Сожженная карта. Тайное свидание. Вошедшие в ковчег

– Да бросьте вы, разве полицейский будет сообщать первому встречному секретные данные? А тут еще и чаевые в тысячу иен – это уж уголовное дело.

– Дело – это чепуха… но вот я, спасибо хозяину «Камелии», могу, не выходя из кафе, и на лошадь поставить, и в патинко поиграть… старость… пока сам не состаришься, не поймешь, что такое старость… даже внуки и те вслед за невесткой прямо в лицо мне: грязный старикашка.

– Я не сделаю ничего, что могло бы вам повредить. Обещаю.

– Что вы хотите узнать?

– Я ищу человека, которого вы видели на фотокарточке.

– Вчера уже приходил один – то же самое спрашивал… постойте-ка, да он вроде бы ваш знакомый?.. каких только людей здесь не бывает… много всяких типов – ни запоминать, ни даже по имени их знать не хочется… у меня два раза удар был, я уже наполовину соображать перестал, а проболтаться я всегда могу… вот и стараюсь и к лицам не приглядываться, и имен не запоминать…

– Если вы сами затрудняетесь мне сказать, у кого я могу спросить? Подскажите хоть это.

Старик, будто его приперли к стене, как мышь в поисках выхода, перебегая взглядом с меня к черному окну «Камелии», а потом к дыре, прожженной в одеяле, которым были укрыты его колени, коротко покашливает, прячет руки под одеялом, снова выдергивает их оттуда и наконец, видимо решившись, вытирает глаза тем же пальцем, которым только что ковырял в носу, прищелкивает языком и говорит, точно плюет:

– Выберите время, часов в семь утра, поездите здесь в округе, выберите время.

– Как будто случайно?

– Угу, случайно…

Тот же день. 12 часов 6 минут. Посещаю господина Томияма, которому разыскиваемый за день до исчезновения продал свою машину. Его не было дома, но я узнал, что у него больной желудок и он имеет обыкновение приезжать на обед домой, поэтому я прошу разрешения подождать. Господин Томияма живет не в доме двадцать четыре, как мне сказала заявительница, а в доме сорок два, и поэтому поиски заняли довольно много времени. Правда, мне все равно нужно было его ждать, и таким образом я сократил время ожидания – как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Дешевый грязный домишко. За сломанной изгородью в маленьком дворике торчит нос «короны» образца шестьдесят третьего года. Не исключено, что это машина, купленная у пропавшего без вести. Она содержится в образцовом порядке, покрышки почти новые.

Жене господина Томияма лет тридцать. Двое детей, обе девочки, двух и четырех лет. Во дворе обтянутое полиэтиленовой пленкой сооружение, похожее на теплицу, – атмосфера домовитости и уюта. После долгого ненастья наконец выглянуло солнце, и двор превращается в солнечную заводь, становится так тепло, что хочется сбросить пальто. Я отклоняю приглашение войти в дом и прошу разрешения присесть на сырой веранде.

Судя по словам жены господина Томияма… (Раздаются два коротких автомобильных гудка, – видимо, приехал господин Томияма.)

Тот же день. 12 часов 19 минут. Возвратился господин Томияма. Он очень спешит, и поэтому мы беседуем за обедом. Еда его состоит из протертого супа и хлеба. Он жалуется на свою жизнь: нужно, мол, и силы поддержать, и в то же время желудок щадить, да и шофером работать – тоже радости мало, но все же, тревожась о судьбе пропавшего, охотно отвечает на все вопросы.

Ниже следует запись беседы с господином Томияма.

Я. Каким образом вы купили машину у Нэмуро-сан?

Томияма. По рекомендации одного моего приятеля, который незадолго до этого купил машину у Нэмуро-сан. Он мне очень советовал: цена, мол, невысокая, машина в полном порядке – в этом можно не сомневаться. Действительно, покупка, как мне кажется, оказалась удачной.

Я. Вы встретились с Нэмуро-сан, случайно, не в кафе «Камелия»?

Томияма (несколько удивленно). Да. В то время из-за какого-то пустяка я вылетел с работы в таксомоторной компании и некоторое время пробавлялся работой у ворот и случайными заработками.

Я. А что это значит «работа у ворот»?

Томияма. Направляешься прямо к какой-нибудь таксомоторной компании, останавливаешься у ворот, и тебя, случается, нанимают на временную работу, потому так и называется: работа у ворот. Крупные компании, как правило, у ворот на временную работу не нанимают, но если, случается, шофер заболел или просто не вышел на работу, а машину вести надо – дураков нет, чтобы убытки терпеть. Да к тому же еще для тех, кого нанимают у ворот на временную работу, главное – деньгу зашибить, и они забывают обо всех правилах – работают хоть по двадцать четыре часа в сутки. Две-три компании обойдешь – где-нибудь да наймут.

Я. Между «Камелией» и наймом у ворот есть какая-нибудь связь?

Томияма (с некоторой растерянностью). Я теперь вернулся в свою старую компанию и полностью порвал с «Камелией», но… об этом не хотелось бы говорить… для некоторых людей «Камелия» все еще спасительная отдушина, а я не намерен предавать своих товарищей шоферов.

Я. Единственное мое желание – как-то нащупать след Нэмуро-сан. Значит, для шоферов, подыскивающих временную работу, «Камелия» была своего рода частной биржей труда?

Томияма. Да… кофе в этом заведении крепкий, да к тому же открыто оно с раннего утра, вот так и получилось, что его облюбовали шоферы. Это и надоумило тамошнего хозяина взяться за такое дело.

Я. Вы сказали «деньгу зашибить», а чем, собственно, временные работники отличаются от постоянных?

Томияма. Временная работа не предусматривает гарантированного минимума заработной платы, социального страхования, выходного пособия, но зато шоферу выплачивают четыре процента от выручки. Дней десять в месяц поработаешь, самое меньшее сорок-пятьдесят тысяч в кармане. Шофер-левак в дни больших праздников, если, конечно, он профессиональный подшибала и как рыба в воде на бегах, автомобильных гонках, у всяких увеселительных заведений, то дня за три можно и сто тысяч заработать.

Я. Прибыльное дело.

Томияма. Когда парень молодой, одинокий, любит красиво пожить, такое беззаботное житье нравится. Но если заболеешь или права отберут – тогда крышка, если же забыть о том, что будет с тобой завтра, тогда весь мир – твой.

Я. И много таких людей ходит в «Камелию»?

Томияма. Да нет. Водителей такси в Токио примерно тысяч восемьдесят. И если из этих восьмидесяти тысяч там бывает человек двадцать-тридцать, разве это много? А кроме того, процентов шестьдесят из тех, кто ходит в «Камелию», – люди случайные, как, например, я. Как ни приятна беззаботная жизнь, в конце концов и она человеку приедается. Беззаботность того, кто думает лишь о том, чтобы подзаработать, в конце концов оборачивается меланхолией. Хотя и костюм на нем самый лучший, и ботинки самые лучшие, и часы у него импортные, а он всегда в суете и беспокойстве, иногда и до драк доходит. Лет пять подшибалой поработаешь – даже лицо совсем другим становится, с первого взгляда видно, что за птица.

Я. Нэмуро-сан догадывался об этой скрытой деятельности «Камелии»?

Томияма. Я, помнится, говорил ему об этом.

Я. А есть еще такие же кафе, как «Камелия»?

Томияма. Думаю, что есть. Ведь временная работа – излюбленное занятие многих шоферов. Совсем недавно в газете была статья о налете полиции на одну такую посредническую контору, не имевшую на то разрешения.

Я. За этим, наверно, следят?

Томияма. Еще бы – это ведь нарушение закона о трудоустройстве. С теми, кто его нарушает, поступают как с содержателями воровских притонов.

Я. Интересно, с кем связана «Камелия»?

Томияма. Не знаю. Так глубоко в их деятельность я не влезал, да и не собирался влезать.

Я. Нельзя ли предположить возможность того, что Нэмуро-сан и сейчас прибегает к услугам «Камелии» или другой аналогичной посреднической конторы?

Томияма (несколько удивлен, серьезно обдумывает сказанное мной). Но ведь Нэмуро-сан, кажется, был начальником отдела солидной торговой фирмы. Если только он допустил какую-то серьезную оплошность… конечно, среди шоферов есть люди, которые в прошлом чем только не занимались… бывшие школьные учителя, бывшие рыбаки, бывшие монахи, бывшие художники… работа трудная, но зато, в отличие от любой другой, ты все время на людях. Хорошая профессия для человека, который по своему характеру в любой толчее способен остаться самим собой. И приходится тебе без всякой надежды на будущее круглый год носиться по городу ради других, и даже не представляешь себе, куда в конце концов прибьешься. Когда-то таких людей называли перелетными птицами – они и есть перелетные птицы. Носятся по свету из одного конца в другой и думают, наверно, что они связывают мир, но ничего похожего – ни одна профессия не разобщает мир так, как эта. И шумные центральные улицы, и тихие переулки – дорога есть дорога. И богатые, и бедные, и мужчины, и женщины – пассажиры есть пассажиры, и пассажиры эти порой не столько люди, сколько отвратительный болтливый груз. Каждый день носишься, продираясь сквозь тысячи, десятки тысяч людей, а тебе представляется, что ты несешься в пустыне, где нет ни живой души, так что можно даже проникнуться любовью к людям. Такая работа по мне, и, если бы мне кто и предложил подыскать другую, потому что, мол, эта уже поперек горла стоит, я б даже и слушать не стал. Но чтобы начать все заново, здесь нужна большая смелость, верно? Конечно, если у человека есть собственный грузовичок, для него все просто, а вот с Нэмуро-сан дело обстоит иначе – ему трудно было бы на такое решиться, не будь какой-то крайности.

Я. Допустим, попадет человек в «Камелию», может он там что-либо выведать?

Томияма. Трудно. Если речь идет о солидной компании, то во время вступительных экзаменов очень тщательно выясняют личность претендента, и никто, в общем, не выражает недовольства по поводу такого расследования… Если же речь идет о «Камелии»…

Я. Возникнут сложности?

Томияма. Там существует обыкновение не интересоваться биографиями друг друга, это уж само собой, и даже имени не спрашивать.

Я. А в случае если будут объяснены обстоятельства, заставившие обратиться к ним?

Томияма. Узнав об этих обстоятельствах, постараются выгородить человека.

Я. Вы, зная, чем занимаются в «Камелии», тоже откажетесь представить сведения, если их у вас запросят?