Агата Кристи садится в Восточный экспресс. Серия «Загадки Агаты Кристи»

– Но тебе все равно придется как-то вернуться в Англию, – напомнил Арчи, – даже если ты сойдешь с корабля на Мадейре.

– Не придется, – ответила я, – я останусь там навсегда[3 - Кристи А. Автобиография: Собр. соч. Т. 27. Кн. 1. М., 2003.].

…

Однако к тому времени, когда мы туда прибыли, я была так слаба, что не могла и думать о том, чтобы встать с постели. Теперь я понимала, что единственный выход для меня – остаться и умереть в ближайшие день-два. Но за те пять-шесть часов, что корабль простоял на Мадейре, мне вдруг стало намного лучше. Следующее утро было ясным и солнечным, море успокоилось. Как и всякий, оправившийся после морской болезни, я стала недоумевать: что это я подняла такой шум из-за пустяков? В конце концов, ничего страшного не произошло – всего лишь морская болезнь.

Нет пропасти более глубокой, чем та, что разделяет людей на страдающих и не страдающих морской болезнью. Друг друга понять им не дано. Я так и не смогла привыкнуть к качке. Все пытались меня убедить, что неприятны лишь первые несколько дней, а потом все проходит. Это неправда. Когда бы море ни начинало волноваться, особенно при килевой качке, я заболевала. Но, начиная с того момента и до конца путешествия, погода была в основном хорошая, мне повезло»[4 - Там же.].

О «морской болезни» она вспоминает, когда рассказывает о своей беременности: «По невежеству мне казалось, что постоянные рвоты опасны для нашего будущего ребенка – он ведь мог умереть от голода. Ничего подобного! Несмотря на то, что меня рвало до самого последнего дня, я произвела на свет здоровую девочку. <…> Все это напоминало мне девятимесячное морское путешествие – к ним я за всю жизнь так и не приспособилась»[5 - Там же.].

Проницательные биографы заметили, что, несмотря на регулярные приступы, Агата не раз путешествовала морем. Очевидно, она считала, что страдает морской болезнью в легкой форме, о чем свидетельствует еще один отрывок из ее «Автобиографии»: «Мэдж оставалась на берегу, потому что всю жизнь страдала неизлечимой морской болезнью в тяжелой форме»[6 - Кристи А. Автобиография: Собр. соч. Т. 27. Кн. 1. М., 2003.].

А потому в последние дни осени 1927 года, даже после того как она выкупила в агентстве Кука билеты до Вест-Индии и забронировала отель на побережье, чтобы всю зиму можно было провести, греясь под теплым солнцем, ее все еще одолевали сомнения. Писательницу смущало несколько моментов. Во-первых, Розалинда должна была остаться в Англии, ее ждал учебный год в школе-интернате. Агата договорилась с Карло, гувернанткой, секретарем и незаменимой помощницей, что та будет отводить и забирать девочку из школы, следить за ее здоровьем и выполнением домашних заданий. У Карло это всегда отлично получалось, и Агата без боязни оставляла с ней дочку. Для подстраховки она взяла обещание со старшей сестры Мэдж, что в случае крайней необходимости та подстрахует. Второе обстоятельство было связано с издателями, которые с напускным безразличием напоминали о сроках и необходимости сдавать следующий роман. Литературный агент Эдмунд Корк нашел отличный вариант – издательство «Уильям Коллинз и сыновья». Небольшая шотландская типография благодаря дешевым изданиям классики за сто лет превратилась в издательского гиганта. С 1917 года «Уильям Коллинз и сыновья» стали публиковать и современных авторов, в том числе популярные детективные романы. Первой книгой Агаты в новом издательстве стал роман «Убийство Роджера Экройда», принесший молодой писательнице небывалый успех. С тех пор Коллинз намекал, просил, наконец, требовал чего-то похожего.

Прошлую зиму она провела на Канарских островах с Розалиндой и Карло, пытаясь совместить отдых с работой над новым романом. Хотя «Голубой поезд» был наполовину готов, книга, по оценке писательницы, получилась «ужасно» и Агата боялась, что негативный опыт может повториться.

Наконец, третье, самое серьезное препятствие – нежелание плыть через океан, ведь это означало провести несколько дней в открытом море.

Когда до отъезда оставалась пара дней и одно формальное мероприятие – участие в общественном обеде – Агата внутренне смирилась с неизбежным и настроилась на предстоящее путешествие. Она любила готовить сама, обожала хорошо поесть и накормить гостей. А общественные обеды с обязательной переменой блюд, присутствием незнакомых людей, суетящихся слуг не вызывали у нее никаких положительных эмоций. Но в этот раз отказаться она не могла. Отправляясь на мероприятие, она не знала, что ее ждет, но догадывалась, что этот обед станет для нее рубежом, перейдя который, она очутится в другой, совсем другой жизни.

За обедом, однако, не случилось ничего экстраординарного. Хозяева посадили Агату между командором Хауи и его женой, только что прибывших с Востока, а потому наверняка не знавших о скандальном исчезновении мисс Кристи и разводе, прогремевшем на всю страну.

И действительно, командор ничего не знал или просто делал вид, что не знает, зато старательно развлекал гостей по-восточному цветистыми рассказами об Ираке, Персидском заливе и археологических раскопках в библейских странах. Говорил он громко, как настоящий американец, но несвязно, перескакивая с одной детали на другую, словно пересказывая тексты рекламных буклетов. Есть смутное подозрение, что несколько лет спустя в образе одного из своих персонажей, мосье Бука, писательница запечатлела именно командора Хауи: «…приземистый пожилой толстяк с жестким ежиком волос радостно улыбался ему…

Мосье Бук был уже на той стадии насыщения, когда тянет философствовать.

– Будь у меня талант Бальзака, – вздохнул он, – я бы обязательно описал вот это! – И он обвел рукой ресторан».…» – Не хотите ли еще вина? – предложил мосье Бук и поспешно разлил вино по бокалам. – Вы мрачно настроены, мой друг. Наверное, виновато пищеварение»[7 - Здесь и далее текст романа цит. по изданию: Кристи А. Убийство в Восточном экспрессе / Пер. Л. Беспаловой // Собр. соч. Т. 27. М., 1997.].

Его жена, сидевшая по другую сторону от Агаты, была тихой и молчаливой женщиной. Возможно, она заметила печаль в глазах соседки по столу и обратила внимание на случайную фразу Кристи: «А я всегда мечтала там побывать», когда муж перескочил на историю о раскопках Ноева ковчега в Уре. Перебивать мужа она не решилась, зато после обеда, когда мужчины отправились в хозяйский кабинет, чтобы завершить мероприятие аперитивом, она подсела к Агате и тихо сказала, что в Уре регулярно бывают туристы из Европы.

– Только туда плыть тоже морем, – печально возразила Агата.

– Можно также добраться на «Восточном экспрессе», – возразила ее собеседница.

На Агату нахлынули вспоминания детства. Паровозные гудки, облака пара, столпившиеся у входа в вагон пассажиры, стук колес, огоньки за окном. Наконец, в самый тяжелый момент жизни ей захотелось написать роман именно о путешествии на поезде[8 - Роман «Тайна „Голубого экспресса“» был написан после того, как Агата узнала об измене первого мужа, Арчи, и смерти любимой матери.]. Подобные поездки представлялись ей дорогой в неизвестность, и ей так захотелось шагнуть в эту неизвестность…

Пока Агата добиралась домой, у нее созрел план. На следующий день, спешно покончив с завтраком, Агата отправилась в агентство Кука и в буквальном смысле поставила всех на уши. До отъезда в Вест-Индию оставался день, а она настаивала на смене направления. Даже сегодня в условиях, когда большинство операций производит менеджер за компьютером, возврат билетов и отмена брони в отеле в последний день перед отъездом кажется делом почти невозможным, а в те времена, когда все надо было решать по телефону, на эти операции ушел почти весь день. Служащие агентства не понаслышке знали о капризах клиентов, но отказать не имели права. А известная писательница, пусть даже с подмоченной репутацией, была настоящей звездой. Последовала смена отеля со всеми удобствами, пляжем, бассейном и морем на поездку на Ближний Восток, где о комфорте никто не заикался даже в рекламных проспектах. Стамбул, Дамаск, Багдад – все эти восточные города со сказочными названиями были хороши только на бумаге или когда об этом рассказывает бывший военный, вернувшийся из пекла. На деле это сомнительного качества отели без горячей, а часто и без холодной воды, еда, которую стоит есть с большой осторожностью, песок в одежде и обуви, постели и тарелке и нестерпимая жара, от которой не скрыться. Но Агата была непреклонна, она хотела посетить раскопки в Уре. Служащие лишь недоуменно пожимали плечами: со звездами не спорят. Единственным плюсом этого путешествия была поездка на «Восточном экспрессе».

В своей «Автобиографии» писательница попытается объяснить свое решение необходимостью побыть наедине с собой: «Вот теперь-то и станет ясно, что я за человек». Но мне кажется, что истинный мотив заключается вовсе не в том, чтобы побыть одной, а в том, чтобы очутиться на новом месте: «… не слишком ли зависима от других, как я всегда опасалась. Я могла дать волю своей страсти к путешествиям по новым местам – какие приглянутся. Я могла в любой момент изменить любое свое решение так же, как в один день променяла Вест-Индию на Багдад».

Поездка в Вест-Индию на комфортабельном океанском лайнере, зима под солнцем на пляже лишали ее страсти к путешествиям. А может быть, ей не хватало острых ощущений, которые требовались для написания очередного бестселлера. Она уже видела и лайнер, и пляж – как уже упоминалось, прошлую зиму она вместе с Карло и Розалиндой провела на Канарских островах. А ей хотелось не комфорта, а страсти: «…будто стоишь на краю земли и смотришь вниз, на обетованную землю… землю, коей никому не дано достичь».

Масла в огонь подливали также благожелательные родственники и друзья: «Женщина, без сопровождения, на Востоке?». Но Агата была непреклонна: «Мне ни с кем, кроме себя, не нужно считаться. Посмотрим, как мне это понравится».

Сумасшествие не закончилось, даже когда она вошла в роскошное купе «Восточного экспресса». Спутницей Агаты оказалась педантичная англичанка: «Не остановитесь же вы в отеле!.. О нет, это совершенно невозможно!» Так первая поездка на «Восточном экспрессе» быстро превратилась для писательницы в невыносимое путешествие. Но она не стала меньше любить поезда, «Восточный экспресс».

Она не любила море.

Комфорт и приключения

Агата Кристи благополучно добралась до Стамбула, побывала в Дамаске и Багдаде, наконец, познакомилась со знаменитым археологом Леонардом Вулли и его женой Кэтрин. Условия жизни, как и предупреждали менеджеры из агентства Кука, были здесь малоподходящими для английской леди: еда была ужасной, а песок можно было обнаружить где угодно: в одежде, в еде, в постели. Но Агату не испугали ни местные арабы с небритыми рожами, ни туалет, точнее, дырка в досках над вонючей ямой с экскрементами. Зато никто из археологов не интересовался светскими сплетнями, не читал английских газет, сюда изредка привозили лишь американские, а потому никто из пестрой семьи археологов не знал о скандале, прогремевшем на всю Британию.

Кэтрин была эксцентричной особой, с множеством странностей и причуд. Но для нее Агата Кристи была не просто очередной посетительницей. Перед отправлением она по многочисленным восторженным рекомендациям подруг взяла с собой роман «Убийство Роджера Экройда», а потому, когда узнала, что к ним на раскопки, почти на край земли, приедет не просто одна из английских писательниц, а настоящая звезда, она пришла в восторг. Кэтрин пыталась представить жизнь археологов в самых ярких красках, максимально обустроить быт звездной гостьи. Она даже заставила всех европейских членов экспедиции прочитать роман Кристи, чтобы они понимали «масштаб» экскурсантки. Словом, Агату принимали весьма радушно.

В соответствии с устоявшейся традицией Леонард Вулли лично проводил очередную экскурсию, он был великолепным рассказчиком и экскурсоводом. Как никто другой, Вулли умел не просто погрузить собеседника в реалии древней жизни, которая, словно в сказке, появлялась из песка под его неспешный и обстоятельный рассказ. Его умение увлекательно рассказывать истории о прошлом, в полной мере проявилось и в его книгах, которые до сих пор читаются с большим интересом.

Казалось, Агата была зачарована археологами и их работой, а потому получила приглашение посетить их в следующем году. Домой она возвращалась на «Восточном экспрессе».

После очередного посещения раскопок в Уре Агата Кристи в обществе Вулли, его жены и их молодого помощника Макса Мэллоуна, который пропустил прошлый сезон из-за операции, добралась до Афин. Супружеская чета планировала вместе с Агатой посетить Дельфы, где был отличный музей, и познакомить писательницу с лучшими археологическими открытиями.

Вот как она рассказывает об этой поездке в своей «Автобиографии»: «Я предвкушала поездку в Дельфы в обществе Вулли, рассказывавших об этом городе с таким поэтическим восторгом! Они настояли, чтобы там я считалась их гостьей – чрезвычайно любезно с их стороны. По прибытии в Афины я была счастлива и полна ожидания.

Но беда всегда приходит негаданно. Как сейчас помню: я у стойки администратора, получаю свою накопившуюся корреспонденцию, сверху – стопка телеграмм. Как только я их увидела, мучительная тревога охватила меня: семь телеграмм – это наверняка дурные вести. Я вскрыла первую – она оказалась последней по времени. Я сложила их по порядку. В телеграммах сообщалось, что у Розалинды тяжелая пневмония[9 - В те годы, когда еще не было лекарств на основе пенициллина, подобные болезни могли привести к смертельному исходу.]. Моя сестра взяла на себя ответственность забрать ее из школы и отвезти к себе в Чешир. В следующих меня ставили в известность, что положение серьезное. В последней, которую я вскрыла первой, было написано, что состояние Розалинды несколько улучшилось.

Теперь, конечно, можно попасть домой менее чем за двенадцать часов, поскольку из Пирея ежедневно летает самолет, но тогда, в 1930 году, таких средств сообщения не было. При условии, что удастся достать билет на ближайший «Восточный экспресс», я могла оказаться в Лондоне не раньше, чем через четыре дня.

Трое друзей горячо откликнулись на мою беду. Лен, отложив все дела, отправился в транспортное агентство, чтобы забронировать для меня место на ближайший поезд. Кэтрин искренне старалась утешить меня – Макс был молчалив по обыкновению, но поехал вместе с Леном за билетом.

В оцепенении бредя по улице, я неосторожно попала ногой в одну из квадратных ям, приготовленных для высадки деревьев, – такие ямы вечно зияют на афинских улицах – и растянула связки. Ходить после этого мне стало трудно. Сидя в отеле и выслушивая сочувственные речи Лена и Кэтрин, я удивлялась – где же Макс? Наконец он явился и принес два плотных и один эластичный бинт. Затем спокойно сказал, что будет сопровождать меня домой, чтобы помочь с больной ногой.

– Но вы же собирались побывать еще где-то в Греции! – воскликнула я. – Разве вам не нужно там с кем-то встретиться?

– Я изменил свои планы, – ответил он. – Пожалуй, мне лучше вернуться домой, поэтому я могу ехать вместе с вами. Буду водить вас в вагон-ресторан или приносить еду в купе и делать все, что нужно.

Это казалось чересчур прекрасным, чтобы быть правдой. Я подумала тогда – и с тех пор всегда так считала, – что Макс замечательный человек. Он молчалив, скуп на выражение сочувствия, но делает то, что нужно, что нужно именно вам, и это помогает лучше всяких слов. Макс не горевал вместе со мной по поводу розалиндиной болезни, не убеждал, что моя дочь скоро поправится, не призывал не волноваться. Он просто понимал, что у меня большая беда. Тогда еще не было сульфамидов, и пневмония представляла реальную опасность.

Мы с Максом отбыли следующим вечером. В пути он много рассказывал мне о своей семье, братьях, матери-француженке, женщине артистического склада, весьма способной художнице, об отце, который, видимо, был похож на моего брата Монти, но, к счастью, его финансовое положение отличалось большей надежностью.

В Милане случилось приключение. Поезд опаздывал. Мы вышли из вагона – теперь, с эластичной повязкой на щиколотке, я кое-как могла ковылять – и спросили проводника своего wagon lit, сколько длится стоянка. «Двадцать минут», – ответил он. Макс предложил купить апельсинов. Мы зашли во фруктовую лавку и вернулись на перрон. Думаю, прошло не более пяти минут, но поезда уже не было. Нам сообщили, что он ушел.

– Ушел?! Но нам сказали, что он стоит здесь двадцать минут! – воскликнула я.

– Обычно – да, сеньора, но сегодня он сильно опаздывал и сократил стоянку.

Мы испуганно переглянулись. На помощь пришел один из старших станционных служащих. Он предложил нанять скоростную машину и догнать поезд, считая, что у нас есть реальная возможность сделать это на ближайшей станции Домодоссола.

И началась погоня, как в кино. То мы обгоняли поезд, то он обгонял нас. Мы мчались по горной дороге, а поезд нырял в тоннели и выныривал из них то впереди, то позади – соответственно мы то впадали в отчаяние, то ощущали собственное превосходство. В Домодоссолу мы прилетели через три минуты после прибытия поезда. Казалось, все пассажиры – уж нашего-то wagon lit наверняка – высунулись из окон, чтобы посмотреть, успеем ли мы.

– О, мадам, – сказал пожилой француз, помогая мне подняться в вагон, – que vous avez eprouv е des еmotions![10 - Сколько эмоций вы испытали! (пер. с фр.) – Прим. автора.]

Французы умеют удивительно точно выразить чувство словами. Так как у нас не было времени поторговаться с водителем, он содрал с нас безбожно много, и мы с Максом остались почти без денег. В Париже Макса должна была встречать мать, и он с надеждой предположил, что у нее можно будет взять в долг. Я часто спрашиваю, что должна была подумать моя будущая свекровь о молодой женщине, которая выскакивает из поезда вместе с ее сыном и, едва познакомившись, отнимает все, что у нее было при себе, до последнего sou. Времени пускаться в объяснения не оставалось, мне нужно было немедленно возвращаться в вагон, поэтому, схватив деньги и неловко извинившись, я исчезла. Не думаю, что заслужила этим ее расположение.