, рвущихся внутрь, оказываются в комнате. Они хватают своими конечностями Агату и тянут на дно. Обрубки животных, сшитые воедино, с одинаковой мордой кошки.

Девушка в ужасе открывает рот. Крик отчаянья вырывается из груди. Но его, вместе с вязкой мутной водой, насильно заталкивают обратно в глотку. Заставляют давиться, захлёбываться собственным безумием. Лёгкие сжимаются, из последних сил стараясь вытолкнуть воду. Глупое сердце ворочает кровь, не осознавая, что мозг почти умер. Тело погружается всё глубже и глубже. На дно, вместе со своими творениями. В пучины отчаянья, страха и мёрзлой тьмы.

* * *

– Агата, тебе снятся кошмары?

– Похоже на то, что у меня есть время спать?

– Я серьёзно.

– Возможно. Почему ты спрашиваешь?

– Недавно я видел сон, как потерял тебя. Ты превратилась в венерину мухоловку. Руки стали листьями, а голова – соцветием.

– Ужасная смерть. Всю жизнь питаться одними насекомыми. Уилл, ты ведь будешь меня подкармливать жареным беконом?

– Смейся, сколько хочешь. Тогда я и вправду перепугался. Внутри всё так сжалось. Окаменело. Я, наверное, должен был заплакать. Но не смог. Внутри не осталось ничего, кроме пустоты. Будто ты была моими эмоциями. Моими страхом и радостью. Вместе с тобой умерли и они.

– Не понимаю, почему ты так беспокоишься. Это всего лишь сон. В конце концов, не тебе превращаться в растение.

– Знаю. Но это и страшно. Хуже, чем самому умереть – это созерцать смерть дорогого тебе человека, не в силах что-либо сделать.

– Понятно…

– Агата, я не смогу вечно быть рядом с тобой. Поэтому пообещай не влезать в истории со своим излишним любопытством. И не надо на меня так смотреть. Я прекрасно осведомлён о том, как ты сунула голову в пасть к крокодилу только потому, что тебе стало интересно, какая у него микрофлора глотки.

– Хорошо-хорошо. Сегодня же куплю каску. Вдруг кирпич упадёт с неба.

– Агата!

– Что, уже и пошутить нельзя? Ладно. Обещаю… Правда.

Глава 6

Чтобы черепа не повредились, когда закипит вода, Терри плотно заворачивает их в марлю. Остатки мяса, кожи и шерсти уберегут драгоценные косточки от трещин, но не стоит надеяться только на них. Сваренные волокна мышц станут очень мягкими и податливыми. Закинув последний мешочек, Терри с раздражением поворачивается к окну. Когти большой серой кошки скребут по стеклу, издавая душераздирающие звуки, вот уже целых пять минут. Терри кое-как отмывает руки в самодельной мойке, даже не думая вычистить грязь из-под ногтей. Затем проверяет кастрюлю с варящимися черепушками. Удостоверившись, что вода начинает понемногу закипать, Терри натягивает болотники – резиновые сапоги выше колена. Царапанье за окном стихает. Кошка спешно спрыгивает с поста. Она дождалась своего.

Треснутое зеркало комода с отколовшейся верхней частью стекла отражает лицо ребёнка десяти лет. Поношенный комбинезон и полосатая кофта с растянутым воротником век не видели ни утюга, ни стирки. Рваные, с пятнами грязи в некоторых местах, они идеально сочетаются с прической, больше похожей на несуразное гнездо или поношенный парик. Тёмно-шоколадные всклокоченные волосы местами спутались в колтуны и крупными прядями спадают на уродливое лицо, заставляя хозяина нервно убирать их за оттопыренные уши. Лишь пара металлических заколок с облупившейся краской пытаются удержать густой покров. Разноцветные браслеты с вплетёнными в них искусственными камешками, кусочками битого стекла, каждый раз цепляются за спутанные локоны, яростно выдирая их.

Терри проверяет, крепко ли сидят сапоги. Пара капель слюны из уголка рта падает на резиновую поверхность. Выругавшись, он вытирает рукавом рот. Неправильный прикус постоянно доставляет ему проблемы. Вот и сейчас вязаная ткань цепляется за жёлтый кусочек клыка, заметно выступающий из пухлых губ. Раздается треск рвущейся ткани и Терри в который раз произносит некультурные слова, услышанные из уст мужиков на Площади Пяти Столпов. Требовательное мяуканье за дверью не прибавляет терпения. Сплюнув на пол скопившуюся слюну, он рывком распахивает дверь.

– Чего глотку лвёшь, Шанель? Сказал, «выйду», значит выйду. Я вон из-за тебя кофту полвал.

– Смиренно прошу прощения, Дитя Вечного, но нам и вправду стоит поторопиться.

Терри лишь фыркает, смерив толстушку раздраженным взглядом жёлтых, будто чеширский сыр, глаз. Помятое платьишко и чепчик с лентами делают её похожей на симпатичную куклу с кошачьей мордой.

– Может, для начала объяснишься?

– Поручение сэра Джедедии, да славится его имя во всех мирах, чрезвычайно важно. Вам вверено позаботиться об одной мисс. Под этим я имею в виду: сопроводить её к вашему убежищу и помочь прийти в себя.

– Че-е-его? – Терри ошарашенно уставился на кошку и в негодовании раздул ноздри. Быстро справившись с шоком, он протестующе складывает руки на груди. – Ты хочешь сказать, что я должен плитащить в свой дом какую-то сомнительную тётку?!

– Несколько некорректная формулировка… но думаю, суть вы уловили.