Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин

<< 1 ... 9 10 11 12 13 14 >>
На страницу:
13 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
«Для всех книг, в особенности для книг автобиографических, есть одно святое правило – их следует писать только до тех пор, пока автор может говорить правду».

«По существу, творчество каждого писателя есть вместе с тем и его автобиография, в той или иной мере преображённая воображением. Так бывает почти всегда».

Томас Манн писал:

«Нам кажется, что мы выражаем только себя, говорим только о себе, и вот оказывается, что из глубокой связи, из инстинктивной общности с окружающим мы создали нечто сверхличное… Вот это сверхличное и есть лучшее, что содержится в нашем творчестве».

Экспромт блистательной Матильды

А время шло…

Конечно, счастливое времечко счастья, которое Матильда испытала в период любовных отношений с цесаревичем, не забывалось. Но нужно было жить, нужно работать. Любимое дело помогало отвлечься, хоть немного притушить боль разлуки. И она ведь уже была в числе самых знаменитых балерин. Дочь Мариуса Петипа Вера Мариусовна вспоминала:

«К числу артисток, о которых я слышала от отца (или помню сама) и которые вполне удовлетворяли его художественным требованиям, принадлежали, кроме его первой жены, высоко талантливые В. Никитина, обладавшая исключительным природным дарованием, О. Преображенская, воплощавшая в пластических движениях всю совокупность музыкальных замыслов, М. Кшесинская, одаренная выразительной эмоциональностью, А. Павлова, пленявшая своей исключительной элевацией (высоким прыжком в балетном танце. – А.Ш.) и античной формой танца, и приезжавшая из Москвы Л. Рославлева, блеснувшая своими исключительными данными».

Матильда постоянно работала над собой и старалась следить за всем новым и ярким в балете. Осенью 1899 года Дирекцией Императорских театров в Россию была приглашена на несколько спектаклей итальянская балерина Генриетта Гримальди (Гримальди Энрикетта). Кшесинская не могла упустить случая посмотреть на технику танца итальянки и, узнав, что та выступает в роли Сванильды в балете «Коппелия», поспешила в город на спектакль. О случившемся на этом спектакле происшествии Матильда рассказала в мемуарах:

«В конце первого акта, во время вариации на пуантах, видно было, что что-то случилось с Гримальди, которая со слезами на глазах принуждена была оставить сцену. Как только опустили занавес, режиссер балета г. Аистов прибежал ко мне в ложу умолять закончить спектакль ввиду того, что Гримальди повредила себе ногу и не в состоянии больше танцевать. Я, конечно, отказалась экспромтом выступить на сцене: у меня ничего не было с собою, ни костюма, ни грима, да, кроме того, я давно не выступала в этой роли, а главное, я всё лето не работала и не была подготовлена. Но, видя беспомощное состояние режиссера и желая выручить Дирекцию и не срывать спектакля, я наконец не без страха согласилась заменить Гримальди».

И что же… Экспромт получился выше всяких похвал, несмотря на то что Кшесинская давно уже передала это своё балетное исполнение балерине Ольге Иосифовне Преображенской (1871–1962), будущей (в 1902–1920 годах) приме-балерине Мариинского театра.

В отчёте было отмечено:

«Несмотря на то что г-жа Кшесинская давно не исполняла эту роль и ей пришлось танцевать совершенно без подготовки, она только сначала выказала некоторую неуверенность, но вскоре вполне овладела собой и прекрасно провела всю сцену куклы как в техническом, так и в мимическом отношении, танцуя без всяких ошибок и пропусков. Всё это, конечно, красноречиво говорит о силе и яркости дарования г-жи Кшесинской. Нечего и говорить про то, что публика наградила артистку самыми шумными овациями. Дирекция Императорских театров в изданном на следующий день приказе выразила свою искреннюю благодарность Матильде Феликсовне за её любезность, которая дала возможность закончить спектакль».

Наверное, даже не только артистам балета, но и человеку, не имеющему отношения к сцене, нетрудно себе представить, каково вот так, не только без репетиций, без которых не начинаются даже текущие спектакли, чуть ли не ежедневные, без элементарной даже разминки выйти на сцену в чужом костюме, с незнакомыми партнёрами. Кшесинская всё преодолела, потому что жила балетом и в балете, и эта жизнь в балете помогала преодолеть страдания и грусть по той волшебной жизни, которую она провела в любви с цесаревичем, ставшим теперь государем.

Наконец-то она – Эсмеральда…

А вскоре Матильде настало время вспомнить вопросы, которые задавал ей Петипа: «Ты любил? Ты страдал?» Теперь она могла ответить не только: «Да, любила», но, увы, и «Да, страдала!»

Директором Императорских театров был назначен князь Сергей Михайлович Волконский (1860–1937), человек разносторонне образованный, тонкий ценитель искусства, известный театральный деятель, режиссёр, критик. Не без его участия был возвращён на сцену балет «Эсмеральда», несколько уже обновлённый, причём обновлённый под Кшесинскую. Пришла пора, когда под неё восстанавливались старые или задумывались новые спектакли.

Матильда была вне себя от радости. Даже спустя много лет она с удовольствием и конечно же с гордостью вспоминала о начале работы над балетным спектаклем:

«Князь Волконский часто приходил на репетиции и внимательно следил за всеми приготовлениями к этому балету. Князь был чрезвычайно ко мне внимателен и любезен, и я была убеждена, что наши отношения будут всегда самыми лучшими. Но, по-видимому, при его вступлении в должность директора его сразу предупредили, что ему будет нелегко со мною, на что он будто бы ответил, что справится и не будет обращать никакого внимания на мои желания. К сожалению, он не понимал положения и ответственности первых артистов, которые несут на своих плечах огромный репертуар. Это вскоре привело к первому столкновению, которого легко было бы избежать.

Несмотря на то что я только что выручила Дирекцию, заменив Гримальди во время спектакля, и за это получила благодарность от князя Волконского, он решил передать Гримальди, только что приглашённой к нам на гастроли, мой любимый балет “Тщетную предосторожность”. Узнав об этом, я поехала к нему и просила его этого не делать. Я хотела в этом балете появиться осенью, а балеты, включённые в репертуар балерины, не передаются другим без её ведома и согласия. Но, несмотря на мою просьбу, выраженную в почтительной и вежливой форме, он мне ответил отказом. Конечно, я так этого не оставила и приняла свои меры. Через несколько дней директор получил от министра двора приказ оставить балет за мною. Это сделал опять для меня Ники, несмотря на то, что он находился в это время в Дармштадте».

Она не могла отдать этот балет. Слишком много было связано с ним. Ведь именно выступление на выпускном представлении привлекло к ней внимание императора Александра III, который вошёл в зал как раз во время её танца. Именно тогда увидел её на сцене ставший навечно дорогим её сердцу Николай Александрович, в то время цесаревич, а ныне недосягаемый и незабываемый её и уже не её Ники.

И вот он, Ники, повелел оставить за ней этот памятный балет. Ну а князь Волконский испытал несколько неприятных минут и вынужден был отказаться от своих решений, но, к чести его, он, по словам балерины, оставался любезен и предупредителен с нею, как будто ничего не произошло между ними.

А мастерство множилось и крепло не по дням, а по часам. Балерина уже выработала свой почерк выступлений, о котором сама говорила так:

«Когда я выступала на сцене, я любила знать, что в зале среди публики находится человек, которому я нравлюсь. Это меня вдохновляло. Выходя на сцену, надо было уметь сделать вызов публике и дать ей понять, что я ради неё на сцене. Надо было жестом призвать её к себе, приковать её внимание и увлечь за собою. Я считала очень важным захватить публику с первого момента своего появления на сцене, и публика отвечала на мой призыв громом аплодисментов, от этого момента зависел успех спектакля. Про меня говорили, что никто так не умеет, как я, выходить на сцену и сразу овладеть публикой».

Видимо, присутствие в зале человека, которому Матильда нравилась или который даже был в неё влюблён, облегчало вот такое притяжение внимания публики. Словом, что-то мистическое было в этом, словно чувства её поклонника передавались другим, растекались по залу и взрывали его аплодисментами.

Известный балетный критик, искусствовед и балетовед Аким Львович Волынский в своей книге «Мариинский театр» писал:

«По всей справедливости, нельзя не упомянуть в первую очередь имя М. Ф. Кшесинской, которая в течение четверти века была воплощением, олицетворением действительно большой артистки – “прима-балерина-абсолюта” – Императорского балета: артистка с блестящей техникой и которая обладала к тому же в совершенстве особым даром захватывать публику, как только она появлялась на сцене».

Волынский отметил и главную уловку Кшесинской – манеру выхода на сцену. Он писал, что едва она появляется на сцене, как «своим блеском затемняет всех кругом… как будто вдруг засиял свет».

Свои статьи посвящали Матильде Кшесинской лучшие театральные критики. Так, сын известного русского поэта Алексея Николаевича Плещеева Александр Алексеевич Плещеев (1858–1944), писатель, драматург, историк балета, сам выступавший на сценах московского Малого театра и женатый на актрисе Е. Н. Рощиной-Инсаровой, автор более чем 30 пьес, с восторгом писал о блистательной балерине:

«Г-жа Кшесинская 2-я, как всегда, танцевала в “Спящей красавице” с выдающимся успехом, и артистка с лёгкостью, присущим ей блеском и законченностью исполняла свои вариации, которые, несмотря на требования публики, как, например, в последнем действии, не повторила. У г-жи Кшесинской 2-й много таких индивидуальных качеств, которые выделяют её из ряда остальных танцовщиц; у неё много жизни, огня, весёлости в исполнении; она оживляет сцену своим появлением и своей улыбкой, не исчезающей даже тогда, когда ногами приходится выводить узоры, граничащие если не с опасностью для жизни, то с возможностью вывернуть ногу. Таких хореографических трудностей, которые обязательны ныне для балерины, во дни Дидло танцовщицы и во сне не видали. “Спящая красавица” опять собрала полный театр публики. Г-же Кшесинской 2-й поднесли корзины цветов».

Он тоже отметил, что Матильда оживляет сцену одним только своим появлением.

А о балете «Дочь фараона», в котором Кшесинская выступала 21 октября 1898 года, Александр Алексеевич Плещеев с восхищением написал:

«В прологе молодой англичанин со своим слугой Джоном путешествуют по Египту и, застигнутые в Сахаре сильнейшим “сомумом”, прячутся в ближайшей пирамиде со своим проводником и носильщиками их багажа. Проводник объясняет молодому англичанину, что в этой пирамиде находится мумия дочери фараона, которая установлена в углублении, которая и видна в глубине сцены. Потом носильщики раскладывают пледы и подушки, засыпают, и под влиянием опиума англичанин видит чудный сон. Он – молодой египтянин, мумия оживает в красавицу, дочь фараона, и начинаются неизбежные и бесконечные хореографические видения: мумия превращается в г-жу Кшесинскую 2-ю, которая в прелестном костюме, освещённая сверху электрическим лучом, быстро приковывает общее внимание. В течение всего огромного, растянутого балета балерина не сходит со сцены, мимические рассказы Аспиччии чередуются с танцами, которые талантливый балетмейстер кое-где добавил, применившись к условиям нынешней техники, более требовательной и сложной, нежели во времена Розети. Мимические рассказы исключительно драматического содержания очень трогательны в передаче г-жи Кшесинской 2-й, которая не переигрывает, не подчеркивает их, обнаруживая, так сказать, инстинктивную меру во всем. У г-жи Кшесинской много нежной, выражаясь словами известного писателя, простодушной грации. Она ведет сцены с увлечением, как, например, в рыбачьей хижине, рельефно передает рассказ о преследовании, так что получается весьма правдивое впечатление. В последней картине мольба о пощаде дорогого ей человека и потом восторженный порыв сердца, когда отец исполняет её желание и соглашается выдать Аспиччию за Таора, удаются г-же Кшесинской 2-й ещё лучше. В этом исполнении нет реализма и мощи Вирджинии Цукки, скорее драматической актрисы, чем танцовщицы, но оно носит отпечаток увлечения и обаятельности. Все танцы талантливой балерины… красивы, она справляется с ними безукоризненно. …Она танцует гордо, заносчиво, посматривая на окружающих с соблазнительной восточной негой… Остаётся упомянуть о роскошных, полных разнообразия и вкуса костюмах балерины, которые к ней чрезвычайно идут. Успех г-жи Кшесинской в такой тяжёлой, ответственной роли, безусловно, заслуженный и единодушный, примиривший ценителей и судей. Этот успех окончательно убедил меня в том, что М. Ф. Кшесинская – лучшая русская современная балерина, успевшая в течение трёх лет со времени выхода в свет первого издания моей книги широко, всесторонне развернуть свой симпатичный талант. Теперь это такая выдающаяся артистка, с которой придётся считаться иностранным танцовщицам. Ей поднесли много цветов».

Роман с великим князем

Император Николай Александрович так и не мог забыть свою первую любовь. Он не позволял себе даже мечтать о встречах с ней, но думать-то, просто думать и вспоминать запретить себе не мог, да и не хотел.

Пасквилянты, легко играя словами, выдумывают небылицы, а между тем они вправе упрекнуть государя в истории с Матильдой Кшесинской лишь в том, что он продолжал о ней вспоминать на расстоянии. Ну что ж, если бы можно было упрекать только за мысли, наверное, многие и многие могли быть подвержены таким упрёкам.

Из всего обилия великих князей дома Романовых самым близким другом государя был великий князь Сергей Михайлович, пятый из шести сыновей великого князя Михаила Николаевича, сына императора Николая I. Великий князь Сергей Михайлович (1869–1918) – почти ровесник, всего-то моложе чуть больше чем на год.

Понимая, что Матильде будет очень сложно в окружении уже прогнившего интеллигентского общества, государь попросил опекать её именно великого князя Сергея Михайловича, и он по-настоящему помогал ей.

В мемуарах Матильда признавалась:

«В моём горе и отчаянии я не осталась одинокой. Великий Князь Сергей Михайлович остался при мне и поддержал меня. Никогда я не испытывала к нему чувства, которые можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал моё сердце, и я искренне его полюбила».

Ну а Сергей Михайлович полюбил искренне. Забегая вперёд, отмечу, что уже после того, как вынужден был отойти от Матильды, понимая, что не может соперничать с великим князем Андреем Владимировичем, он тем не менее так и не женился. Государя с ним связывала действительно настоящая дружба. Сергей Михайлович был одним из немногих, кто в 1917 году оставался в Ставке до последнего. В апреле его выслали в Вятку, а в мае 1918 года перевезли в Екатеринбург, где планировалось преступление по ликвидации членов царствующего дома. В ночь на 5 июля 1918 года приговорённых вывезли в Алапаевск. Великий князь Сергей Михайлович оказал сопротивление конвоирам и был убит тут же. Остальные, как известно, подверглись жестокой казни – их сбросили живыми в шахту железного рудника Нижняя Селимская.

Когда белогвардейцы достали оттуда тела убитых, оказалось, что в руке великого князя зажат маленький золотой медальон с портретом Матильды Кшесинской и надписью «Маля».

«Это был уже не пустой флирт»

В 1900 году исполнилось десять лет выступлений Матильды Кшесинской на Императорской сцене. На воскресенье 13 февраля был назначен её бенефисный спектакль.

Конечно, Матильда Кшесинская, талантливая и успешная балерина, требовала к себе и особого внимания. Зная, что на своих бенефисах балерины, как правило, получают подарки – царские подарки кабинета его величества, она позаботилась о том, чтобы именно ее подарок, который будет вручён, не оказался стандартным, то есть таким, как у всех.

Дарили обычно серебряные или золотые украшения, причём, разумеется, с символами самодержавной власти. Порой такие подарки были совершенно безвкусными.

Матильда обратилась к великому князю Сергею Михайловичу, своему постоянному заступнику.

– Не хочу, чтобы подарок был таким, как у всех, – говорила она. – Обидно, если и одеть его будет неприятно.

– А что же ты хочешь?

– Не знаю, но что-то оригинальное. Не как у всех.

<< 1 ... 9 10 11 12 13 14 >>
На страницу:
13 из 14