Серпы. Подноготная правда главной психушки России

Серпы. Подноготная правда главной психушки России
Аарон Швальнер

Институт имени Сербского (в простонародье «Серпы») – самое главное и, в то же время, самое закрытое экспертно-психиатрическое заведение нашей страны. В прошлом веке здесь было царство карательной психиатрии, ломающей судьбы диссидентов и инакомыслящих. Сейчас, конечно, времена изменились, но сотрудники Института по-прежнему не распространяются о порядках внутри их учреждения – хотя бы потому, что здесь, как и 100 лет назад, решаются судьбы людей, и доступ к такого рода информации априори должен быть ограничен. Автору книги удалось побывать в святая святых отечественной психиатрии, увидеть воочию тех, чья жизнь связана с «Серпами» (как ученых, так и больных), и понять, по каким именно принципам здесь решают – кому вернуться на волю, а кому отправиться гнить на веки вечные в тюрьму или психушку. Содержит нецензурную брань.

Аарон Швальнер

Серпы. Подноготная правда главной психушки России

Разумеется, все, что написано в книге – полная выдумка, включая имена собственные. Автор ни на кого и ни на что не намекает и ничего и никого не имеет в виду. В помине ничего такого не существовало никогда.

1 . Введение

«Серпами» в народе зовут знаменитый Институт психиатрии имени В.П. Сербского – главный «дурдом» нашей страны. Конечно, «дурдомом» в классическом смысле слова он не является – здесь не лечат, здесь только проводят психиатрические экспертизы, то есть методом изучения личности пациента отвечают на вопрос о наличии или отсутствии у него психического расстройства, делающего его невменяемым и не способным понимать значение своих действий. Экспертизы эти назначаются, как правило, судьями или следователями по делам, находящимся в их производстве. Чаще – по делам уголовным, по которым производство экспертизы в определенных случаях обязательно (когда преступление совершенно несовершеннолетним, касается половой неприкосновенности личности, когда у обвиняемого имелись черепно-мозговые травмы или странности в поведении). Реже – по гражданским (когда оспариваются сделки, совершенные не вполне адекватным гражданином или решается вопрос о признании лица недееспособным).

Экспертизы эти бывают двух видов – амбулаторные и стационарные. Первые представляют из себя 15-20-минутное общение с комиссией психиатров, по итогам которого они выносят свое заключение о наличии или отсутствии у вас соответствующего психиатрического диагноза. Так проходят 60% назначаемых экспертиз. Обычно психиатрам достаточно такого времени, чтобы понять, кто перед ними. Но, если, по какой-то причине – будь то отказ лица отвечать на вопросы экспертов, недостаточность медицинской документации, неполнота клинической картины – они сделать этого не смогли, будьте готовы к экспертизе второго типа: вас положат в стационар и будут в течение месяца наблюдать за вашим поведением, опрашивать вас, забирать анализы и таким образом устанавливать наличие или отсутствие заболевания.

Оба вида экспертиз проводятся в психиатрических больницах по месту нахождения суда или органа предварительного расследования. И только, если случай оказался тяжелым настолько, что и местная стационарная экспертиза пришла к противоречивым выводам, их проведение поручается специалистам Института имени Сербского. Ваш покорный слуга относился именно к таким случаям. Мне было проведено 4 местных экспертизы: 3 амбулаторные и 1 стационарная. Амбулаторные в один голос заявляли, что я болен биполярным расстройством и должен лечиться амбулаторно. Стационарная – что лечение должно быть стационарным. Не сошлись эксперты и в вопросе, когда началось течение заболевания. Чтобы устранить эти противоречия, меня направили для прохождения стационарной экспертизы в главную психушку России.

Учреждение это во всех смыслах закрытое. Помимо того, что за высокие, обнесенные по периметру колючей проволокой, заборы здания на Пречистенке, просто так никому не попасть, еще и информации о деятельности Института в наше время в Сети практически никакой. Оберегает себя это учреждение от посторонних глаз. И тому есть причины…

В Советском Союзе психиатрические больницы часто использовались властью для изоляции политических инакомыслящих, чтобы дискредитировать их взгляды, сломить их физически и морально. В институте им. Сербского ставились диагнозы диссидентам в наиболее известных случаях злоупотребления психиатрией.[1 - Reich W. The World of Soviet Psychiatry (англ.) // The New York Times (USA). – 1983. – January 30.] Например, там проходили экспертизу Александр Есенин-Вольпин, Виктор Некипелов, Вячеслав Игрунов, Виктор Файнберг. Генерал-майор Петр Григоренко был признан невменяемым в НИИ им. Сербского, поскольку «был непоколебимо убежден в правоте своих поступков» и «помешался на идеях реформизма».[2 - Glasser, Susan. Psychiatry's Painful Past Resurfaces in Russian Case; Handling of Chechen Murder Reminds Many of Soviet Political Abuse of Mental Health System (англ.) // The Washington Post (USA) : journal. – 2002. – 15 December.] Некоторые из специалистов НИИ им. Сербского имели высокий авторитет в МВД – например, печально знаменитый Даниил Лунц,[3 - Applebaum, Anne. Gulag: a history. – Anchor Books, 2004. – ISBN 1400034094.] заведовавший 4-м отделением, куда направлялись на экспертизу арестованные по политическим статьям, и охарактеризованный Виктором Некипеловым как «ничем не отличавшийся от врачей-преступников, которые проводили бесчеловечные эксперименты над заключёнными в нацистских концлагерях». Д. Р. Лунц имел чин полковника госбезопасности, а директор Института Г. В. Морозов – генерала.[4 - Карательная психиатрия в России: Доклад о нарушениях прав человека в Российской Федерации при оказании психиатрической помощи. – М.: Изд-во Международной хельсинкской федерации по правам человека, 2004. – С. 84. – 496 с.] Цецилия Фейнберг, директор института с 1930 по 1950 год, длительное время работала на административных должностях в системе ВЧК и НКВД.

Характерно, что многие из сотрудников института им. Сербского не знали о злоупотреблениях, имевших место в 4-м отделении. «Специальное» 4-е отделение представляло собой «государство в государстве», куда не имели доступа психиатры-эксперты, работавшие с лицами, совершившими уголовные преступления. Бюрократизированная иерархичность структуры советской психиатрии позволила исключить большинство судебных психиатров из участия в экспертизах диссидентов. Вместе с тем среди лиц, обвинявшихся в антисоветской деятельности, процент «душевнобольных» обычно оказывался во много раз выше, чем среди уголовных преступников. Процент привлечённых к ответственности по политическим статьям составлял 1—2 % от общего количества лиц, проходивших на протяжении 1970-х годов экспертизу в институте им. Сербского; между тем в пенитенциарных учреждениях количество осуждённых диссидентов составляло в этот период времени лишь 0,05 % от общего числа осуждённых.[5 - Глузман С.Ф. Этиология злоупотреблений в психиатрии: попытка мультидисциплинарного анализа (рус.) // Нейроnews: Психоневрология и нейропсихиатрия : журнал. – 2010. – Январь (№ 1 (20)).]

В 1950-е годы Комиссия Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, осуществившая тщательную проверку Института им. Сербского, собрала многие документальные свидетельства, подтверждающие существование злоупотреблений психиатрией и низкое качество экспертиз, проводимых в Институте им. Сербского.[6 - Прокопенко А. С. Безумная психиатрия // Карательная психиатрия: Сборник / Под общ. ред. А. Е. Тараса. – Москва – Минск: АСТ, Харвест, 2005. – 608 с. – ISBN 5170301723.] Комиссия установила факт незаконного альянса психиатров института с органами государственной безопасности и отметила личную ответственность за совершённые преступления Д. Р. Лунца. Председатель Комиссии КПК А. Кузнецов, в частности, отмечал: «Руководство института допускало нарушение законности, выражавшееся в том, что врачи-эксперты дела по политическим преступлениям не изучали, не докладывали их, а, как правило, эти дела привозил в институт следователь КГБ за тридцать минут до начала экспертизы, сам докладывал суть дела, присутствовал при экспертизе и даче медицинского заключения».[7 - Подрабинек А.П. Карательная медицина. – Нью-Йорк: Хроника, 1979. – 223 с. – ISBN 0897200225.]

В справке «Об Институте судебной психиатрии им. Сербского», составленной для Комиссии Комитета партийного контроля в августе 1956 года директором Института психиатрии Минздрава СССР Д. Федотовым и заведующим отделом науки газеты «Медицинский работник» А. Портновым, говорилось: «В институте установилась традиция – исключать из состава СПК [судебно-психиатрической комиссии] врача, мнение которого расходится с большинством членов комиссии. <…> Если в одном из отделений после повторной экспертизы мнения расходятся, то есть диагноз не устанавливается, то больного переводят в другое отделение, где экспертиза приводится к единому мнению без всякого участия врачей предыдущего отделения и ссылки на их мнения».

В документах, собранных комиссией, отмечалось, что ряд пациентов содержались в Институте им. Сербского в изоляторах, не имевших коек, и указывались случаи грубого обращения с пациентами (избиения), прежде всего со стороны работников МВД. Данные комиссии, по-видимому, так и не были обсуждены на высшем партийном уровне; акт комиссии был сдан в архив, а члены комиссии подверглись административным репрессиям: их отстранили от руководящих должностей.

Посетившая Институт им. Сербского в 1991 году комиссия Всемирной психиатрической ассоциации обнаружила, что помещения института скудны и переполнены, а пациенты во время своего пребывания в институте очень ограничены в деятельности. Из бесед с пациентами и другими лицами в Институте им. Сербского выяснилось, что большинство пациентов хотя и имели беседы с юристами, но получили очень мало информации о том, по какой причине они находятся в институте и каков будет результат обследования. Ни один из пациентов не вызывался в суд.[8 - Отчет комиссии WPA о визите в Советский Союз 9—29 июня 1991 г // Независимый психиатрический журнал. – 1992. – № 1—2. – С. 52—73.]

В наше время институт приспособился к новым условиям, не проведя никаких реальных реформ. Роберт ван Ворен, генеральный секретарь международной организации «Глобальная инициатива в психиатрии», писал, что сфера судебной психиатрии в странах бывшего Советского Союза остаётся закрытой и влиятельной, сохраняется диктат московской психиатрической школы: судебно-психиатрическая практика активно контролируется Центром им. Сербского, и даже в странах Балтии по-прежнему соблюдаются предписания этого учреждения, а часть профессиональной подготовки возложена на его сотрудников.[9 - Van Voren R. Reforming forensic psychiatry and prison mental health in the former Soviet Union // Psychiatric Bulletin. – The Royal College of Psychiatrists, 2006. – Вып. 30. – С. 124—126.]

Согласно Федеральному закону «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», в негосударственных российских учреждениях не может проводиться судебно-психиатрическая экспертиза, а это фактически означает запрет экспертной деятельности любых независимых от государства психиатров. Как отмечает международная правозащитная группа «Агора» в докладе «Политическая психиатрия в России», фактически за Центром имени Сербского остаётся последнее слово во всех связанных с психиатрией вопросах; вопреки положению Уголовно-процессуального кодекса, согласно которому никакие доказательства не имеют заранее установленной силы, заключение Центра им. Сербского практически невозможно оспорить.[10 - Гайнутдинов Д., Чиков П. Политическая психиатрия в России. Доклад группы «Агора» // Медиазона. – 11 октября 2016.]

Юрий Савенко, глава Независимой психиатрической ассоциации России, отмечал: «Практически ничего не изменилось. Они в институте не испытывают угрызений совести по поводу своей роли при коммунистах. Это те же самые люди, и они не хотят извиняться за все свои действия в прошлом». «Система всё та же, менталитет тот же», – утверждал Александр Подрабинек. По мнению адвоката Карена Нерсисяна, «институт Сербского не является медицинским учреждением, это орган власти».

Многие судебно-психиатрические экспертизы, проводившиеся специалистами центра в постсоветское время, были назначены с целью признать невменяемыми высокопоставленных должностных лиц в случаях совершения ими изнасилований или убийств, как то было в Чечне с Юрием Будановым, который в конечном итоге был признан вменяемым и осуждён после более чем трёх лет судебных разбирательств; и, наоборот, вменяемыми – очевидно больных, но не угодных власти правонарушителей.

Начиная с 2000-х годов было немало случаев, когда люди, «неудобные» для российских властей, содержались в психиатрических больницах.[11 - Psychiatry used as a tool against dissent – by Association of American Physicians and Surgeons, October 2, 2006] Некоторые из этих людей проходили судебно-психиатрическую экспертизу в Центре имени Сербского и были признаны невменяемыми. Например, в 2003 году в Центре им. Сербского проводилась экспертиза Юрия Давыдова и Евгения Привалова – руководителей «Поэтизированного объединения разработки теории общественного счастья» (ПОРТОС). В ходе экспертизы им поставили диагноз «шизофрения» и признали невменяемыми. Защита настаивала на оправдании Ю. Давыдова и Е. Привалова как психически здоровых людей.

Дмитрий Медков, ложно обвинённый в убийстве собственной сестры, дважды проходил экспертизу в Центре им. Сербского.[12 - Соколов-Митрич Д. («Известия», 24.01.2008). Три года принудительного лечения за «особую опасность», которой не было // Независимый психиатрический журнал. – 2008. – № 1.] В 2004 году специалисты центра вынесли заключение, согласно которому Дима Медков «страдает хроническим психическим расстройством в форме шизофрении, а именно параноидной шизофренией». Три года Д. Медков проходил принудительное лечение в психиатрической больнице; после того как обнаружилось, что сестра Медкова жива, новая комиссия вынесла совершенно иное заключение, исключающее прежние выводы.

Специалисты «Серпов» «затолкали» на принудительное лечение Михаила Косенко и Максима Панфилова – участников марша к Болотной площади в 2012 году, – признав их невменяемыми и, таким образом, заткнув рот явным политическим противникам действующей власти. [13 - Фигуранта «болотного дела» Панфилова перевели в психиатрическую больницу в «Бутырке» по ходатайству следствия // Медиазона. – 31 октября 2016.]

Одним словом, «Серпам» есть, что скрывать. Все тайны их, конечно, не раскрыть еще лет сто, но, если вам интересно, как проводятся такого рода экспертизы сегодня в данном учреждении, кто их проводит и над кем ставятся здесь психиатрические опыты, то, как писал А.П. Чехов в своей знаменитой «Палате номер шесть»…

«Если вы не боитесь ожечься о крапиву, то пойдемте по узкой тропинке, ведущей к флигелю, и посмотрим, что делается внутри. Отворив первую дверь, мы входим в сени. Здесь у стен и около печки навалены целые горы больничного хлама. Матрацы, старые изодранные халаты, панталоны, рубахи с синими полосками, никуда негодная, истасканная обувь, – вся эта рвань свалена в кучи, перемята, спуталась, гниет и издает удушливый запах… В комнате стоят кровати, привинченные к полу. На них сидят и лежат люди в синих больничных халатах и по-старинному в колпаках. Это – сумасшедшие…»

2. Четверг

Все здесь начинается с четверга. Это приемный день. Нет, жители Москвы и Московской области могут приехать в любой день недели, четверг – день приема из других регионов. Позже стало понятно, что такое своеобразное решение вызвано проведением именно по четвергам «выпускных комиссий», на которых принимаются подлежащие немедленному исполнению решения о выписке больных (по принципу: только место освобождается – сразу принимают нового человека). А еще позже – что Серпы исполнены своеобразных, малопонятных и даже абсурдных решений, вполне вписывающихся в классическое определение дурдома.

Путь в ад лежит от проходной через приемное отделение, расположенное на 1 этаже 4-этажного здания характерного желтого цвета, вмещающего в себя весь лечебный корпус: все больные, как находящиеся под стражей, так и условно свободные, содержатся именно здесь. Весь этот путь сопровождается созерцанием какого-то невероятного количества сотрудников ФСИН и колючей проволоки – вроде бы все это есть атрибуты «стражных отделений», в которых содержатся арестованные объекты экспертных исследований. На самом деле, охраняются здесь и все остальные биологические объекты – хоть участие в экспертизе в 80% случаев и добровольное, а все же объект должен понимать, что он лишен свободы, и потихоньку начинать за счет этого исправляться. Ну да обо всем по порядку.

Все начинается с приемки. Как товарно-материальные ценности, люди проходят здесь не прием, а именно приемку. В ходе нее изымаются у вас деньги, документы (в том числе паспорт), ценные вещи – на все это составляется и выдается квитанция. Тогда же изымаются и возвращаются сопровождающим либо также помещаются на склад временного хранения запрещенные к проносу предметы, в том числе:

–шнурки от одежды (срезаются);

–скрепки от тетрадей (вытаскиваются);

–столовые приборы;

–колюще-режущие предметы;

–майонез, кетчуп, соусы;

–еда домашнего приготовления;

–колбаса вареная;

–мясо птицы;

–духи, дезодоранты в баллонах, иные жидкости в стекле;

–бритвенные принадлежности (передаются в отделение, где хранятся у постовой медсестры);

–мочалки;

–сахарный песок;

–иные принадлежности по усмотрению дежурной санитарки, исполняющей здесь одновременно обязанности главного врача и администратора.

(Сотовый телефон, зарядное устройство (что немаловажно) не изымаются, а передаются в отделение, где также хранятся на посту и выдаются в строго определенные часы (но об этом позже)).

Вообще логике этот перечень не поддается. С одной стороны, вроде бы понятно, что вилкой или ножом гипотетически ненормальный подэкспертный может нанести увечья себе или другим (по этой причине в другом экспертом учреждении, в котором я дотоле проходил аналогичное исследование, больным запрещалось иметь шариковые ручки – мол, могут в глаз воткнуть, – но разрешалось карандаши – они в глаз ну никак не втыкаются). Но какой вред может нанести скрепка от тетради, используемая в качестве катаны при ритуальном самоубийстве, большая загадка. Особенно, учитывая, что в самой палате больного ждет бесчисленное множество длинных простыней и не привинченных к полу кроватей, в совокупности представляющих отличное приспособление для суицида…

-Что беспокоит? Какие хронические болезни? – слышим мы безучастный голос местного терапевта, чей осмотр обязателен при помещении в стационар.

–Изжога.

–Что принимаете?

–«Омез». У меня с собой пачка.

–Не надо.

–Что значит – не надо? Терпеть изжогу, что ли?