ХИМЕРА: Наследство Химеры
Словно по невидимому сигналу, в зале появились слуги. Бесшумные, как тени, они расставили на столе изысканные блюда: прозрачный бульон с трюфелями, запеченного фазана, воздушные овощные суфле. Вино в их бокалы налил лично Калеб. Ритуал был безупречным, отточенным до автоматизма, и от этого становилось не по себе.
Первые несколько минут прошли в гнетущем молчании, прерываемом лишь тихим звоном приборов. Александра заставила себя поднести ложку ко рту. Еда была восхитительной, но она стояла в горле комом.
«Ну что, Александра, – начал Калеб, отпивая вина. – Освоилась немного в своих апартаментах? Все необходимое есть?»
«Да, спасибо, – тихо ответила она, глядя на свою тарелку. – Комната… очень красивая».
«Отец всегда стремился к эстетическому совершенству во всем, – вступил Люциус. Его пальцы медленно водили по ножке бокала. – Считал, что окружающая среда формирует сознание. Красота, лишенная души, – лучший фон для интеллектуальной работы. Не находишь?»
Вопрос висел в воздухе. Это была не светская беседа. Это был тест.
«Наверное… – осторожно сказала Александра. – Но иногда душа ищет уюта, а не совершенства».
Люциус чуть заметно улыбнулся, будто получил ожидаемый ответ.
«Уют – это иллюзия, созданная для слабых, – парировал Калеб. – Сильные духом создают собственный уют из власти и контроля».
Изабелла вздрогнула, будто от удара током. Ее вилка с тихим лязгом упала на тарелку. Все взгляды устремились на нее.
«Извини, – прошептала она, глядя на Калеба умоляющими глазами. – Я нечаянно».
«Ничего страшного, сестра, – его голос стал сладким, как сироп, но глаза остались ледяными. – Нервы. Понимаю. Появление новой… родственницы после всех этих лет не может не волновать».
Он перевел взгляд на Александру.
«Изабелла всегда была очень чувствительной. Как и наша мать. К сожалению».
В его словах прозвучала не просто констатация, а обвинение. Словно чувствительность была пороком.
Изабелла сглотнула и, не поднимая глаз, тихо, почти шепотом, произнесла:
«Твои глаза…»
Александра замерла.
«Что с моими глазами?» – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Изабелла наконец подняла на нее взгляд, и в ее глазах было что-то дикое, испуганное.
«Они… они как у нее. Как у Призрака».
Слово повисло в воздухе, холодное и зловещее. «Призрак».
Калеб медленно поставил бокал. Звук был оглушительным в наступившей тишине.
«Изабелла, – его голос резанул, как лезвие. – Мы договорились не вспоминать о грустном. Особенно за ужином».
«Но Калеб, посмотри! – в голосе Изабеллы послышались истеричные нотки. – Правый глаз! Этот сектор… Зеленый. Почти такой же!»
«Я сказал, хватит!» – его рык заставил задрожать даже Люциуса. Он не кричал, но его низкий, подавленный голос был полон такой неконтролируемой ярости, что по коже Александры побежали мурашки.
Изабелла съежилась, словно от удара, и замолчала, уставившись в тарелку. По ее щеке скатилась единственная слеза.
Люциус кашлянул, пытаясь разрядить обстановку.
«Старые раны, – сказал он, обращаясь больше к Александре, чем к кому-либо еще. – Иногда они ноют при смене погоды. Или при появлении новых… лиц».
Калеб откинулся на спинку стула, взяв себя в руки с пугающей быстротой. Его лицо снова стало маской холодной учтивости.
«Прости за эту сцену, Александра. Семейные demons. У всех они есть. Надеюсь, ты не будешь судить нас слишком строго».
Александра сидела, онемев. Ее разум лихорадочно работал. «Призрак». Так они называли ту самую Лилию. Пропавшую дочь. И ее глаза… ее глаза были похожи. Это совпадение было тем крючком, на который она попала, и тем якорем, который теперь тянул ее на дно. Они не просто видели в ней самозванку. Они видели в ней призрака. Напоминание о их собственном грехе, их тайне, их боли.
Она посмотрела на Изабеллу – сломленную, запуганную. На Люциуса – проницательного и осторожного. На Калеба – контролирующего и яростного.
Это не была семья. Это была группа заключенных, запертых в одной клетке, где старший брат исполнял роль надзирателя. И она теперь была одним из них.
«Я… я все понимаю, – тихо сказала Александра, опуская глаза. – У меня тоже есть свои demons».
Калеб снова улыбнулся. На этот раз улыбка казалась почти искренней. Почти.
«Отлично. Значит, мы найдем общий язык. В конце концов, у нас общая кровь. И общие секреты».
Ужин продолжился, но напряжение уже не спадало. Александра механически ела, не чувствуя вкуса, снова и снова прокручивая в голове это слово.
«Призрак».
Она пришла сюда в поисках призрака Магнуса Блэквуда. Но нашла другого. И теперь сама стала им. Ей предстояло выяснить, что случилось с первой «Химерой» в этой семье, пока та же участь не постигла ее саму.
Глава 5
Роскошная комната, бывшая днем позолоченной клеткой, ночью превратилась в камеру пыток из тишины и собственных мыслей. Александра лежала на огромной кровати, уставившись в бархатный полог над головой. Он казался ей саваном. Каждый мускул был напряжен, каждое нервное окончание звенело, как натянутая струна.
После того кошмарного ужина ее проводили обратно, и снова прозвучал тот же щелчок замка. Звук тюремной камеры, прикрытой шелком и антиквариатом. Она пыталась читать, но слова расплывались перед глазами, не неся никакого смысла. Она пыталась придумать план, но ее сознание, отравленное страхом, выдавало лишь обрывки панических образов: Калеб с холодными глазами, чертежи из папки «Химера», испуганное лицо Изабеллы.
«Призрак».
Это слово преследовало ее. Она встала и подошла к зеркалу, вглядываясь в свое отражение при тусклом свете бра. Правый глаз. Небольшой зеленый сектор в каревой глазури. Ничем не примечательная деталь, которую она сама редко замечала. А для них она стала знаком, печатью, клеймом. Кем была эта Лилия? Что они с ней сделали? И главное – что теперь собираются сделать с ней, ее неудачливой двойницей?
Она погасила свет и устроилась у изголовья кровати, завернувшись в одеяло. Сон был немыслим. Она прислушивалась к каждому шороху за дверью. Шаги дежурного охранника, доносящиеся ровным, размеренным стуком, были единственным доказательством того, что мир за пределами этих стен все еще существует.
Прошли часы. Тишина становилась все более гнетущей, почти осязаемой. И вот, сквозь дрему, в которую она все-таки провалилась, до нее донесся другой звук. Не шаги. Негромкий, едва различимый скребущий звук. Будто по дереву провели ногтем.
Александра замерла, сердце заколотилось в груди. Она прислушалась. Снова. Тише. Царап-царап. Прямо в дверь.
Кто-то был там.
Медленно, стараясь не скрипеть пружинами, она сползла с кровати и на цыпочках подошла к двери. Прильнула ухом к холодному полированному дереву.
Снаружи послышался сдавленный шепот, такой тихий, что она скорее угадала его, чем услышала.
– Ты спишь?
Голос был тонким, дрожащим. Женским. Изабелла.
Александра не знала, что делать. Это ловушка? Провокация от Калеба? Но в том, как прозвучал этот шепот, была такая нагота страха, что это невозможно было подделать.
Она не ответила, затаив дыхание.
– Я знаю, ты не спишь, – снова донеслось из-за двери. – Я видела свет под дверью недавно.
Александра медленно, бесшумно выдохнула.
– Что ты хочешь? – прошептала она в щель у косяка.
Последовала пауза, полная такого напряжения, что его можно было потрогать.
– Ты не она, – наконец выдохнула Изабелла. Ее голос сорвался на высокой ноте. – Ты не Лилия. Я это знаю.
Ледяная струя страха пробежала по спине Александры. Ее разоблачили. Самый уязвимый член семьи увидел правду.
– Почему ты так думаешь? – осторожно спросила Александра, не признавая и не отрицая.
– Она бы так не смотрела. У нее был взгляд… пустой. Как у сломанной куклы. А ты… ты смотришь как мышь, попавшая в капкан. Ты боишься. А она уже давно ничего не боялась.
Слова Изабеллы были полны такой безысходной грусти, что у Александры сжалось сердце.
– Изабелла… – начала она, не зная, что сказать.
– Беги, – шепот за дверью стал резким, отчаянным. – Беги, пока не стало поздно. Пока он не начал Тест.
– Какой тест? О чем ты?
– Он всех проверяет! – голос Изабеллы дрожал. – Всех! Сначала было просто… вопросы. Потом карточки. Потом уколы. Потом… потом темная комната и звуки. Он проверял Лилию. Говорил, что нужно «укрепить разум», «очистить от слабостей». А потом она… она исчезла. И он сказал, что она не выдержала. Что она была слабой. Но я знаю! Я знаю!
Она замолчала, и Александра услышала, как она судорожно всхлипывает, пытаясь заглушить звук.
– Изабелла, успокойся, – попыталась ее унять Александра, сама пребывая в шоке от услышанного. «Уколы». «Темная комната». «Звуки». Это было куда хуже, чем она могла предположить. Калеб не просто планировал что-то. Он уже проводил эксперименты. На собственной сестре.
– Он думает, что я ничего не понимаю, что я глупая, – продолжила Изабелла, с трудом переводя дух. – Но я вижу. Он смотрит на тебя так же, как смотрел на нее в начале. С интересом. Ты для него новая игрушка. Более сложная. Он будет ломать тебя, пока ты не станешь такой же, как она. Или пока не сломаешься окончательно. Беги! Завтра, когда тебя поведут на завтрак. Ударь кого-нибудь, создай панику, что угодно! Но беги!
– Я не могу, – с горечью призналась Александра. – Дверь заперта, охрана…
– Тогда притворись! – отчаянно прошептала Изабелла. – Притворись сломленной. Сделай вид, что веришь, что ты – она. Это единственный способ выиграть время. Он любит, когда они ломаются. Это доказывает его правоту.
Снаружи донесся отдаленный звук шагов. Изабелла мгновенно замолкла.
– Мне нужно идти, – ее шепот стал едва слышным, испуганным. – Он ходит по ночам. Проверяет. Запомни: притворись. Или умрешь.
Легкие, торопливые шаги затихли в коридоре. Александра осталась стоять у двери, прижавшись к ней лбом. Ее тело била мелкая дрожь.
Информация, которую она получила, была ужасна, но бесценна. Теперь она знала, что Калеб – не теоретик. Он практик. Со своей собственной лабораторией и подопытными. И что «исчезновение» Лилии было на его совести.
И она знала, что делать.
«Притворись сломленной».
Это была отвратительная, унизительная роль. Но это была роль, которая могла спасти ей жизнь. Она должна была заставить Калеба поверить, что его методы работают. Что она начинает забывать, кто она такая, и верить в то, что она – Лилия. Она должна была играть в его игру, пока не найдет способ переломить ее правила.
Она отползла от двери и снова устроилась на кровати, но теперь уже не как жертва, ожидающая своей участи, а как актриса, готовящаяся к самому важному выступлению в своей жизни.
Она закрыла глаза, представляя себе Лилию. Не по фотографиям, а по описанию Изабеллы. «Сломанная кукла». «Пустой взгляд». Она пыталась понять, что чувствовала та девушка. Каково это – когда твою волю медленно стирают, как старую запись.
Впервые за этот бесконечный день в ее душе поселилась не только паника, но и решимость. Холодная, острая, как лезвие.
Она не позволит ему сломать себя. Она будет притворяться. Она будет лгать. Она будет играть роль призрака, пока не найдет способ развеять тени этого дома раз и навсегда.
Снаружи снова застучали каблуки охранника. Ровно, размеренно. Как метроном, отсчитывающий время до начала спектакля.
Глава 6
Следующее утро началось с того же бесшумного ритуала. Та же экономка с каменным лицом принесла завтрак на серебряном подносе и проводила Александру в ванную комнату, роскошную и безоконную, как и все остальное. Каждое движение прислуги было отлажено, лишено каких-либо эмоций, будто они были не людьми, а деталями огромного, безупречно работающего механизма.
Александра провела ночь без сна, репетируя в голове свою новую роль. Она должна была быть подавленной, немного растерянной, но с проблесками любопытства к своему «наследию». Она должна была ходить по лезвию бритвы между страхом и принятием.
Едва она закончила завтрак, как дверь открылась без предупреждения. В проеме стоял Калеб. Он был одет в идеально сидящий темный костюм, и его взгляд был таким же острым и ясным, как будто он только что выпил двойной эспрессо, а не провел ночь в доме, где накануне хоронили его отца.
«Спокойно утро, сестренка?» – спросил он, его глаза скользнули по нетронутому омлету, а затем устремились на нее, выискивая следы бессонницы или паники.
Александра сделала вид, что вздрагивает от неожиданности, и опустила глаза.
«Да… спасибо».
«Отлично. Тогда я полагаю, настало время для небольшого экскурса в историю семьи. Полагаю, тебе будет полезно узнать, в чьих стенах ты теперь находишься». Он сделал жест, приглашая ее следовать.
Это был не предложение. Это была команда.
Она молча встала и пошла за ним, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Они шли по бесконечным коридорам, и Калеб начал свой рассказ. Его голос был ровным, лекторским, лишенным того ядовитого сарказма, что был за ужином.
«Особняк "Блэквуд-холл" был построен в 1872 году нашим прапрадедом, Натаниэлем Блэквудом, – начал он, указывая на массивный портрет сурового мужчины с бакенбардами. – Он сколотил состояние на судоходстве и сталелитейной промышленности. Но его настоящей страстью была… власть. Не та, что кричит с трибун, а тихая, невидимая. Он был тем, кто дергал за ниточки, пока другие плясали».
Они двигались дальше. Портрет за портретом. Мужчины с властными, нередко жестокими лицами, женщины с холодной, отстраненной красотой.
«Его сын, Себастьян, – Калеб кивнул на следующее полотно, – понял, что будущее не за промышленностью, а за информацией. Он скупал газеты, создавал информационные агентства. Он был одним из первых, кто осознал силу пропаганды. Что правда – понятие растяжимое, и тот, кто контролирует нарратив, контролирует реальность».
Александра слушала, и ее охватывало странное чувство. Это был не просто урок генеалогии. Это была демонстрация силы. Калеб показывал ей, что власть Блэквудов – не случайность последнего поколения, а кропливо выстраиваемая пирамида, возводимая десятилетиями.
«А это – наш дед, Кассиус, – Калеб остановился перед портретом человека с пронзительными, почти безумными глазами. – Он перенес свои интересы в политику. Консультировал президентов, помогал начинать войны и заканчивать их. Но он разочаровался. Он понял, что политики – марионетки с ограниченным сроком годности. Истинная же сила должна быть надгосударственной. Вне времени».
Они подошли к конце галереи. И вот, на самом почетном месте, висел тот самый портрет – Магнус Блэквуд в молодости. Те самые глаза, которые она видела в интернете. Разного цвета. Один – холодно-синий, как лед, другой – темно-карий, как старая кровь. Он смотрел с полотна с высокомерным, почти презрительным спокойствием.
«И вот, наконец, наш отец. Магнус, – голос Калеба изменился, в нем появились нотки почти религиозного пиетета. – Он понял, что все его предки бились около да около. Деньги, информация, политика… Все это инструменты. Но инструмент, который не ломается, не стареет и не предает, – это человеческий разум. Он осознал, что последний рубеж, последняя terra incognita – это не космос и не океанские впадины. Это пространство между нашими ушами».
Калеб повернулся к Александре, и в его глазах горел тот же огонь, что и на портрете у отца.
«Он изменил мир, но мир так об этом и не узнал. Он не стремился к славе. Слава – для шутов. Он стремился к фундаментальному сдвигу. К переписыванию правил человеческого существования».
«И… и ты считаешь это правильным?» – осторожно спросила Александра, стараясь, чтобы в голосе звучало не осуждение, а робкое любопытство. «Переписывать людей, как компьютерные программы?»
Калеб улыбнулся, словно радуясь вопросу ребенка.
«А разве нет? Вся наша цивилизация – это попытка переписать нашу жестокую, животную природу. Законы, мораль, образование – все это инструменты контроля и модификации поведения. Отец просто нашел способ делать это точечно, эффективно и необратимо. Он не создавал монстров. Он… корректировал ошибки эволюции. Убирал страх, слабость, иррациональные привязанности. Очищал разум для того, чтобы им можно было эффективно управлять».
«Управлять… для чего?» – прошептала она.
«Для порядка, Александра. Для прекращения хаоса, который люди называют "свободой воли". Представь мир без войн, потому что лидеры будут лишены агрессии. Мир без преступности, потому что преступники будут лишены асоциальных импульсов. Мир, где каждый занимает свое предназначенное место и счастлив в нем. Разве это не прекрасная цель?»
Он говорил с таким фанатичным убеждением, что на секунду она почти почувствовала гипнотическую притягательность этой идеи. Мир без боли. Но ценой чего? Ценой души? Ценой того, что делает человека человеком?
«Это звучит… грандиозно, – выдавила она, снова опуская взгляд, играя роль впечатленной, но напуганной девушки.
«Это и есть грандиозно, – поправил он ее. – И мы, Блэквуды, – архитекторы этого нового мира. Мы не будем править из дворцов. Мы будем править из лабораторий. Наш трон – это кресло оператора "Химеры".»
Он положил руку на ее плечо. Его прикосновение было холодным, даже сквозь ткань блузки.
«И теперь ты – часть этого. Твое появление здесь – не случайность. Это знак. Возможно, отец послал тебя, чтобы ты стала моим самым сильным союзником. Наследница, обретшая свою семью в самый нужный момент».
Александра почувствовала, как ее тошнит от этой идеи. Он уже строил планы, вплетая ее в свою больную фантазию. Он видел в ней не жертву, а инструмент. И это было страшнее.
«Я… я не знаю, смогу ли я… – она замялась, стараясь изобразить смятение. – Все это так ново и сложно».
«Не сомневайся в себе, – его пальцы слегка сжали ее плечо. – Ты – кровь Блэквудов. Это в тебе. Возможно, тебе просто нужно… помочь его в себе пробудить».
В его словах прозвучала тонкая угроза. «Помочь» – это явно означало те самые «тесты», о которых шепталась Изабелла.
Он отпустил ее и снова повел по коридору, но теперь уже к ее комнате. Экскурсия была окончена. Урок усвоен: ты в логове династии, которая поколениями стремилась к абсолютной власти, и теперь ты в центре их главного проекта.
Когда дверь ее комнаты снова закрылась, Александра прислонилась к ней спиной, переводя дух. Ее ум лихорадочно работал. Он не просто одержим. Он видит себя мессией, спасителем человечества от него самого. И такая одержимость не знает компромиссов. Она не остановится ни перед чем.
Игра началась. И теперь она знала, что ее оппонент – не просто злодей. Он – фанатик с видением. А бороться с видением гораздо сложнее, чем с простой жаждой власти. Ей предстояло притвориться, что она разделяет это видение. Притвориться, что она готова стать «наследницей». Это была самая опасная ложь в ее жизни.
Глава 7
День тянулся мучительно медленно. Время в комнате без окон текло иначе, то сжимаясь до размеров испуганного сердечного ритма, то растягиваясь в липкую, бесконечную паутину часов. Александра пыталась читать, но слова снова уплывали. Она расхаживала по комнате, мысленно репетируя каждую возможную фразу, каждую реакцию. Она должна была быть идеальной.
После обеда, который ей принесли в комнату, дверь снова открылась. На пороге стоял не Калеб и не безликая экономка, а Люциус Блэквуд. Он опирался на свою трость с волчьим набалдашником, и его взгляд, внимательный и спокойный, был на ней устремлен.
«Александра, – произнес он, и его бархатный голос звучал почти тепло. – Не желаешь ли составить компанию старому человеку за чашкой чая? Калеб погружен в свои проекты, а Изабелла… неважно. Мне бы не хотелось, чтобы ты скучала в одиночестве».
Это была не просьба. Это было следующее испытание. Но в отличие от Калеба, Люциус не давил. Он приглашал. И от этого было еще опаснее.
«Я… я бы с удовольствием», – тихо ответила Александра, вставая и сглаживая складки на платье. Она изобразила робкую улыбку.
Люциус провел ее не в столовую, а в небольшой, уютный кабинет, расположенный в другом крыле особняка. Здесь было меньше помпезности и больше настоящего, прожитого комфорта. Книги на полках были потрепаны, в камине потрескивали дрова, пахло старым деревом и хорошим табаком.
«Садись, дорогая, – он указал тростью на глубокое кожаное кресло у камина. – Английский или травяной?»
«Английский, пожалуйста. С молоком».
«Отличный выбор», – он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на одобрение. Он медленно, с привычной ловкостью, разлил чай по тонким фарфоровым чашкам.
Александра взяла свою чашку, чувствуя, как дрожат ее пальцы. Она поставила ее на стол, чтобы не пролить.
Люциус устроился напротив, откинувшись на спинку кресла. Он не спешил. Он наслаждался ритуалом, ароматом, тишиной.
«Ну, как тебе наша семья?» – наконец спросил он, и его вопрос прозвучал так, будто он спрашивал о погоде.
Александра опустила глаза в свою чашку.
«Все… очень необычно. Я все еще не могу поверить, что это происходит».
«Да, понимаю. Это должно быть ошеломляюще. Один день – и вся твоя жизнь перевернута с ног на голову». Он сделал глоток. «Расскажи о себе. О своей… прежней жизни. Где ты росла?»
Первый вопрос. Прямой и опасный. Она приготовилась.
«В городе. В обычной квартире. Мама… моя мама много работала. Она была учительницей». Она вплела правду – ее мать и в самом деле была учительницей литературы – в паутину лжи.
«Учительница, – повторил Люциус, как бы пробуя слово на вкус. – Благородная профессия. А как ее звали?»
«Мария, – имя сорвалось с ее губ само собой. Это было имя ее матери. Использовать его было рискованно, но выдумывать новое на ходу – еще рискованнее.
«Мария, – кивнул Люциус. – А отчество?»
«Владимировна». Еще кусочек правды. Ее сердце заколотилось. Он выстраивал базовую линию, проверяя на прочность.
«Мария Владимировна, – он снова кивнул, его лицо ничего не выражало. – И она никогда не рассказывала тебе о твоем отце?»
«Нет… Она говорила, что он был важным человеком, что их отношения были невозможны. Что она не хотела ему мешать». Александра сделала грустное лицо, глядя на огонь в камине. «Она умерла два года назад. Рак».
Еще правда. Горькая и болезненная. Она вложила в эти слова всю свою настоящую боль, и голос ее дрогнул сам собой.
Люциус наблюдал за ней внимательно, его глаза, казалось, фиксировали каждую микроскопическую деталь ее выражения.
«Приношу свои соболезнования. Должно быть, тебе было очень тяжело».
«Да, – прошептала она. – Было».
«И после ее смерти… ты решила найти отца?» – он перешел к следующему вопросу, мягко, но настойчиво.
«Сначала нет. Я… я не решалась. Боялась. Но потом поняла, что должна знать. Хотя бы посмотреть на него». Она подняла на него глаза, стараясь наполнить их искренней мольбой. «Я не знала, что… что он умрет. Я опоздала».
Она позволила голосу сорваться, изобразив отчаяние. Это была хорошая игра. Правда, смешанная с ложью, давала нужную текстуру, делая историю объемной.
Люциус помолчал, давая ей «успокоиться».
«Твоя мама… она была похожа на тебя?»
Александра едва не подавилась. Это был ловкий ход.
«Говорят, да. Особенно улыбка». Она снова использовала правду.
«А глаза?» – вопрос прозвучал невинно, но она почувствовала укол.
«Карие. Оба», – быстро ответила она, понимая, что это ловушка. Если бы она начала выдумывать про гетерохромию у матери, это бы ее выдало.
Люциус снова сделал глоток чая, и ей показалось, что уголки его губ дрогнули в почти незаметной улыбке.
«Любопытно. Генетика – штука загадочная. Иногда она прыгает через поколения, напоминая о давно забытых предках».
Он сменил тему, словно удовлетворившись услышанным.
«А чем ты увлекалась? До того, как оказаться здесь?»
«Я… я писала. Статьи. Для небольших журналов». Еще правда. Но очень дозированная.
«Журналистика, – произнес он с легкой задумчивостью. – Профессия для тех, кто ищет правду. Или создает ее».
В его словах не было упрека, лишь констатация. Но Александра почувствовала, как краснеет. Он знал. Он не мог не знать.
«Я просто хотела… понимать мир», – слабо сказала она.
«Понимание – это первый шаг к контролю, – философски заметил Люциус. – Возможно, твои склонности тоже являются частью наследия Блэквудов. Стремление докопаться до сути, разобрать механизм по винтикам… Да, это в духе семьи».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.