Вперед, в темное будущее

Человеческий мозг невероятно сложен, быстр и порой жесток по отношению к своему обладателю. Ему достаточно доли мгновения с минимальной визуальной информацией для того, чтобы проанализировать происходящее и прийти к логическому заключению. Поэтому самое главное и опасное в мире оружие находится у человека в голове. Пещерные люди использовали его, чтобы охотиться, прокормить себя и обеспечить себе потомство. Мозги людей, живших в эпоху Ренессанса, были достаточно развиты, чтобы прийти к таким вещам как гуманизм и светская культура. А двадцатый век, помимо гонки вооружений, был известен тем, что ученые начали более пристально изучать нервные импульсы, проходящие в человеческом мозгу каждое мгновение. Именно благодаря таким, вроде бы незначительным, вещам как нервные импульсы, человечество находится именно там, где оно сейчас. Импульсы посылают сигнал в глубины разума на основе мельчайших деталей, которые наши глаза успевают замечать. Глазам не нужно видеть все, чтобы наше подсознание понимало что происходит. Мозг сам все дорисовывает.

С ссадинами на лице и весь в грязи, он выбрался из леса к тому месту, где его ждали Карлин и Мориц. Глазам Самана Хуссейна не нужно было видеть Руди, чтобы понять, что он уже умер. Пустого взгляда русоволосой девушки было достаточно, чтобы Саман меньше чем за секунду понял, что он опоздал. Что он не справился. И что его друг – Руди Шмит –мертв.

У Самана начало темнеть в глазах, когда женщины-вожатые лагеря, задыхаясь, выбежали из темной гущи у него за спиной. Он примерно представлял, как эти женщины сейчас смотрят на эту картину с широко раскрытыми глазами и не знают что сказать.

– Скорая все равно не успела бы доехать. Ты зря бежал, дружище, – не поворачиваясь сказал Мориц. В его голосе была боль.

Он опустил спину Руди с дерева и положил его в лежачее положение. Саман сделал шаг вперед, а затем наткнулся на знак стоп, сделанный рукой все так же сидевшего на коленях Морица. Глаза уже привыкли к темноте и слабому лунному освещению, поэтому Саман мог различить рыжую голову Морица на фоне кустов, возле которых лежало бездыханное тело его лучшего друга.

Карлин все так же смотрела на него пустым взглядом. Она смотрела ему прямо в глаза, но казалось, что ее душа и разум сейчас находятся совсем в другом месте. Возможно, там, где Саман Хуссейн, ненавидящий бегать, но первый бросившийся через лес на помощь в лагерь, успел. Или там, где левое переднее колесо древней Хонды не лопнуло, и они не вылетели через ограждение. Там, где они вчетвером уже были в Хаптоне, в их любимом баре, где они обычно сидели за просмотром футбольных матчей.

Саман не мог знать о чем думает Карлин. Черт, да он не понимал о чем думает он сам. Все казалось нереальным, как плохой сон, один из тех, которые он видит регулярно. Ноги подкашивались и он только сейчас заметил, что совсем не дышит с того момента как поймал ее взгляд.

На своем плече он почувствовал руку вожатой, пахнущую бинтами, спиртом и дождем, потому что бежала она следом за ним с аптечкой в руке. Она сжала руку на его плече сильнее, и Саман ключицей ощутил ее хватку.

– Мне очень жаль, – тихо произнесла она.

Наверху, за сломанным дорожным ограждением, послышались отдаленные звуки сирены.

Маленькие красно-синие огоньки на огромной скорости мчались сюда, к дорожной вывеске с названием лагеря. Ему не нужно было видеть эти огоньки. Мозг сам все дорисовал.

Глава 4

Было три часа ночи, Амалия Риттер проснулась от телефонного звонка. Она мгновенно забыла, что ей снилось, но музыкальный гудок казался частью сна. Все в голове было перемешано, поэтому она не до конца была уверена спала ли она вообще. Глаза она решила не открывать. Одной рукой она откинула свои темные волосы с лица, а другой на ощупь взяла мобильник с тумбочки.

Так и не открыв глаза, она вздохнула:

– Алло?

– Мисс «желтая пресса», это Мани Майер, пресс-секретарь губернатора. Бери ручку, пиши.

– Что? – Амалия включила светильник и уставилась на настенные часы. Тусклого оранжевого освещения было достаточно чтобы разглядеть время. Проспала она только два часа.

– Я говорю записывай, – серьезным голосом сказал Мани Майер. Амалия отметила, что его телефонный голос намного приятней чем тот, которым он обычно общается с журналистами во время пресс-конференций. – Цитата. Губернатор Томас Хофман призывает канцлера Стельзера к ответственности не только за воздушное вторжение на территорию Верхней Ластрии , а также за высокий поток преступников-мигрантов, представляющих угрозу общественной безопасности. Конец цитаты.

– Ты хоть знаешь который сейчас час?

– Так тебе нужна стоящая история или как? Ты записала?

– Да, да… Сейчас, – она схватила блокнот с ручкой, лежавшие на тумбочке у светильника и, выбравшись из под одеяла, села у края кровати. Ноги сразу же начали мерзнуть. – Можно хоть немного контекста? Каждый раз когда ты звонишь и подкидываешь заготовленные истории, ты делаешь вид, что я в курсе всех событий.

– Это твоя обязанность – быть в курсе всех событий.

– Ближе к делу, – Амалия щурилась на то, что записала в блокноте. Глаза слипались. – Не паясничай.

– Примерно час назад случилась авария. Четверо человек ехали отсюда, из Леванта, в Хаптон. За рулем был некий Саман Хуссейн, запомни это имя. Пассажиры – ластрийцы. Один из них погиб… Алло?

– Да, я слушаю, – она записывала так, чтобы утром все было легко разобрать.

– По вине иммигранта погиб ластрийский студент. Сам йеменец попал в Ластрию по приглашению Кристофа Стельзера в рамках программы помощи сиротам гражданской войны. Кабинет министров продолжает активно финансировать военные силы правительства Йемена в борьбе с повстанцами, – Амалия услышала звуки ветра и автомобильные сигналы. И стало ясно, что Мани Майер куда-то едет. – Видимо, нашему канцлеру жалко детей, чьи родители погибают по его вине. Так или иначе, смысл в том, что канцлер должен ответить почему приглашенные им мигранты нарушают законы нашей страны и убивают наших граждан. Остальное можешь додумать сама.

– Во-первых, он не убил нашего гражданина раз ты говоришь, что это авария. А во-вторых я не могу связать смерть человека с ошибками внешней политикой нашей страны. Это будет выглядеть как заказуха.

– Раньше тебе это не мешало.

– Раньше я просто писала хорошие статьи про Хофмана во время выборов. Редактор не пропустит статью, о которой ты просишь, – зевнув, Амалия подумала о том, как же сильно ей хочется спать и поправила слишком широкую, но такую удобную, футболку.

– Я сделал тебя. Ты сидела в старой тесной комнате одноэтажного дома с навеской «Буревестник», пока я не поговорил с твоим редактором, – ветер на том конце провода все еще бушевал. Видимо, Мани едет очень быстро. И очень далеко. – Так что не забывай кому ты должна. Я попрошу его включить твою статью в следующий выпуск. С этим проблем не будет.

Амалия положила блокнот на место и завернулась в одеяло, выключив светильник. Она хотела бросить трубку и улечься спать. Но любопытство перебороло усталость:

– Хорошо, но можно задать вопрос?

– Давай.

– Как ты узнал об аварии? И тем более о том, что он участник программы помощи сиротам гражданской войны, прибывший по приглашению канцлера?

– Как помощник губернатора я имею дело со многими людьми. И у меня есть связи не только в сфере журналистики.

– Твой губернатор наверняка спит, пока ты тут пашешь днем и ночью, – она закрыла глаза и легла поудобнее. – Ты всегда действуешь у него за спиной, продумывая все на несколько ходов наперед?

Ответа не последовало.

– Ладно, статья будет готова к концу следующей недели, когда я соберу больше информации об аварии. Спокойной ночи.

– Статья будет готова к концу этой недели. Ты едешь на место происшествия .

– Что? Сейчас? – Амалия была готова выть. «Может бросить все это дело?».

– Да, сейчас, – В телефонной трубке послышалась тихая музыка. Видимо, Мани включил радио. – Я уже подъехал к твоему дому. – Она услышала звук колес остановившихся на гравийной дороге. – Я с кем говорю? Мне вообще-то нужна Амалия Риттер – репортерша, которая заверила меня, что отдается работе с головой.

Она перевернулась на живот и накрыла одеялом всю голову:

– Дай мне двадцать минут.

– Десять.

В свете уличного фонаря, светившего в окно, она собрала чемодан с одеждой. Засунула в сумку лэптоп, флэшку, блокнот с ручкой, удостоверение журналиста и телефон. Перед выходом она посмотрела в зеркало, чтобы убедиться что выглядит как всегда хорошо. Она никогда не хотела быть журналистом, хотя мама всегда говорила: «Ты же женщина, пора привыкнуть делать то, что не хочется». Вот она и делает то, что не хочется в три часа ночи и с хронической усталостью. Она захлопнула за собой дверь и с чемоданом спустилась на три ступеньки. Холодный ветер заставил ее закутаться в плащ и подумать о том, не стоит ли вернуться в квартиру и сменить каблуки на ботинки.

– Привет! – Мани наполовину вышел из своей легковой машины под уличным фонарем и помахал своей рукой в кожаной перчатке.

Амалия отметила, что несмотря на то, что его костюмы всегда потертые, словно они достались ему от дедушки, машина у него дорогая. Также как и пальто с перчатками. Его твердый взгляд всегда вызывал у Амалии ассоциации с ее дядей Рольфом. Тот прослужил десять лет в какой-то частной военной компании, которая отправляла своих бойцов в нестабильные точки. Когда он вернулся, помимо появившихся шрамов по всему телу и лицу, у дяди Рольфа сильно изменился взгляд. Он был холодным, недоверчивым и таким, словно владелец этого взгляда видит тебя насквозь. Почему то Амалия считала, что у Мани Майера именно такой взгляд. Взгляд, который старит.

– Выглядишь усталой, – сказал Мани. Он осмотрелся по сторонам, перед тем как ехать на зеленый свет. Они проезжали на перекрестке у Музея современного искусства. – Надеюсь это не помешает тебе быстро написать статью. У нас не так много времени.

– Я знаю, – она прислонилась к окну, ей хотелось вернуться в страну Морфея, в которой она в последнее время бывала редко. – Я все сделаю.

– На поезде до Хаптона, тебе ехать полтора часа. Выспись.