Инволюция

Сцепив руки в замок, Агата сжимает их до белых костяшек, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимый вид. С самого начала Мор знала, откуда она здесь. «Каким же объемом информации ты обладаешь? – девушка старается не подавать вида, но внутри всё пылает. – Надавить? Вызнать, кто послал и зачем. Нет. Слишком рискованно». Разум подсказывает неплохую идею. Главное, чтобы Мор опять всё не свела к допросу. Тогда Агате ничего не останется, как уйти не попрощавшись.

– Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне о Ливингстон Бэй. Информации в интернете о нём нет. Что довольно странно, учитывая здешний колорит и работающую фабрику.

Фигура напротив даже не пошевелилась, лишь на мгновение в улыбке дёрнулись губы. Но Агата настойчиво продолжает.

– Вы очень разговорчивая особа. Даже слишком. А меня как, кхе-м, туриста заинтересовали местные обычаи. Тогда почему бы нам не объединить наши стремления? Создать симбиотические взаимовыгодные отношения. Проходили такое в школе? К тому же, как я посмотрю, вы совершенно не торопитесь вернуться на работу. Не так ли?

Мор молчит, неспешно выпуская клубы дыма. Аромат смешивается с запахами свежей выпечки, крепкого кофе и древней затхлостью, пробуждая смутные чувства о чём-то далеком, давно забытом, но неизменно находящемся рядом каждую секунду жизни. Пауза затягивается, но, прежде чем девушка успевает предпринять новую попытку, Мор начинает свой рассказ. Ее голос окутывает Агату, унося сознание во времена, чуждые цивилизации человека, его нравам, обычаям, и противоречащие той морали, какую мы знаем сейчас.

* * *

В ночь на первое апреля 1692 года корабль, на котором плыл Джедедия Ван дер Брум – мальчишка шестнадцати лет с удивительной, если не сказать отталкивающей, внешностью, – вошёл в королевские воды холодной страны. Всё тело и лицо юнца устилала россыпь крупных коричневых веснушек, схожих с окрасом гепарда. Уроженец Салема, он был вынужден покинуть родину, дабы спасти собственную жизнь. Уличённый в колдовстве и дьяволопоклонничестве, Джедедия чудом избежал пенькового галстука и теперь осматривал место, которому суждено будет стать новым домом на долгие столетия вперед. Маленькая деревушка с ныне забытым названием станет носить имя человека, спасшего колдуна от смерти – Ливингстон. Но до того времени, как еретик придёт к власти, пройдёт немало лет.

Поселился Джедедия в глубине Тёмного Леса. Никто не знает, какие силы строили его особняк. Поговаривали, что колдун с помощью ритуала переместил его из родной Америки в эти земли. Но слухи – на то и слухи, чтобы рассказывать несусветную чепуху.

Молодой чародей жил скрытно, почти не общался с горожанами, и, если доводилось бывать самому в деревне, обязательно скрывал лицо капюшоном, стараясь как можно скорее вернуться в поместье. Никто не мог точно сказать, как он выглядит и откуда родом, но то, что в холодные лунные ночи заблудшие путники в глубине леса могли слышать пугающие песнопения на странном языке, сопровождающиеся ещё более жутким откликом нечеловеческой речи, отталкивали даже самые любопытные умы от попыток узнать больше о странном соседе.

Долгие годы уединения с тёмными искусствами и книгами помогли нарастить ещё тогда юному колдуну силы, и не только потусторонние. Осенью 1705 года он объявился в деревне, имея при себе самый весомый аргумент в людском мире: много денег. Именно они сделали ему новый имидж и чистейшую репутацию, аккуратно стерев из воспоминаний деревенщины позорную и тёмную славу былых лет.

Стараясь завести как можно больше знакомств и завладеть в кратчайшие сроки добротной репутацией, Джедедия спонсировал благотворительные фонды, великодушно выделяя большие суммы на постройки школ, музеев и прочих учреждений. И даже устраивал грандиозные пиршества в своем огромном особняке. Гости, приезжающие в усадьбу, как один, перешёптывались о богатстве Джедедии, ведь у каждого, кто хоть раз входил в дом, оставалось впечатление, что он побывал не в поместье среди глухого леса, а во дворце Георга Второго.

Вычурное хвастовство и показная роскошь поражали воображение любого: огромные галереи, заполненные картинами в массивных рамах, залы с античными статуями, посуда из тончайшего китайского фарфора, блестящие витрины с изящными изделиями из ткани, металла и, конечно, драгоценных камней, привезённых из разных уголков Старого и Нового Света. Всё это убранство заполоняло многочисленные гостиные, бальные залы, библиотеки, освещалось сотнями свечей в расписных канделябрах и хрустальными люстрами, а небольшой отряд из тридцати шести слуг в любой момент был готов выполнить просьбу хозяина и его гостей. Непреодолимое влечение к прекрасному зачастую переходило грань здравомыслия, заставляя Джедедию безудержно скупать всевозможные полотна, гобелены и вазы, не задумываясь об их цене и надобности.

Какая же глупость, скажу я вам! Ведь именно из-за чересчур роскошного убранства сплетни о достатке стали появляться в народе всё чаще и чаще. Потому как, сколько бы Джедедия не тратил на свои прихоти и развлечения, он всегда оставался при деньгах. Оправдания вроде «щедрые дальние родственники» и «наследство от крёстного дядюшки» звучали до боли избито и неправдоподобно. Тогда Ван дер Брум решил действовать. Взяв за считанные месяцы весь глухой край под свой контроль, он переименовал его в Бухту Ливингстона. Отвращение не даст мне сказать, какими способами он добился этого.

Знаете, у Джедедии помимо страсти к искусству была ещё одна слабость… Догадываетесь, какая? Именно, кошки! В особняке целый этаж был отведён этим четвероногим. Так что нет ничего удивительного в том, что, придя к власти, он определил ряд правил, первым из которых стало «не причини вреда кошке». Он же и ввёл культ почитания четвероногих, сделав в дальнейшем милых хвостатых символом фамильного герба. Те же, кто преступали закон, платили дорогую цену, и нередко – собственной жизнью. А последующее за тем указание окончательно перевернуло и без того странноватую жизнь маленького городка.

В те дни воды этого края были полны рыбой, леса – ценными породами зверей и птиц, каждый метр изобиловал сладкими зрелыми ягодами с большой палец величиной, а под осень поляны были усыпаны грибами небывалых размеров. Выгодное приморское положение открывало экономические просторы для различных отраслей и путешествий, но лишь для тех, кто соглашался жить и работать здесь до конца своих дней. Да-да, вы не ослышались. «Прорасти корнями на благо дома» стало вторым правилом, согласно которому никто не мог покинуть пределы Ливингстон Бэя без личного разрешения Джедедии. С теми же, кто осмеливался переступить пределы без «благословения», случались – какая неожиданность – несчастные происшествия. Вам нет нужды волноваться за собственную свободу. По крайне мере пока что. Это правило распространяется только на тех, кто прожил в Ливингстон Бэй дольше трёх полных лун.

Нововведения касались даже недавно прибывших субъектов с сомнительной репутацией и прошлым – друзей Джедедии. С распростертыми объятьями и широкой улыбкой он встречал на пристани корабли. Ведь теперь колдовство и поклонение иным богам не каралось инквизицией. Все, кто когда-то нёс слово католической церкви, загадочным образом ушли из жизни, дав дорогу богохульным обрядам там, где когда-то воспевали величие единого Бога. Чернокнижники, маги, ведьмы и прочий многоязычный сброд заполонил грязные широкие улицы, щебеча на разных языках. Ливингстон Бэй стал для них райским домом. В обмен на вечную верность Ван дер Бруму, они могли свободно творить свои запретные дела.

Ходить по ночам стало по-настоящему опасно. После наступления темноты обычным людям ничего не оставалось, как накрепко запирать двери и всегда держать наготове ружьё Потомки этой нечисти живы и поныне. Они всё также произносят заклинания над котлом в подвале, а в День Всех Святых поднимаются на своих мётлах в небо… Не смейтесь. Я абсолютно серьёзна.

Всё это неожиданным образом положительно сказалось на росте и развитии Ливингстон Бэй. Маленькая захудалая деревня превратилась в чудесный портовый городок. Вместе с тем стало расти и влияние Ван дер Брума, побудив множество семей сватать ему своих дочерей и сестёр. Да, в местах, подобных этому, истинным везением было удачно выдать замуж свою кровиночку. А уж когда претендент – самый богатый и могущественный человек, то и говорить не о чем. Сотни девушек из разных провинций, городов и даже стран съезжались сюда с единой целью: раз и навсегда обеспечить себя и будущих потомков. Но лишь одной из них удалось украсть тёмное сердце колдуна.

Семейство Кэмпэбеллов происходило из далеких северных земель, холодных ветров и упорных нравов. Не имея за душой ни гроша, они приехали попытать счастья, ведь их фамильный недуг обрёк их скитаться в поисках укромного уголка, спасаясь от человеческой злобы и жестокости. Что за недуг, спросите вы? Снежно-белый левый клык, толщиной с мизинец, выпирающий изо рта. Недаром их семейство прозвали Криворотыми, ведь из-за угрожающего острия во рту губы деформировались, не давая их обладателям бегло общаться. Приходилось говорить медленно, делая усилие над тем, чтобы правильно вытолкнуть из себя нужное слово.

Новая хозяйка поместья оказалась на редкость плодовитой. Первая же беременность принесла девятерых детей. Росли они невероятно быстро и уже к трём годам могли читать, считать и даже играть на музыкальных инструментах. Одарённые с детства, каждый стремился преумножить богатства семьи, пополняя залы репродукциями картин и драгоценностей, а затем, сочетавшись браком с семьёй не менее колдовских кровей, пустить корни на долгие века. Да… те, кто жили в здешних землях, обретали удивительное долголетие и устойчивость к болезням, косившим в ту пору тысячи. К слову, из всех Ван дер Брумов лишь старшая дочь покинула эти места, так и не вернувшись в родительский дом. Она выбрала шумную и оживленную жизнь столицы, ещё не зная, что очень скоро её тихий Ливингстон Бэй окажется в центре внимания журналистов.

Почуяв в начале 80-х годов тенденцию к механизации, Ван дер Брум решился основать так популярную в те времена фабрику, но не ткацкую, а по производству кошачьего корма. Местом строительства был выбран Утёс Молний. И неспроста. Учеными мужами было предложено использовать грозы на нужды электричества. Хотя природная стихия не раз сжигала строительные леса и даже самих рабочих, механизм получения энергии был отлажен, а производство запущено.

Мыслимо ли! Маленькая деревушка превратилась в фабричный городок, набирающий обороты с каждым днём. В эту сторону даже планировали прокладывать железнодорожное сообщение, причём через главные путевые артерии страны! Чудесное было время. Но длилось оно недолго. Всё имеет конец, и даже время однажды закончится. Череда неудач и неблагополучных событий привели нас к тому, что ныне о Ливингстон Бэй знают только перелётные птицы. И то с высоты небес.

Смерть Джедедии пришлась на холодный декабрь 1924 года. Его уход потянул за собой целую череду несчастий. Началось всё с чудовищного шторма. Причал, судна, лодки, сети – всё смыло в глубины моря. Десятки домов на набережной были затоплены, а маяк и вовсе ушел под воду. По сей день он остаётся в пучинах моря. Вряд ли оно когда-то отпустит свою жертву. Только если у сов зацветут хвосты[2 - Польское выражение «когда совиный хвост зацветёт», которое по смыслу эквивалентно нашему «когда рак на горе свистнет».], ха-ха! О, а вы знали, что если приковать лодку к берегу или поставить сети, то их унесёт за горизонт всего за пару часов? Интересная аномалия, не правда ли? Ко всему прочему, не рекомендую рыбачить в здешней бухте. Редко кто выбирается на сушу после подобной дерзости. По крайне мере, живым.

Огромная, питающая город, отрасль рыболовства потерпела крах. Временной заменой ей стала охота. Но и она быстра угасла. Жарким летом того же года часть лесной дичи подохла от неизвестной заразы. Охотники в ужасе находили мёртвых птиц, оленей, уток, зайцев и прочую разнообразную живность. Их мясо было ужасно жестким, как подошва. Да и вкус так себе. Выжившие животные мутировали в уродливых тварей, нападающих на любого, кто окажется в Тёмном, а ныне – Проклятом— Лесу. С острыми когтями и ртом, полным зубов, из жертв они стали палачами. Но охоту на них не прекратили. Лучше так, чем помереть с голоду. К слову, кролик, которого вы сейчас едите, некогда скакал по лесу на шести ногах, периодически цепляясь рогами за кустики. Приятного аппетита.

Ни о какой железной дороге не могло больше идти и речи. По Ливингстон Бэй потянулись зловещие слухи о проклятии, оставленном Джедедией в «подарок» потомкам. Людей охватила паника, ведь никто не мог покинуть эти края живым. Моряки, что раньше хоть на время могли уплывать из злосчастного города, оказались отрезаны от других берегов бушующими волнами, а торговцы – лесной полосой, кишащей исчадиями ада. Единственная запасная дорога через болотные пустоши была ненадёжной. Грузовики то и дело уходили на дно, а люди исчезали, как только на топь опускался туман. Огромная крышка невидимой ловушки захлопнулась, и следующими, кого коснулась невидимая рука смерти, стали сами жители Ливингстон Бэй.

Дождливым осенним днём в стенах тогда ещё вовсю функционирующей фабрики произошло массовое убийство рабочих. Никто толком не знает, как это случилось. А те, кому довелось расследовать дело, так и не смогли рассказать об ужасающей истине, пришедшей к ним. Забившиеся в каморках и укромных уголках, они издавали нечленораздельные звуки, перекликаясь визгами и вскриками. Несколько крепких нервами ребят, выносивших трупы, сохранили рассудок, но держали рот на замке. Будто одно лишь упоминание тех событий могло вызвать неведомое существо обратно, чтобы закончить начатое.

Вижу, вы слушаете меня внимательнее, чем раньше. Думаю, мне стоит рассказать об этом инциденте поподробнее. Накануне, перед происшествием, у завода кончились запасы мяса, необходимого для производства корма. Склады пустовали, а новые поставки ожидались не раньше, чем через неделю. Пришлось распускать рабочих по домам и поставить на «стоп» конвейерную ленту. Вот только утром следующего дня фабрика вновь заработала. Чёрный смог повалил из труб, душа прохожих и заволакивая солнце. Удивлённые рабочие устремились к воротам здания, радостно переговариваясь. Они переступили порог завода и больше не вернулись обратно.

Но один из грузчиков проспал. Он явился на фабрику только к обеду. Это спасло ему жизнь, но, к сожалению, не рассудок. Он был удивлён, обнаружив на складе огромные куски аккуратно упакованного мяса, завёрнутого в белоснежные обёртки. Но куда более его поразила гнетущая тишина, не нарушаемая оживлёнными голосами и лязгом инструментов. Все словно испарились в одно мгновенье, оставив огромного железного монстра работать самого по себе. Сколько он ни пытался звать товарищей, ответом был шум установок и свист пара, вырывающегося под давлением из щелей труб.

Обескураженный и напуганный, грузчик стал спешно возвращаться назад. Но на полпути через сортировочный цех его взгляд приковали туши мяса на крюках, что не спеша поочередно подавались внутрь обрабатывающего отсека. Что-то в них приковало внимание, заставив вглядеться. В следующую секунду из его горла вырвался вопль ужаса. Бедный грузчик, констебль, местный главврач, мэр и некоторые, согласившиеся прийти по своему незнанию, потом долго не могли отойти от шока. Даже местные газеты обошлись кратким очерком и списком жертв, не решаясь поведать подробности. Абсолютно ненужная цензура, как я считаю. В маленьких городках, подобных этому, у каждой стены есть рот и уши, хи-хи.

Думаю, вы уже догадываетесь, что они увидели на тех железных крюках. Людские тела с содранной до мышц кожей и отрубленными головами. Часть готового человеческого фарша была упакована в баночки с кормом и готова к доставке. Те же несчастные, что не успели попасть под тесак неведомого монстра, валялись большой кровавой кучей. Со снятой кожей, вывернутыми внутренностями, разорванными сухожилиями и раздробленными костями. Голые, грязные, с гримасой невообразимой боли, навсегда запечатлённой на их лицах, они представляли собой жалкую пародию на скот, готовый разойтись по цехам. Кто сотворил с ними это? Неизвестно. Несколько существ или одно, очень мощное и злое, не имеющее права называться человеком, проникло на завод и ушло оттуда незамеченным, оставив после себя след из обезображенных трупов.

Трудно описать, какой начался хаос. Город наводнил ужас. На Площади Пяти Столпов собирались разъярённые толпы людей. Они требовали дать им свободу, что отнял у них Джедедия много лет назад. На счастье Ван дер Брумов, треть населения состояла из их приспешников – таких же ворожей и магов. Быстро подавив недовольство, они собрались в родовом поместье и целую ночь решали судьбы людей. Вердикт был следующий: каждый, кто хочет покинуть Ливингстон Бэй, имеет на это три дня. При этом вернуться назад у них больше не будет возможности.

Давя друг друга и хватая всё, что могли унести, люди толпами устремились через гнилую топь прочь из края, где мрёт всё, что дышит жизнью. Некоторые машины были так нагружены, что уходили под торф, унося с собой людей. По истечению срока, словно велением высших сил, многострадальная дорога через болота рухнула, погребая запоздалых беженцев. Ливингстон Бэй на долгие-долгие годы оказался отрезан от внешнего мира.

О нас стали забывать – дорожный знак сняли, а название вычеркнули из справочников. Лично я считаю, это было даже к лучшему. Особенно учитывая специфику местных ритуалов и приношений… Кхе-кхе. Так, о чем это я? Ах, да. Потребовалось почти столетие, чтобы прорубить опушку и выстроить дорогу вдоль обрыва, по который вы, вероятно, и приехали сюда. Да, она ненадёжна, в некоторых местах опасна, но это всё же лучше, чем пытаться проломиться через Проклятый Лес или вброд пересекать зловонное болото.

Главная артерия города – завод кошачьего корма – за это время пришла в упадок, в том числе и из-за новых брендов. Ни о какой славе речи уже нет, а остатки сил брошены на выживание. Так что столетие-другое мы, может, ещё и протянем…

Что же я могу сказать лично вам? Каждый, кто находится на этой земле, обязан следовать правилам и бережно соблюдать традиции, возникшие задолго до вашего появления. Некоторые могут показаться странными или даже отвратительными, но всё же отнеситесь к ним с уважением. Я не знаю, надолго ли вы здесь. Однако уверена: совсем скоро вы научитесь чувствовать то же, что и остальные жители. Привыкнете. Освоитесь жить бок о бок с мёртвой тьмой. Вам никуда от неё не деться. Не сбежать. Это бесполезно. Мы – её семья, рабы и лучшие друзья. Чем раньше вы это поймёте, тем легче будет принять окружающую реальность. И помните, куда бы вы ни двинулись, тьма всегда будет рядом с вами, оберегать или же пытаться убить – зависит от ваших действий. Но она никогда не покинет эти края, ведь пока живы мы, будет жить и она.

Глава 4

На протяжении рассказа Мор умудрилась раз пять чуть не лишиться жизни. Зажав очередную сигарету двойным рядом белых зубов, она принималась раскачиваться на стуле, как в кресле-качалке. Ни опасность сломанной шеи от подобных манёвров, ни даже очередное практически падение не могли отвадить её болтать ногами в воздухе. Когда же со стойки послышалось заветное: «Заказ готов», она сломя голову кинулась за едой, по дороге перевернув пару стульев. Поднос тоже не избежал пляски и позвякивания тарелок от прыгучей походки Мор.

Неторопливая трапеза проходит в приятной тишине. Агата, как подобает правилам этикета, разделывает мясо и нанизывает ровные кусочки на вилку. Мор же, подобно урагану, уничтожает сладкое, не чураясь время от времени издавать удовлетворенные мычащие звуки. Лакомства были испечены в форме частей животных. Котобулочка приняла форму четвероного любимца города. Чизкейк, или, точнее, чизкот вместо треугольной формы имел полукруглую и выглядел как огромная зубастая улыбка из-за зигзагообразного слоя ванили сверху. Маковая начинка плетёнки закручивалась в спираль, образуя лапку с мостиками из теста между подушечками. Подобные кулинарные изощрения навевали мысль о «культе кошек», что теперь казалось не таким уж и бредом.

В кафе стал стягиваться рабочий люд. Ароматы из кухни, перебивая друг друга, дурманили голову, а непрекращающийся грохот, сопровождающийся энергичными перекрикиваниями, навевал на мысль о бурной работе на кухне. Пришедший персонал с интересом поглядывал на ранее невиданного гостя и в особенности – на скрюченные длинные пальцы.

– Чтоф думаетфе о нашем скромфном крае? – дожевывая последнее лакомство, спросила женщина.

– Недурно для подобной дыры.

– Лучший комментарий, что я слышала за последние годы.

Агата хмыкнула, в очередной раз окинув собеседницу недоверчивым взглядом. Медленно потягивая кофе, она никак не могла оторвать глаз от блестящих очков.

Мор, при всей её добродушной болтливости и глуповатой наивности, отчего-то внушала чувство опасности. Часть лица скрыта. Одежда не по размеру мешковата. Каждая деталь её образа и само её появление в жизни Агаты вызывали настороженность. Немного подумав, девушка пришла, пожалуй, к очевидному выводу: женщина с самого начала хотела с ней познакомиться. Только искала предлог. При этом, наведываясь в гости к Этель, она почему-то лишь косилась в сторону Клок-Холла, не решаясь подходить ближе. И хотя каждый раз, открывая рот, Мор изливала потоки слов, то было лишь поверхностью айсберга, мотивы скрывались далеко в глубине.

Двери с грохотом открываются. Весело переговариваясь, в кафе вваливается группа мужчин. За плечами у них висят охотничьи ружья. Четверо разваливаются на мягких креслах с подушками, один уходит к кассе громким баритоном окликать Бэзила.

– А вот и наши герои подоспели. Пойдём, узнаем, как обстоят дела.

Мор спешно поднимается. Агата задерживается, чтобы отряхнуть одежду от крошек и застегнуть пиджак. Лишний раз светить оружие не стоит. На секунду задержавшись, она хватает блестящий предмет, забытый Мор на столе, и быстро сует в карман. Его хозяйка в это время решает срезать путь. Подобрав юбку, она перемахивает через ведро уборщика. И, конечно, запинается о швабру. Мыльная вода, под крики несчастного мойщика, быстро растекается по полу.

«Если эту женщину послали завербовать меня в местную секту, то они очень сильно пролетели с выбором. Это худший подставной агент, что я видела». Агата встретила достаточно «кротов», чтобы делать подобные выводы. На её опыты покушались не один раз и с разной целью: кто-то хотел стащить формулы, другие подпортить чистоту эксперимента. А эта ходячая несуразность даже мимо охранника, не вызывая подозрений, пройти не смогла бы.

Перекрикивая гремящий гогот мужчин, Мор пытается извиниться перед уборщиком и даже отобрать швабру. «Помочь» ей не дают, пригрозив нажаловаться Бэзилу и подкрепив словами: «От вас больше вреда, чем пользы, мяуэм».

– Мяугарет опять не с тоуй ноги встала, – подаёт голос один из охотников. Странноватое мяукающее коверканье затрудняет понимание.