Казачество в Семилетней войне

29 мая 1736 года казаки, другие иррегулярные и регулярные войска были посланы в рейд «с повелением ночью с опасностию до неприятельского лагеря итить, а на самом рассвете на оной нападение учинить…» Задание было выполнено. «От нерегулярных нападение в пристойное время на неприятеля учинено…», а вот во время ночного марша «регулярные далеко назади остались»[48 - Журналы Крымских походов… С. 66.].

Впрочем, казаки довольно трезво оценивали свои способности. Когда 27 мая на русскую армию была атака турецкой конницы – спаги, «донские казаки были атакованы ж, но спешась, с великим воздержанием ружейным огнем оборонялись. С нашей стороны никакого урону не имелось, а к вечеру неприятель из виду нашего отошел»[49 - Журналы Крымских походов… С. 65.].

Врукопашную съезжаться с турками и татарами они тоже не боялись. 3 июля 1738 года, согласно журналу боевых действий, к русскому лагерю в Крыму подходили 10 тысяч турецкой и татарской конницы. Навстречу им вышли 6 драгунских и 6 пехотных полков и нерегулярные, т. е. казаки. После стычек турки и татары отошли. «При помянутых с нерегулярными съездах неприятельских тел, окроме по их обыкновению увезенных, на месте осталось шестнадцать, с нашей стороны убито: донских казаков – четыре, малороссийский казак – 1, ранен донской хорунжий один»[50 - Журналы Крымских походов… С. 209.]. Соотношение погибших, как видим, явно не в пользу турок и татар.

Последующая война в Пруссии и Польше позволили казакам усовершенствовать наработанные навыки. Ю. Ненахов кратко определил тактику казаков в войне с пруссаками: «бей и беги»[51 - Ненахов Ю.Ю. Указ. соч. С. 191.].

Слободские казаки к началу войны были разделены на пять полков: Сумский (1300 всадников), Ахтырский (1193), Харьковский (823), Острогожский (775) и Изюмский (740). Всего – 5116 человек. Каждый полк имел свою особую форму. Общими для всех полков были синие черкески с откидными рукавами, а чекмень и шаровары в Харьковском полку были желтые, в Сумском – светло-синие, в Ахтырском – зеленые, в Изюмском – красные и в Острогожском – красно-оранжевые[52 - Масловский Д.Ф. Указ. соч. С. 181.]. В походы они выступали «о дву конь». Вооружены были ружьями, саблями и пистолетами. К огнестрельному оружию на каждого полагалось 18 снаряженных патронов, 50 пуль, по 1 фунту пороха и по 10 кремней на 4 человека[53 - Масловский Д.Ф. Указ. соч. С. 180.]. На каждые 100 человек в особом ящике был запас по 3 фунта пороха, 80 пуль и 28 картечин[54 - Масловский Д.Ф. Указ. соч. С. 181.].

Слобожане постепенно теряли свои боевые качества. Турки после двух недавних войн, Прутского похода 1711 года и войны 1735–1739 годов, считали слободские полки самыми плохими из остальных казачьих, и генерал-фельдмаршал Румянцев «также засвидетельствовал слабую боевую способность украинцев, но дисциплиною их он был доволен»[55 - Масловский Д.Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып. 1. Поход Апраксина в Восточную Пруссию (1756–1757). М.: Типография окружного штаба, 1886. С. 49.].

В 1756 году вышел указ о сформировании Слободского гусарского полка. «Людей для него следовало брать из бывших драгун и казацких семейств, кроме реестровых казаков… Служба в гусарах была непопулярна среди слобожан. Назначенные в гусары разбегались, прежде чем их успевали обмундировать»[56 - Потрашков С.В. Харьковские полки. Три века истории. Харьков: Око, 1998. С. 31.]. В 1765 году полк ликвидировали.

На основании этих свидетельств военные исследователи XIX века пришли к заключению, что «по природным способностям украинцы, несомненно, уступали донским казакам»[57 - Масловский Д.Ф. Указ. соч. С. 49.].

Кроме них, в Малороссии готовили еще 5 тысяч казаков «гетманского уряда», но вместо них взяли 10 тысяч малороссиян для офицерской прислуги[58 - Масловский Д.Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып. 1. Поход Апраксина в Восточную Пруссию (1756–1757). Приложения. М.: Типография окружного штаба, 1886. С. 132.]. Гетманцы тоже постепенно деградировали. Еще во время похода на Крым в 1736 году в журнале боевых действий за 8 мая отмечено: «А гетманских от несостояния их многих не явилось, кои побиты или в полон взяты, или в домы ушли – не известно»[59 - Журналы Крымских походов российской армии… С. 59.]. Их все чаще использовали как вспомогательную силу. Так, выстраивая войска в три шеренги, командование разворачивало четвертую шеренгу из драгун, «драгунам повелено было спешиватца, а для держания их лошадей в пятую шеренгу из малоросийских казаков приданы были»[60 - Журналы Крымских походов российской армии… С. 60.].

Немецкие военные, ставшие историками (Архенгольц), боялись казаков и преувеличивали их численность в 10 раз. «Войска их состоят из 700 000 человек, способных к бою. Это, собственно говоря, пограничная милиция, и назначение ее состоит в том, чтобы защищать южную Россию от нападений татар и других диких народов. Одежда у них польская, но она вечно в клочьях; оружие их составляет изогнутая сабля, винтовка, пара пистолетов и пика длиною от 10 до 12 футов, снабженная острым железным наконечником. Они православны, говорят по-русски и имеют только одно сословие, почему все у них равны… Они… торгуют лошадьми, которые очень невелики, но крепки, выдрессированы и отличаются быстротой… У этой нации существует также воинская честь, вследствие чего ни один казак не потерпит палочных ударов, но безропотно выносит, как почетное наказание, удары кнутом»[61 - Архенгольц И.В. История Семилетней войны. М.: Аст, 2001. С. 85–86.].

Остальные иррегулярные части назывались «разнонародными командами» и состояли из калмыков, мещеряков, башкир, ставропольских крещеных калмыков и казанских татар.

Особенно среди них отличались калмыки, которым П.А. Румянцев дал следующую характеристику: «Калмыцкое войско, подобное хищным татарам, нельзя удержать в порядке, и лучше не соединять его, соблазна ради, с армиею»[62 - Масловский Д.Ф. Указ. соч. С. 179.]. Немецкий историк Архенгольц считал калмыков «самым диким врагом», писал, что они более походят на дикарей, чем на варваров, но отмечал: «Вооружены они луками и стрелами, которыми необыкновенно далеко и метко стреляют»[63 - Архенгольц И.В. Указ. соч. С. 85.].

Русский офицер А.Т. Болотов тоже дал калмыкам характеристику: «Что принадлежит до сих калмыков, то сии легкие наши войска имели мы тогда (в 1757 году. – А.В.) впервые еще случай увидеть и порядочно рассмотреть. Они нам показались весьма странны, а особливо, когда они разъезжали мимо нас полунагими и продавали плетеные свои плети, которые они превеликие мастера делать. Платье на них было по большей части легкое, красное суконное, но они его никогда порядочно не надевали. На любимое их обыкновение – есть падаль лошадиную и варение лошадиного стерва в котлах – не могли мы смотреть без отвращения. А видели мы также и их богослужение, производимое в круглом особом шатре. Несколько человек их духовных сидело, поджав по-татарски под себя ноги, вокруг шатра, и всякой из них бормотал, читая книжку, и в том едином состояло у них все богослужение. Впрочем, думали мы сперва о храбрости их весьма много, но после оказалось, что если б их и вовсе не было, так все равно, ибо они наделали нам только бесславие, а пользы принесли очень мало»[64 - http://az.lib.ru/b/bolotow_a_t/text_0080.shtml.].

Отличительной чертой иррегулярных частей были выносливость всадников и лошадей, навыки действий на любой местности, чем они превосходили регулярную кавалерию.

Кого ж мог противопоставить этим лихим воинам Фридрих II?

Армия Фридриха Великого

Прусская армия комплектовалась либо посредством найма, либо посредством насильственной вербовки. Служба в армии была пожизненной. С 1713 года король мог увольнять солдат из армии по своему усмотрению, а не по истечении определенного срока[65 - Разин Е. История военного искусства с древнейших времен до Первой империалистической войны 1914–1918 гг. Ч. 2. М.: Воениздат, 1940. С. 389.].

Прусская армия состояла в большинстве из завербованных иностранцев. До 50 % ее личного состава составляли подданные враждебных Пруссии государств. Процент насильно завербованных был тоже очень высок. «Офицеры принадлежали к дворянскому классу, а довольно большой процент солдат составляли добровольно завербовавшиеся подонки общества, бродяги, безработные и т. п.»[66 - Ненахов Ю.Ю. Указ. соч. С. 57.]. Больше половины солдат были старше 30 лет, встречались 50- и 60-летние солдаты[67 - Разин Е. Указ. соч. С. 389.].

Удержать такой контингент в порядке могла только жестокая палочная дисциплина. Командование добивалось, чтоб солдаты боялись палки капрала больше, чем пули противника. Раненые не имели права покидать строй до конца сражения, а сдача позиции без приказа грозила командиру батальона военным судом и расстрелом. Чем не знаменитый приказ № 227 от 28 июля 1942 года только в прусском варианте?

Прусская пехота не боялась штыкового боя и бросалась на штыки после огня с самой близкой дистанции.

В армии были введены легкие стрелковые части, «фрай батальоны» предназначались для поддержки легкой кавалерии, к партизанской войне на своей территории привлекалось местное население. Архенгольц считал, что 7 вольных батальонов Фридрих сформировал, «чтобы заменить недостаток в легкой кавалерии»[68 - Архенгольц И.В. Указ. соч. С. 29.].

В применяемой в то время всей Европой линейной тактике Фридрих II раз за разом разыгрывал прием Эпаминонда. Усиливал один из своих флангов и атаковал фланг противника с охватом его. Чтобы противостоять этому «косому» боевому порядку, достаточно было иметь сильный подвижный резерв, но у командующих европейскими армиями, растягивавших свои войска в длинные тонкие линии, до этого как-то руки не доходили.

Кавалерия Пруссии также состояла из завербованных иностранцев. Король требовал, чтоб иностранцы составляли от половины до двух третей в кавалерийских ротах и эскадронах. Пруссаки в кавалерию подбирались только добровольно и из помещичьих семей. За дезертирство такого кавалериста отвечали его родственники. Дисциплина в кавалерийских частях была выше, чем в пехотных. К началу Семилетней войны прусская кавалерия достигала 35 тысяч человек.

Конский состав Европы – самой Пруссии, Польши, Молдавии, Венгрии – позволил подобрать рослых и сильных лошадей для кавалерии.

Кавалерия на 1740 год преимущественно была тяжелая – 12 кирасирских полков и 6 драгунских. При вступлении Фридриха на престол в армии было всего два гусарских полка, один в 6 эскадронов, другой – в три. В 1740 были созданы еще два гусарских полка, и по одному – в 1743-м, в 1745-м (из навербованных босняков) и в 1758-м. Гусары носили форму венгерского образца, были вооружены саблей, парой пистолетов, карабином. Один из полков имел пики.

Фридрих принял на службу много венгров и поляков, которым поручил обучение гусар.

«Первой его мерой было строго воспретить стрельбу с коня и действовать исключительно атакой карьером с холодным оружием в руках… Он обращал особенное внимание на сохранение полной сомкнутости и верного направления при движении на большие расстояния»[69 - Денисон Дж. История конницы. Кн. 1. М.: АСТ, 2001. С. 282–283.]. Одиночное обучение он сделал «только основанием для маневрирования и действия большими массами»[70 - Денисон Дж. История конницы. Кн. 1. М.: АСТ, 2001. С. 292.]. Предтечей Фридриха был известный полководец начала XVIII века Мориц Саксонский, который считал: «Эскадрон, который не может проскакать 2 тысяч шагов, не нарушив строя, не способен участвовать в боевых действиях»[71 - Саксонский Мориц. Указ. соч. С. 75.].

Фридрих требовал, чтобы его кавалерия всегда атаковала сама и первой и не ждала, когда ее атакуют.

Прусская кавалерия атаковала на полной скорости, кирасиры обычно шли в первой линии, драгуны – во второй, гусары строились в колонны за второй линией и в ходе атаки, благодаря скорости своих лошадей и рассыпному строю, обгоняли свои первые две линии и охватывали фланги противника. «Каждый кавалерийский офицер обязан твердо зарубить себе в память, что для поражения неприятеля нужно только два дела: первое – атаковать его с наивысшей скоростью и силой, второе – охватить его фланги», – считал Фридрих II[72 - Ненахов Ю.Ю. Указ. соч. С. 183.].

В атаку кавалерия могла броситься с 1800 шагов. При сближении переходить на полный карьер, смыкаться тесно – колено к колену – без интервалом меж эскадронами первой линии и тем самым сметать противника, не доводя дело до рукопашной. К рукопашной прусское командование относилось настороженно. Как считал король, «в этом случае решает дело рядовой, а на него положиться нельзя»[73 - Ненахов Ю.Ю. Указ. соч. С. 181.]. Как показала последующая практика, в одиночном рукопашном бою на саблях пруссаки уступали «природным наездникам» – казакам и венгерским гусарам.

При преследовании конницей, считал Фридрих, надо было настигнуть голову бегущих, остальные, которые при этом будут обогнаны, и так станут добычей преследователей. Впрочем, Фридрих был уверен в профессионализме и инициативе своих кавалерийских офицеров: «Король приказывает всем командирам эскадронов: после первой атаки действовать по своему усмотрению…»[74 - Ненахов Ю.Ю. Указ. соч. С. 178.] Командный состав довел свои навыки ведения конного боя до автоматизма. Генерал Цитен однажды сказал королю: «В ту минуту, когда я вижу противника, у меня уже готовы все распоряжения»[75 - Денисон Дж. Указ. соч. С. 291.].

Командир кавалерии Фридрих Вильгельм фон Зейдлиц сочетал талант полководца, смело и быстро маневрирующего и стремительно атакующего, и навыки индивидуального бойца: попадал из пистолета в подброшенный талер, мог на лошади спрыгнуть с моста в реку.

В целом считалось, что пруссаки создали универсальную конницу. «Хотя прусские кавалеристы и уступали так называемым природным всадникам (например, русским казакам и калмыкам или венгерским гусарам и пандурам) в индивидуальном наездническом мастерстве, но, рассматривая достижения прусской конницы в сравнении с регулярной кавалерией всех стран Европы, можно с уверенностью сказать: превзойти этот опыт не смог никто»[76 - Ненахов Ю.Ю. Указ. соч. С. 173.].

В прусской армии была налажена транспортная система, а в городах – система магазинов для армии.

Слабым местом армии постепенно становилось пополнение ее за счет пленных. Как писал швед на прусской службе, генерал Гордт: «Мы взяли в наше войско много пленных австрийцев – частью силой, частью с их согласия»[77 - Ненахов Ю.Ю. Указ. соч. С. 768.]. Их количество рано или поздно должно было перерасти в качество.

Подготовка к походу. Выступление. Концентрация у границы

Елизавета Петровна утвердила представленный ей 30 марта план войны и повелеть соизволила расположить войска так, чтоб их готовность венскому двору «ободрением» служила.

6 апреля Конференция приняла решение о концентрации войск на границе. 28 пехотных и 3 сведенные из гренадерских рот гренадерских полка должны были стать в Курляндии и около Риги по Двине. Кирасирские и гусарские полки выдвигались как вторая линия между Двиной и Псковом. Туда же направлялись четырехтысячная донская команда и Чугуевский полк. Своеобразным третьим эшелоном предполагались драгунские и создаваемые конно-гренадерские полки (всего – 9). Вместе с ними предполагалось держать еще одну четырехтысячную команду донских казаков под командованием бригадира Краснощекова и другие иррегулярные части – четыре тысячи слободских казаков бригадира Капниста, четыре тысячи волжских калмыков, две тысячи конных мещеряков и башкир и тысячу казанских татар. Калмыков хотели сначала призвать 8 тысяч, поскольку по опыту последней войны с Турцией и крымскими татарами, где калмыки очень отличились, «звание оных великое у неприятеля уважение имеет»[78 - Масловский Д.Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып. 1. Поход Апраксина в Восточную Пруссию (1756–1757). М.: Типография окружного штаба, 1886. С. 51.]. Но калмыков прибыли пока две тысячи под командованием майоров Гака и Суворова под общим руководством сына калмыцкого хана. Мещеряки, башкиры, ставропольские крещеные калмыки и казанские татары тоже выставили меньше, чем ожидалось, – по 500 всадников. Все эти иррегулярные формирования должны были явиться «о дву конь» и вместе с драгунами стоять от Чернигова до Смоленска таким образом, «чтоб регулярные полки не токмо способно комплектоваться, но и нерегулярные войски прикрывать и к воздержанию их от предерзостей служить могли»[79 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 45.]. Как видим, дисциплине казаков и «разнонародных команд» русское военное руководство не доверяло. А.А. Прозоровский в своих «Записках» перечислил «множество всякаго роду легких нерегулярных войск, яко то казаков, татар, диких калмыков и протчих, каковы только есть звании в России», но сразу же отметил – «и набрано было их более надобности».

Всего в армии планировалось собрать 111 563 человека пехоты, артиллерии и конницы.

Еще три пехотных полка планировалось посадить в Ревеле на галеры и действовать с моря, туда же направить 500 донских казаков из четырехтысячной команды, которая стояла во втором эшелоне у Пскова.

Как видим, на войну с Пруссией привлекли половину служивых казаков Войска Донского. Нагрузка на войско, которое охраняло южные границы от Миуса и до Волги, довольно тяжелая. Поэтому три тысячи донских казаков, командированных год назад к Оренбургу, отпускались «в домы их, ибо и без того уже восемь тысяч человек их в наряде быть имеет»[80 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 49.].

Дабы во время похода в немецкие земли «не зазрительно было худое, а особливо у калмык одеяние», велено было выдать каждому всаднику по четыре с половиною аршина сукна: калмыкам – красного, мещерякам и башкирам – зеленого, казанским татарам – синего[81 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 49.].

18 апреля Конференция здраво рассудила, что «наипаче удобны» беспокоить и в слабость приводить прусскую армию наши «легкие войска», а потому чем «больше легких войск употребится, толь более вреда и разорения неприятелю учинено будет». И хотя иррегулярных войск уже запланировали иметь 19 541 человека (строго по-уставному выходила именно эта цифра), дополнительно затребовали нарядить еще волжских калмыков четыре тысячи, слободских казаков тысячу, донских казаков тысячу, один кампанейский полк, «в тысяче ж человек состоящий», и «ежели можно человек до пятисот охотников из черкес»[82 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 50.]. Военная нагрузка, таким образом, больше всего легла на слободские полки. В поход выступили 5/6 наличных всадников.

К войне готовились основательно: описывали весь фураж в Лифляндии, покупали верблюдов и наряжали поставку волов с Украины, готовили карты будущего театра военных действий. Долго разбирались, каким путем против Пруссии идти. Опыт был и в 1748-м, и 1749 году, когда русские ходили через Литву и Польшу на Краков и далее до Нюрнберга, дорога «в тогдашнее время по тем трактам инженерными офицерами чрез казаков веревкою обстоятельно была измерена»[83 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 56.].

Готовились не только русские. Готовились французы и шведы, венгры и трансильванцы, валлонцы и хорваты. «Это было нашествие народов, вышедших отчасти из весьма отдаленных земель не для завоеваний, а скорее для того, чтобы грабить, убивать и разорять», – писал участник войны, немецкий историк фон Архенгольц[84 - Архенгольц И.В. Указ. соч. С. 29.].

Тем не менее в августе 1756 года пруссаки первыми напали на Саксонию и окружили ее армию у Пирны. Пока саксонцы сидели в окруженном лагере, Фридрих сразился у Ловозиц с идущими им на помощь австрийскими войсками и заставил их отступить. После 34-дневной осады 14-тысячная саксонская армия капитулировала. Отсиживаясь в осажденном лагере, саксонцы дали время австрийцам отойти в глубь Богемии. Кампания на этом закончилась. Саксонская армия была влита в прусскую. В саксонских полках командный состав сменили на прусский. Эти полки не отличались стойкостью и в последующем либо уходили в Польшу, либо переходили к французам. В целом же, как мы видим, в 1756 году крупных сражений было мало. Пруссаки заняли Саксонию, но дальнейшее продвижение на юг застопорилось.

9 сентября в приготовленную русскую армию был назначен утвержденный царицей командный состав. Командующим армией стал генерал-фельдмаршал Степан Федорович Апраксин, о котором английский посланник Уильямс говорил: «Он никогда не видел врага и не имеет ни малейшего желания его видеть»[85 - Валишевский К. Указ. соч. С. 178.]. К. Валишевский прокомментировал это высказывание так: «Но это было уже, безусловно, преувеличено… Апраксин был при Минихе генерал-адъютантом и сохранил за собой этот пост, несмотря на свою лень и глупость»[86 - Валишевский К. Указ. соч. С. 178–179.].

5 октября Конференция написала для Апраксина инструкцию, как вести войну с Пруссией, а Елизавета ее подписала. Инструкция состояла из 47 пунктов. Начиналась она констатацией, что прусский король напал на нейтральную Саксонию и объявил войну Австрии, и потому мы «необходимо принуждены» воевать, «не токмо по силе принятых с венским и дрезденским дворами обязательств….но и по существенному нашему интересу, дабы не допустить помянутые два союзные нам двора до великого упадку, а короля прусского до великого чрез то усиления»[87 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 62.]. Поскольку помогать австрийцам и саксонцам уже поздно, надо не спешить в Саксонию, а сделать сильную диверсию с польской и литовской стороны. Для этого Апраксину надлежало ехать в Ригу и собирать войска. Далее говорилось о необходимости «крепко подтвердить», чтоб уже собранные находились «в крайней к походу готовности, а легкие войска, ныне вновь из числа тех наряженные, кои с начала весны к походу назначены были, походом своим к определенному от вас месту сколько можно без изнурения однако ж лошадей поспешали б»[88 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 62.]. Войска надо было расположить так, «что для вас равно прямо ли на Пруссию или влево через всю Польшу в Силезию маршировать». Казаков касались три пункта этой инструкции: 15-й – «смотреть, дабы иррегулярные войска всегда под прикрытием регулярной конницы были, чтобы всякие беспорядки и своевольства, буде не совсем избегнуты, то по меньшей мере весьма сокращены и предупреждены были»[89 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 66.]; 34-й – «когда вы к прусским границам прибудете, то… стоя близко оных, время втуне упускаемо быть не имеет, и потому надлежит будущими при вас легкими войсками, подкрепляя оные по усмотрению надобности иногда несколькими регулярными, в прусские земли набеги делать, войска его тревожить и беспокойством изнурять»[90 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 72.]; 38-й – «легких войск в команду вашу больше назначено, нежели сколько нынешним летом вывесть наряжено, вы имеете потому распоряжение сделать, чтобы оные уже будущею весною по первой траве, ежели то по вашему усмотрению надобно будет, в соединение к вам с прочею конницей притти могли. А наряженные в Украине пять тысяч человек казаков, каждый о дву конь, также по вашему рассмотрению и ордеру имеют употреблены быть, где и как вы сами за полезнее рассудите»[91 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 73.].

И еще одна примечательная статья – 29-я: «ежели кто в сражении пленен будет, то конечно живота лишится». Объяснялось это тем, что Фридрих пленных ставил в ряды своей армии. Но кто из прусской армии обратно перейдет и других с собой приведет, те «нашу милость и награждение получат»[92 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 71.]. Так что сдача в плен приравнивалась к измене задолго до августа 1941 года.

Завершалась инструкция словами: «Одним словом, не будучи возможно ничего точно предписать, мы поручаем все вашему на месте лутче усмотрению и благоразумному рассуждению…»[93 - Семилетняя война. Сборник документов… С. 74.]