Избранные произведения. Том 3

– Так-то вот и мы к своим пробираемся, чтобы сообща нашу родину от фашистской нечисти освободить.

В тот вечер финны попробовали окружить отряд. Но после короткой стычки бойцам удалось прорвать вражье кольцо и выскользнуть из окружения. Во время боя дядю Ваню тяжело ранило. Бойцы всю ночь, сменяясь, несли старика на носилках.

Лида то и дело прикладывала ему к голове мокрую тряпицу, вытирала выступавшую из-под повязки кровь.

– Уж потерпи, дядя Ваня, скоро, скоро дойдём до своих… – утешала она его.

– До своих?

– Да. И тебя на самолёте отправят в город.

– В город?

– Ну конечно, в город. Там, сам знаешь, какие хорошие врачи. Они быстро поставят тебя на ноги. И ты поправишься.

– Спасибо на добром слове, доченька, – судорожно вдохнул воздух дядя Ваня. – Только уж недолго мне осталось… Эх, а какая хорошая, какая счастливая ещё будет жизнь впереди!

Старик закашлял кровью.

– Вот, дядя Ваня, какой ты недисциплинированный, всё говоришь да говоришь. А разговаривать тебе нельзя…

Под вечер дядю Ваню похоронили на одной из безымянных высот. Силясь не разрыдаться, Лида кусала платок… Мужчины упорно смотрели себе под ноги.

4

К концу длинного и тяжёлого пути отряд пограничников и моряков своим внешним видом мало уже походил на воинскую часть. Тем более глубоко понимали и чувствовали эти люди в изодранном обмундировании, в разбитых, стянутых обрывками телефонного провода сапогах и ботинках, обросшие, с воспалёнными от бессонницы глазами, что всю надежду на выход из окружения они должны возлагать на сплочённость и дисциплину отряда.

Лес за это время неузнаваемо изменился. По-осеннему шумели пожелтевшей листвой карельские берёзы, горящими факелами пламенели кроны осин. Почва под ногами становилась всё мягче. Оступишься – глухо чавкает под подошвой холодная зелёная жижа. По ночам частые звёзды нависали над чёрной болотной водою.

Сквозь изрядно поредевший лес с линии фронта доносились уже не только далёкие раскаты орудий, но и долгие, похожие на звук рвущегося полотна пулемётные очереди. Опытные бойцы прислушивались к этим звукам и определяли:

– Всю ленту пускает. Верно, тяжёлый бой.

Временами казалось – откуда-то с большой высоты рушились очень тяжёлые ящики. Ноги ощущали, как сотрясалась земля. Что бы это могло быть? Одни говорили, что это артиллерийские залпы, другие пускались в рассуждения о каком-то новом, неведомом оружии.

В районе Куло-Ярви в схватке с вражеским пикетом был ранен в обе ноги мичман Шалденко. Он искусал себе губы, без устали сыпал проклятиями, стихая лишь на время, когда к нему подходила Лида – «товарищ медсанбат», как прозвали её в отряде.

– Так болит, товарищ мичман? – не выдержав, участливо спросил его однажды Урманов, нёсший носилки.

Шалденко сверкнул уничтожающим взглядом, словно услышал нелепейший вздор.

– Зачем задаёшь глупые вопросы? – сердито сказал он. – Где и когда ты видел, чтобы моряк ругался оттого, что у него раны болят?

На одном из коротких привалов Шалденко сполз с носилок и лёг навзничь на красный гранит. Серыми, широко раскрытыми, в спокойном состоянии добрыми глазами он уставился в небо, где медленно проплывали кудрявые белоснежные тучи. Голова мичмана была откинута назад, а подбородок, покрытый сейчас чуть вьющейся русой бородкой, торчал вверх. Шинель на нём была расстегнута, один борт откинут, и из-под раскрытого воротника кителя виднелась полосатая тельняшка. На поясе висели немецкие гранаты с длинной ручкой и маузер в деревянной кобуре. Он дышал тяжело, было явственно видно, с каким напряжением поднималась и опускалась его широкая грудь. Пальцы его, сильные, будто орлиные когти, вцепились в камень. «Неужели каюк? – больно кольнуло в сердце мичмана. – Конец службы мичмана Шалденко?..» И перед его глазами встала подводная лодка. Вот она идёт на шум вражеских кораблей… Пущенные им торпеды устремляются на врага. Затаив дыхание он ждёт глухого взрыва, но взрыва нет, только сердце стучит всё сильнее и сильнее… Мичман недоумённо раскрыл глаза:

– А… это ты, Андрей?

Да, это Верещагин опустился рядом с ним на камень.

– Эх, главстаршина! Неужели не суждено мне больше увидеть море?

– Что это тебе взбрело в голову, мичман? Нет, наша вахта ещё не окончена…

Шалденко помолчал несколько минут, потом поглядел на товарища полным тоски взглядом:

– Боюсь, Андрей, что дела мои плохи… Видно, рваный бушлат не заштопаешь.

– Нет, мичман, не пришло ещё тебе время отдавать якорь. Не бойся, починят тебе ноги. Теперь какой-нибудь день-два, и мы уже будем у своих.

Верещагин смотрел в глаза мичману. Сколько в этом взгляде было дружеского участия. Шалденко отвернулся, сомкнул веки. Потом чуть приподнялся.

– Дай руку, – сказал он и изо всех сил сжал протянутую могучую руку Верещагина. – Спасибо, друг, спасибо…

В первые месяцы войны ещё не было сплошной, хорошо укреплённой линии фронта. Обманутый первыми удачами враг, не думая об укреплении своих флангов, рвался вперёд. Поэтому переход через фронт оказался не таким сложным, как этого ожидал отряд лейтенанта Краснова.

Накануне в руки разведчиков попал раненый финский солдат, возвращающийся с переднего края. От него удалось узнать о расположении финских и советских частей, а также то, что финны сейчас не наступают, а лишь накапливают силы для предстоящего наступления. При допросе присутствовала Лида. Она хорошо знала эти места и прекрасно говорила по-фински.

В ночь прорыва отряд остановился на опушке леса. Нужно было предупредить советское командование. Сделать это вызвалась Лида, а в спутники ей дали Верещагина. Узнав, что на столь рискованное дело посылают девушку, моряки заволновались. Краснов успокоил их:

– Вам могут не поверить, а у неё там брат.

Пробираться надо было вплавь через озеро. До берега их проводил с группой бойцов Урманов.

– Идите вперёд, – сказала Лида шёпотом Верещагину, когда они остались вдвоём, и начала снимать платье.

Они поплыли. Вода была холодная, тёмная. Верещагин боялся за девушку и всё время оглядывался. Но Лида плыла хорошо. Вдруг над озером вспыхнула ракета, потом полоснула пулемётная очередь. Верещагин, готовый было нырнуть, ждал второй ракеты, но её не последовало. Значит, первая была случайной. Но Лида начала отставать. Верещагин подождал её. Лида проговорила сквозь зубы:

– Я ранена… Плывите быстрей… один… Скажите, что вы – от Жемчужины.

Верещагин хотел было помочь ей.

– Плывите! – приказала Лида. – Я сама доберусь.

Когда Верещагин попробовал всё же помочь ей, она укусила его за руку. Андрей чуть не ахнул, отпустил девушку и поплыл один…

Главстаршина уже заканчивал свой короткий доклад в землянке капитана, когда на пороге в накинутой на плечи шинели, мокроволосая и очень бледная, появилась Лида.

– Я – Жемчужина! – представилась она капитану.

– Вы? – Капитан встал с места и, протянув руку, пошёл навстречу девушке.

Собираясь обратно, Андрей с усмешкой показал Лиде свою руку:

– На всю жизнь след останется.

Лида не отрываясь смотрела в его вдруг потеплевшие глаза.

Капитан выделил в помощь отряду двух разведчиков. Верещагин благополучно переплыл с ними озеро. Когда он вернулся к своим, все в один голос с тревогой спросили: