Род князей Зацепиных, или Время страстей и князей. Том 1

– Что такое, герцог? Я вас слушаю!

– Вы разрешите мне говорить все?

– Я прошу вас!

– Не стану говорить об отношениях моих к вашей тетушке. Вы их знаете. Полагаю, что вы знаете также, что мои дети – Петр, Гедвига и Карл – дети не моей жены!

– Я думаю, ваше высочество, что ведь вы не хотите сделать меня судьей вашей совести? – сказала цесаревна с любезной улыбкой.

– Нет! Я говорю это потому, чтобы выяснить вам желание вашей покойной тетушки сделать для моих детей все, что может только желать любящая и попечительная мать. Естественно, что она желала наградить их всем, что было в ее власти, не исключая даже своих прав царствующей государыни!

Цесаревна строго взглянула на Бирона, однако ж промолчала.

– Я говорю только о ее желании. На этом основании и составлено было предположение, чтобы когда ее племянница подрастет, то императрица объявит ее наследницей с тем, чтобы она вышла замуж за моего старшего сына, принца Петра. Правда, сын мой годом или двумя ее моложе, но вы сами знаете, что в политике о таких вещах не рассуждают!

– Да, граф Андрей Иванович хотел же меня выдать замуж за племянника! – припомнила цесаревна.

– Тогда ясно, что престол оставался бы в ее потомстве и законная, прямая наследница не была бы отстранена. Вопрос разрешался просто и к общему удовольствию.

«Забыли только обо мне; какое мне-то было бы удовольствие?» – подумала цесаревна, но тоже не сказала ни слова.

– К сожалению, ее племянница, а ваша кузина оказалась совершенно невозможной женщиной. С ней нельзя говорить, не только что-нибудь делать! Она не слушает ни убеждений, ни просьб, не принимает никаких советов, а живет в каком-то своем мире, вопреки всем доводам разума.

Чтобы сделать наперекор мне, она вышла за принца Антона, который, к сожалению, оказывается таким же невозможным, невероятным человеком, как и она. Императрица, видев это и не желая внести смуту и разгром в свое государство, где она столь достославно царствовала, по материнской заботливости своей о благе подданных и по чувству справедливости назначила своим наследником малолетнего внука, ныне императора, с тем, чтобы до его совершеннолетия империей управлял я. Но вы вашим светлым разумом, цесаревна, понимаете, что, поступая по совершенной справедливости, ее симпатии, ее желания оставались на стороне моего сына и что она назначила наследником принца Иоанна только потому, что не видела возможности, каким образом желания свои прилично соединить с справедливостью и разумом. Я принял управление и, признаюсь, убедился совершенно, что принц и принцесса оба люди именно невозможные. Сегодня я должен был отнестись строго к принцу Антону, но вижу, что моя строгость подействует едва на несколько дней; в нем еще столько ребяческого, мальчишеского, что ввериться ему и вверить столь важный государственный интерес, как воспитание будущего императора, немыслимо.

В этом моем крайнем, можно сказать, безвыходном положении я решился обратиться к вам, цесаревна: не поможете ли вы мне из него выйти? Не пожелаете ли спасти Россию от многих несчастий, которые неминуемо ждут ее, если дело останется в том виде, в каком оно теперь? И в то же время не пожелаете ли вы осуществить желание вашей тетушки видеть ее потомство на престоле… не согласитесь ли вы выйти замуж за моего сына Петра? Тогда мы сделаем револьт, и царствовать будете вы!

– Вы знаете, герцог, я не честолюбива и принимать на себя заботу управления государством… это не в моем характере. Не потаю, что, когда умер мой царственный племянник Петр Второй и покойная государыня была еще в Курляндии, многие говорили, чтобы я чем-нибудь заявила о себе, и тогда избрание могло бы состояться в мою пользу, но я отказалась прямо! Мое желание: жить покойно и счастливо в скромной доле частных лиц. Я желаю только избежать тех преследований и наблюдений, которыми меня со всех сторон окружают. Тем более что ваше высочество изволили мне благосклонно сообщить, что теперь мне предоставляются средства, которые все мои умеренные требования вполне удовлетворяют.

– Но и тогда вы будете совершенно спокойны. Управление вы поручите мне; сын мой будет не только ваш супруг, но и первый ваш подданный.

– Но, герцог, мне кажется, вы смеетесь. Принц Петр еще мальчик, я против него старуха! Разве я могу идти замуж за мальчика, который через несколько лет будет мной пренебрегать? Проект о замужестве моем с племянником с моей стороны встречал возражение в том, что я была старше его. Но тогда разность лет была незначительна, ему было четырнадцать-пятнадцать, а мне семнадцать-восемнадцать лет; стало быть, на два, на три года всего; а теперь мне тридцать, а принцу Петру нет и семнадцати. Ведь такое мое замужество, ваше высочество, будет, простите, курам на смех! Вы говорите: в политике на это не смотрят. Да, не смотрят те, которые честолюбивы, которые в словах царствовать, повелевать видят все! А для меня скромная жизнь, тихие удовольствия, приятная беседа далеко предпочтительнее всех видов на блестящее царствование.

– Если вы находите принца Петра столь молодым и несоответственным… то есть другая комбинация: что вы скажете обо мне? Я буду поклонником и рабом вашим.

– О вас? Как о вас, герцог?

– Выйти замуж за меня.

– Герцог, вы решительно смеетесь! Ведь вы женаты?

– Бенигна никогда не была моей женой. Притом мы лютеране, у нас развод не так труден, как у православных. Я могу принять греческую веру, и тогда… Подумайте, цесаревна! Я не стар, мне нет еще и пятидесяти, Гедвигу мы выдадим за вашего племянника, принца гольштейнского. И если у нас не будет потомства, то вы назначите его своим наследником… Впрочем, в этом отношении я совершенно полагаюсь на вас. Что вы об этом думаете?

– Герцог, ваше предложение так неожиданно и, позволю себе сказать, так странно, что, право, я не умею на него отвечать. Позвольте мне подумать, и очень подумать.

– Подумайте. Притом обратите внимание, что всякое замужество с другим поставит вас непременно в фальшивое положение к этому другому. Дело Шубина не может не отозваться более или менее на вашу будущую семейную жизнь. Я же обязуюсь предоставить вам полную свободу. Вы будете царствовать и над Россией, и надо мной. Подумайте, цесаревна.

Цесаревна покраснела. В душе у нее была целая буря. Ей хотелось сказать: «Разве я виновата, что я не рыба»; хотелось спросить: «Думаете ли вы, что поступали со мной по-человечески?» И теперь после всего, что они – и преимущественно он – с нею делали, он решается предлагать… О! Это ужасно!

Но цесаревна ни словом не высказала своих мыслей и рассталась с герцогом на том, что слова его она обсудит.

Провожая цесаревну и идя назад по дворцу, Бирон заметил в зеркало, что из комнат герцогини вышла на парадную лестницу провожать молодого князя Зацепина его дочь Гедвига. Бирон остановился перед зеркалом. Он видел, что они тоже остановились за большим померанцевым деревом, что она подала ему обе свои руки и тот страстно несколько раз их поцеловал. Потом ему показалось, будто Гедвига приподнялась, а Зацепин наклонился и будто он своими губами коснулся ее щеки, потом ее шейки, а она поцеловала его голову и потом охватила ее обеими ручками. Наконец после нескольких нежностей Зацепин ушел.

«Скажите на милость, – подумал Бирон, – еще дети, а уж тоже… Однако этот Зацепин смел… Дерзость непростительная! Впрочем, государыня сама была не прочь… Но теперь другое дело. Нужно отправить его подальше». И он пошел навстречу дочери.

– Гедвига, – сказал он, когда та подошла близко, – я тебе приискал жениха. Один немецкий принц, молодой, красивый… Ты должна знать это, чтобы, говоря с молодыми людьми, помнить, что ты уже предназначена.

Дочь не отвечала ничего, только щеки ее покрылись нежданно ярким румянцем. Но в тот же день князь Андрей Васильевич получил от нее залитую слезами записку.

«Папа мне сказал, что он мне сыскал жениха, какого-то немецкого принца; но будь покоен, кроме тебя, я не пойду ни за кого, хотя бы это стоило мне жизни.

Твоя вечно Лиз. Б».

А в это время принц Антон и его супруга Анна Леопольдовна жаловались Миниху на регента и объясняли, какие оскорбления они терпят.

– Придумайте, помогите, граф; сделайте, что можно! А то я просто боюсь его. Вот спросите у нее, – говорила Анна Леопольдовна, указывая на Юлию Менгден. – Он довел меня до того, что я дрожу, когда он приходит. Становлюсь сама не своя. Даже дядюшкой называть согласилась… Но вижу, что с ним ничего не помогает. Он просто бранится. Грозит бог знает чем. Хочет выслать в Германию. Пожалуй, и сына отнимет.

– Тогда в собрании, признаюсь, я струсил, да так, что и не думал никогда! – сказал принц. – Я уж полагал, что из собрания да прямо на пытку. Даже двумстам тысячам не обрадовался. Бог с ними!

– Будьте благодетелем, милый граф! – говорила принцесса. – Окажите услугу вашему императору, спасая его отца и мать. Помогите! Я никогда вас не забуду!

– Хорошо, прекраснейшая принцесса и добрейший принц, – отвечал Миних. – Положитесь на меня. Он не будет вам страшен. Вот вам рука, рука старого фельдмаршала, который привык держать свое слово. Только и вы не отступайте, помните…

notes

Примечания

1

Название кучера хотя и употреблялось в 1740 году, но было далеко не во всеобщем употреблении. Употребление слова лакей, заимствованное от французов, как выдумали парижанки называть сопровождающих себя людей, в России распространилось только с последней четверти прошлого века. Всего прежде в России вошло в употребление слово форейтор; их начали так называть с введением крытых больших колымаг, стало быть, еще при царях Рюриковичах, прежде лихолетья, во всяком случае не позже первого самозванца.

2

Дом графа Протасова-Бахметьева.

3

Марья Андреевна Румянцева была дочерью графа Андрея Артамоновича Матвеева, сына боярина Артамона Сергеевича Матвеева, убитого стрельцами в 1682 году, и Анны Степановны Аничковой, родной сестры стольника Михаила Степановича, которому и принадлежала Аничкова усадьба, купленная впоследствии государыней для графа Разумовского. Марья Андреевна была женщина европейски образованная, знала иностранные языки и весьма приятная. Говорят, что еще девицей она сблизилась с Петром Великим, который и выдал ее замуж за своего любимого денщика Румянцева, бывшего впоследствии нашим послом в Турции и фельдмаршалом. Она любила светскую жизнь и имела значительное влияние на политические кружки своего времени; жила долго – до 90 лет. Граф Сеггор упоминает о ней в своих записках.

4

Дом г. Глазунова.

5

Дом голландской церкви.

6