И так он заснул. Так проходил день великого Могула.
Вечером возвратился дед и говорит:
– О, ваше величество! Как ваше больное горло?
Из тахмана между одеялами выпорхнул на молодых крыльях если не орел, то серая моль с больным горлом:
– Дада джон, дада джон. Тут пришли и меня обманули, намазали керосином.
Дедушка говорит:
– То, что обманули – это плохо, а то, что намазали керосином – это не плохо. Зато я тебе принес подарок.
Он принес маленький металлический автомобиль, в котором была пипка, которую нужно было крутить. Он ездил две минуты. Ездил по всему столу, шумя, гремя, падал куда-то и мальчик его ловил. И все время говорил:
– Вой!
Потом дед пил чай, сильно сопя своими крупными, толстыми ноздрями. Улыбался и говорил:
– Да… Скоро ты вырастешь, и мы тебя женим.
А мальчик говорил:
– Зачем меня женить? Зачем мне жена? Мне так хорошо одному с дедушкой, бабушкой и дядей Акбаром.
Так время уходило в синюю ночь и растворялось среди звезд. Во дворе стояла большая бочка, в которую капала с крыши каплями вода и рассказывала эту историю уснувшему на зиму кусту винограда.
Примечания:
– Великий Могул – второе имя завоевателя Индии шаха Бабура.
– барака Аллаха – дары Всевышнего.
– шамшит – дерево ценной породы на Кавказе, из которого делались различные сувениры.
– тахман – в Средней Азии ватные одеяла хранятся сложенными на сундуке, эта конструкция и называется тахман.
Детство
Я расскажу вам маленькую историю из моего далекого детства.
Жили мы в старом Ташкенте, в махалле* в районе Шейхантаура*. Как раз напротив того места, где была усыпальница великого суфия Шейха Ховенди ат-Тахура, был наш двор. Обычные старогородские дворы, которые встречаются во всех крупных городах Средней Азии, в Бухаре и Самарканде. Этим дворам уже по 200 – 300 лет, со старыми деревьями толщиною в три обхвата, снисходительно с высоты роста и возраста смотрящими на человеческую суету. Во дворе была квадратная глиняная суфа* пять на пять метров и метровой высоты. Ее покрывали кошмой, затем по кругу расстилали курпачи* и подушки. В середине ставился небольшой столик на низких ножках, под который в холодное время ставился железный таз с углями, своеобразный сандал*. Этот столик обычно использовался как обеденный, за ним встречали и приходящих гостей. А когда приглашались музыканты, то они сидели на суфе, а слушатели располагались вокруг нее.
Каждую пятницу у нас собирались дедушкины друзья, один старше другого. Моему деду было больше ста лет, но он просил никому не говорить об этом и каждый год справлял свое семидесятилетие. Самому молодому из них, дяде Ахмаду было 78 лет, он был брадобреем, по-современному – парикмахером. Будучи пятилетним мальчишкой, я часто помогал ему по работе. Мне доверяли подготовку клиентов к процедуре, я намыливал головы для бритья и стрижки чинно сидящим в фартуках и ждущим своей очереди клиентам. Все это было целым ритуалом, намыливая им головы, я разговаривал с ними на различные темы, чувствуя себя при этом очень взрослым человеком. Клиенты считали, что у меня очень легкая рука, они наслаждались, мысли куда-то улетучивались, появлялась расслабленность, многие засыпали, а некоторые становились разговорчивыми и делились историями своей жизни.
Однажды, во время очередной такой процедуры, я узнал что один из стариков умер. Умер легко, не мучаясь, в теплом кругу своих близких и родственников. Потом умер еще один старик, потом другой, потом третий. Через короткое время в живых остались только мой дед и трое его друзей. Я встревожился и сказал деду:
– Дедушка, пусть дядя Ахмад не приходит к нам брить кого-нибудь из наших родственников!
– Почему? – удивился мой дедушка.
– Потому, что в тот раз после бритья умер дядя Файзулла, до него дядя Алиакбар, до этого дядя Дильшод. Я так не хочу, а то так все умрут. Наверное, у брадобрея есть какая-то тайна.
– Конечно, есть – успокоил меня дед. – У каждого есть какая-то своя тайна. Вот смотри: наша соседка тетя Зебо постоянно ругает своих дочерей, желает им на голову всяческих несчастий, а они благополучно выходят замуж и на загляденье живут счастливо в новых семьях. У тети Зебо такая задача. А другая наша соседка молчит и на всех сглаз накладывает, многие болеют после ее порчи. Тетя Хайриниссо ходит к ведунье отчитываться и снимать порчу. А у нашего брадобрея дяди Ахмада тоже, видимо, есть своя задача. Он свою работу делает от души, как в последний раз и не осознает своего дара. После его бритья и стрижки как будто груз с головы падает. Ты замечал это?
Я был еще маленьким и не понимал, что значит груз прожитых лет. А дед говорил о том, что побрившись и подстригшись, люди получают облегчение, становятся чистыми телом и им легче уходить в загробный мир.
Этот разговор, как и многие другие, проходившие в далеком детстве в повседневной жизни за чаем или за делами, через короткое время благополучно мной забылся.
Вечером этого же дня к моей бабушке пришла ее подружка, тетушка Марьямбиби. Две старушки, готовя что-то вкусненькое на очаге, разговорились. Тетя Марьямбиби пожаловалась на то, что ее муж очень долго болеет. Он был бывший военком, полковник, уважаемый человек, всегда был очень крепким и сильным мужчиной. А теперь болел и никак не мог выздороветь.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: